Мое проклятие - Алиса Ардова

Ужин.

Бездумное наблюдение за тем, как дрожит листва деревьев под легкими дуновениями вечернего ветра, как мерцают, переливаются дальние звезды на темнеющем небе, двигаясь вместе с креслом-качалкой. Вверх-вниз, вперед-назад.

И наконец сон — последняя точка в событиях бесконечно длинного дня, который я встретила с невероятным облегчением. Как оказалось, совершенно зря. Ночные грезы не принесли успокоения.

Нет, это было не тяжелое бредовое видение. Не очередное загадочное посещение затерянного храма. Но лучше уж кошмар. Лучше необъяснимый гнев странной богини, чем хрупкие тени, мучительные призраки счастливого прошлого…

Мы со Светкой на надувных матрасах. А вокруг — теплое южное море. Брызги и визги летят во все стороны. Старательно толкаемся, пытаясь перевернуть друг друга. И хохочем. Хохочем…

Наталья Владимировна мягко проводит по моим волосам рукой. Подкладывает на тарелку очередной, только что испеченный пирожок с вишней. «Вкусно?» Дружно восторженно мычим, не отрываясь от лакомства. А Светкина бабушка улыбается, ласково, открыто, и лучики-морщинки, бегущие к вискам, делают ее лицо очень привлекательным. Каким-то родным…

Света замирает перед зеркалом, придирчиво вглядываясь в отражение. Глаза ярко блестят. На щеках лихорадочный румянец. «Ох, Катька, он такой… такой!» — «Что, неужели, лучше всех твоих прошлых?» — «Никакого сравнения, Тема — самый-самый!» — «Смотри, не влюбись. Или уже?» — «Да ну тебя!» Смеемся…

Артем обнимает. Целует — нежно, головокружительно сладко. «Выйдешь за меня, Катюш?» Всматриваюсь в любимое лицо, киваю, не в силах произнести ни слова. Будущий муж принимает мой ответ и расплывается в счастливой улыбке…

Тепло и свет… Свет и тепло…

Тем более отрезвляющим стало пробуждение.

Проснулась я полностью разбитой, почти больной и поняла, что вставать совершенно не хочется. Есть, разговаривать, видеть кого бы то ни было. Ничего не хочется. Словно наконец-то настигло то самое состояние тупого безразличия, в котором и положено пребывать каждой порядочной, уважающей себя наиде.

Лиле с Нидой, как они ни старались, не удалось уговорить меня подняться. Девушки растерянно потоптались возле кровати и ушли ни с чем, чтобы — вполне ожидаемо — уступить место Кариффе. Старуха не стала ни причитать, ни уговаривать, ни топтаться. Окинула цепким взглядом и велела пригласить Гарарда.

Прибывшего «по тревоге» целителя я сразу же, с порога, уведомила, что ничего пить не стану, после чего потеряла к нему всякий интерес и отвернулась, до кончика носа закутавшись в одеяло. О чем мэтр с наставницей шептались в углу, даже не пыталась слушать. Главное — потом все исчезли, наконец-то оставив меня в покое.

С первой минуты в этом мире я словно шла по лезвию бритвы, не позволяя себе ни на мгновение расслабиться. Напряженно думала, лихорадочно что-то узнавала, прикидывала, как себя вести. И вот, кажется, наступил откат. Если бы я могла заплакать! Уверена, сразу стало бы легче. Но как раз это сделать было отчаянно трудно.

В родительской семье с детства приучали сдерживать негативные эмоции. «Незачем выносить свою постель на Невский проспект», — говаривала бабушка, коренная петербурженка. Больше я ни от кого подобной фразы не слышала. Недостойно воспитанного человека делать достоянием публики страх, гнев, ненависть, обиду, выворачивать душу наизнанку перед окружающими. Все твое должно остаться с тобой. В тебе. Поэтому сейчас я просто тихо лежала, тяжело сглатывая застрявший в горле сухой, колючий ком, а вместе с ним и сжигающие изнутри невыплаканные чувства.

Неужели я всю жизнь обманывала себя, и не было у меня никогда ни любви мужчины, ни дружбы женщины? Только иллюзии и ложь. Земля, Эргор — разницы нет, везде одно и то же. Зачем тогда жить? Зачем барахтаться, пытаясь выплыть в этой странной действительности? Если единственный человек, которому я здесь вроде бы нужна, и тот не готов принять такой как есть, во всем ищет подвох?

А потом вопреки всему — жизненным установкам, воспитанию, характеру — все-таки пришли слезы. Омывая душу и сердце, бурным потоком унося с собой обиды, невзгоды, сомнения прошедших дней. Исцеляя, успокаивая. Давая надежду. Делая, как ни странно, сильнее. До конца дня в спальне больше никто не появлялся. Так что у меня нашлось время поплакать, подумать, снова поплакать и еще раз обо всем поразмыслить.

Встала я к вечеру. Неторопливо оделась, умылась, заплела волосы в косу. И пошла на поиски Кариффы, выполняя первый пункт только что составленного плана.

Впрочем, долго наставницу искать не пришлось — она обнаружилась неподалеку. Во дворе. Надменно выпрямившись и недоверчиво поджав губы, старуха слушала сбивчивые бормотания в чем-то оправдывающихся Лилы и Ниды. Контраст между величественной, прямой как палка Кариффой и понурыми, склонившими головы служанками сразу бросался в глаза. Императрица в окружении подданных. Не иначе. Подумалось вдруг, что она выглядит именно так, как и должна настоящая высокородная сирра. Наида, жена — неважно. Правильная осанка, изысканные манеры, сдержанность. Всегда и во всем безупречна.

Взмахом руки отослав девушек прочь, женщина развернулась ко мне. Придирчиво осмотрела, усмехнулась удовлетворенно:

— Быстро ты пришла в себя, девочка. Впрочем, я и не сомневалась. Как и в том, что рано или поздно сорвешься. Удивляло, что так долго держишься. У меня, помню, истерика случилась через несколько дней после того, как отец договор купли-продажи подписал. Как только наставница любезно объяснила, какая судьба уготована наиде.

Оставив без комментариев старухины откровения, взяла со столика бокал с соком и пошла по дорожке вглубь садика, ни минуты не сомневаясь, что Кариффа отправится следом. Опустилась в одно из садовых кресел. Буркнула хмуро, не глядя на садившуюся напротив женщину:

— Савард знает?

— О твоей истерике? Нет.

— Докладывать будете?

— Если бы состояние затянулось, пришлось бы уведомить господина. А сейчас — нет никакой необходимости. Все укладывается в общепринятые представления о том, как должны вести себя наиды. Первое время перепады настроения часто случаются.

— Хорошо.

Допила сок, аккуратно поставила бокал и встретилась глазами с Кариффой. Некоторое время мы молча сверлили друг друга взглядами. Ни одна не хотела уступать.

— Хочешь спросить?..

— Надо поговорить!..

Начали вдруг и одновременно. Остановились. Улыбнулись, оценив ситуацию, чувствуя, как отступает ощутимо сгустившееся вокруг напряжение.

— Ты приняла решение, — спокойно констатировала наставница.