Спартак - Рафаэло Джованьоли

Эта тысяча гладиаторов сражалась с необычайной храбростью, умирая не только без страха, но почти с радостью. В короткое время свыше четырехсот из них погибли, раненные в грудь. Чтобы спасти остальных от неизбежной гибели, вернувшиеся в лагерь гладиаторы устремились на вал и оттуда обрушили на римлян такой град камней и дротиков, что те вынуждены были отступить и прекратить сражение.

Тогда Ореот велел немедленно трубить отбой и, поспешно наведя порядок в своих легионах, сильно расстроенных жестоким боем, приказал форсированным маршем двигаться к Привернуму; он поздравлял себя с удачно осуществленной хитростью, которая помогла ему удержать Спартака вдали от Террацины и направить его на Формии.

Но не успел авангард римского войска пройти и двух миль по Аппиевой дороге, как появились пращники Спартака и бросились в атаку на левый фланг легионов Ореста.

Увидев это, Орест пал духом; тем не менее, остановив своя войска, он выстроил четыре легиона так, что два из них повернулись фронтом против Спартака, а остальные два - тылом к первым, они должны были отразить атаку Крикса, которому, как это понимал Орест, предстояло немедленно снова броситься на, него.

Действительно, как только пятый и шестой легионы гладиаторов завязали бой с римлянами. Крикс выстроил опять свои два легиона я с яростью обрушился на тыл римлян.

Кровопролитна и упорна была битва. Противники свирепо сражались без всякого преимущества на одной или другой стороне. Через полчаса к месту битвы подошли легионы Эномая. Окруженные с трех сторон, римляне начали подаваться и вскоре, сломав строй, бросились стремительно бежать по Аппиевой дороге по направлению к Привернуму.

Спартак приказал своим легионам преследовать римлян, не отставая от них ни на шаг. Он великолепно понимал, что это единственное средство парализовать действие неприятельской кавалерии, которая не могла атаковать рассыпавшихся в беспорядке гладиаторов, не опрокидывая бегущих римлян.

Последним явился на поле сражения корпус Граника, стоявший дальше других. Его приход довершил победу гладиаторов.

Побоище было страшное: свыше семи тысяч римлян пало убитыми и около четырех тысяч взято в плен.

Только кавалерия почти без потерь пробилась в Привернум, куда в течение ночи пришли остатки изнуренных, разбитых легионов.

Но и потери гладиаторов были очень велики. Победа стоила им более двух тысяч убитыми и столько же ранеными.

На рассвете, в то время как гладиаторы с почетом хоронили своих павших товарищей, претор Анфидий Орест, выйдя из Привернума, стремительно отступил с остатками своего войска в Норбу.

Несколько дней спустя Спартак собрал военный совет из начальников гладиаторов. Все единодушно признали абсолютно невозможным предпринять что-либо против Рима, где каждый гражданин был солдатом, и где поэтому против гладиаторов могло быть выдвинуто сто десять тысяч бойцов... На совете решили обойти Самниум, а потом Апулию и собрать там всех рабов, которые пожелали бы восстать против своих угнетателей.

Выполняя это решение, Спартак во главе своего войска без всяких препятствий проник через Бовианум в Самниум и отсюда небольшими дневными переходами направился в Апулию.

Известие о поражении претора Ореста и Фунди повергло в ужас римских граждан. Сенат собрался на секретное совещание и стал обсуждать вопрос, каким образом положить конец этому восстанию, которое, начавшись смехотворным бунтом, приняло теперь масштабы серьезной войны, запятнавшей позором римские войска.

Решение сенаторов осталось тайной. Стало только известным, что в ночь того дня, когда состоялось это совещание, консул Марк Терренций Варрон Лукулл в сопровождении немногих преданных слуг, без знаков отличия, без ликторов, под видом частного лица выехал верхом по Пренестинской дороге.

В это время Спартак со своим войском находился в лагере возле Венузии и занимался обучением двух новых легионов, так как свыше десяти тысяч рабов пришло за последние тридцать дней. Около полудня Спартаку доложили, что в лагерь прибыл, посол от Римского Сената.

- Клянусь молниями Юпитера! - воскликнул Спартак, в глазах которого сверкнул луч невыразимой радости. - Значит так низко пала гордость латинян, что римский Сенат не стыдится войти в переговоры с презренным гладиатором?!

И, накинув на себя обычный плащ темного цвета, он сел на скамейку, находившуюся у входа в его палатку, сказав декану:

- А теперь проводи сюда этого сенатского посла.

Посол пришел на преторий в сопровождении своих четырех слуг; всех пятерых вели гладиаторы; по обычаю, глаза у прибывших были завязаны.

- Ты на претории нашего лагеря перед нашим вождем, римлянин, - сказал декан тому, кто назвал себя послом.

- Привет тебе, Спартак! - сказал тотчас же внушительным и твердым голосом римлянин, посылая правой рукой полный достоинства приветственный жест по направлению к тому месту, где, по его предположению, находился Спартак.

- Привет и тебе! - ответил фракиец.

- Мне нужно с тобой поговорить с глазу на глаз, - прибавил посол.

- Хорошо, будем говорить наедине, - ответил Спартак.

И, обращаясь к декану и солдатам, приведшим пятерых римлян, сказал:

- Этих отведите в соседнюю палатку, снимите повязки с глаз и приготовьте им чем подкрепиться.

В то время как декан удалялся с гладиаторами и спутниками посла, Спартак снял с глаз римлянина повязку и сказал:

- Садись. Ты можешь смотреть на лагерь презренных и ничтожных гладиаторов и знакомиться с ним.

И он снова сел, не спуская испытующего взгляда с патриция, - что это был патриций, видно было по пурпурной полосе, окаймлявшей его тогу.

Это был человек лет пятидесяти, высокого роста, плотный, с седыми, коротко остриженными волосами, с благородными и выразительными чертами лица; осанка у него была полна величия и даже надменности. Получив возможность видеть, он тотчас же стал внимательно всматриваться в вождя гладиаторов.

- Садись же. Эта скамейка, конечно, не курульное кресло, к которому ты привык, но на ней тебе будет все же удобнее, чем на ногах.

- Благодарю тебя, Спартак, за твою любезность, - ответил патриций, садясь против гладиатора.

Затем он обратил взоры на огромнейший лагерь, видный целиком, как на ладони, с высоты, на которой находился преторий, и не мог удержаться от восклицания изумления и восхищения.

- Клянусь двенадцатью богами Согласия!., я никогда не видел подобного лагеря, кроме лагеря Кая Мария под Аквами Секстийскими!..

- Что ты! - с горькой иронией возразил Спартак. - Ведь то был римский лагерь, а мы - только подлые гладиаторы.

- Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой, поносить тебя или выслушивать поношения, - с достоинством сказал римлянин. - Оставь свою иронию, Спартак; я вполне искренне выразил свое восхищение.

Он снова долго смотрел вокруг глазами ветерана.

Затем, повернувшись к Спартаку, сказал:

- Клянусь Геркулесом, Спартак, ты рожден не для того, чтобы быть гладиатором!

- Ни я, ни шестьдесят тысяч несчастных, которых ты видишь в этом лагере, ни миллионы людей, которых вы поработили грубой силой, не были рождены для того, чтобы быть рабами себе подобных.

- Рабы были всегда, - возразил посол, качая головой с видом сожаления, - с того дня, как один человек поднял меч на другого. Человек человеку волк по природе и по характеру; поверь мне, Спартак, твоя мечта - мечта благородной души, но мечта неосуществимая; по законам человеческой природы всегда будут господа и слуги.

- Не всегда существовали эти несправедливые различия, - пылко воскликнул Спартак, - они появились с того дня, когда плодов земли не стало хватать для всех ее обитателей; с того дня, как человек, рожденный для земледелия, перестал возделывать почву своей родины и этим добывать себе пропитание; с того дня, как справедливость, жившая среди земледельцев, ушла с полей, бывших последним ее убежищем, и скрылась на Олимп, - вот когда возникли неумеренные аппетиты, безудержные желания, роскошь, кутежи, распри, войны и постыдные побоища!..

- Значит ты желаешь вернуть людей в их первобытное состояние?.. И ты думаешь, что будешь в силах сделать это? Если бы на твою сторону стал со всем своим могуществом римский Сенат, то и это не обеспечило бы тебе торжества задуманного тобой предприятия. Одни только боги могли бы изменить природу человека.

- Но, - сказал Спартак после нескольких минут молчания и раздумья, - разве необходимо, чтобы существовали рабы? Разве необходимо, чтобы победители забавлялись, аплодируя взаимному уничтожению несчастных гладиаторов? И разве эта жажда крови и свирепость, свойственные диким зверям, неразрывно связаны с природой человека и составляют необходимое условие его счастья? - Римлянин замолчал, услышав эти столь неумолимые вопросы, и склонил голову на грудь, погрузившись в глубокое размышление.

Первым нарушил молчание Спартак, спросил своего собеседника: