История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты - Сергей Нефедов

В центральных районах ремесла были развиты меньше, чем на Северо-Западе. Крупнейшим городом России была Москва. Великие князья придавали стольному городу первостепенное значение и (так же, как османские султаны) переселяли в столицу часть населения завоеванных городов.[1288] Сигизмунд Герберштейн сообщает, что по официальным данным в 1520 году в Москве было 41,5 тысячи дворов.[1289] Если считать по 5 человек на двор, то получится примерно 200 тысяч жителей, однако современные историки считают цифру Герберштейна завышенной и полагают, что население Москвы не превышало 100 тысяч.[1290] В Москве существовало много ремесленных слобод – Кожевники, Гончарная, Бронная; здесь был расположен Пушечный двор и работало много оружейников, производивших разнообразное воинское снаряжение.[1291] В целом, однако, о московском ремесле известно гораздо меньше, чем о ремесле Новгорода.

Другие города Руси много уступали в размерах не только Москве, но и Новгороду. В Нижнем Новгороде в конце XVI столетия насчитывалось около 2 тысяч дворов; это был центр торговли по волжскому пути; при Василии III здесь был построен каменный кремль. В Можайске и Старой Руссе было по 1,5 тысячи дворов и 7–8 тысяч жителей. Владимир, Суздаль, Тверь потеряли свое былое значение. Правда, появилось много новых небольших городов – в их числе Руза, Радонеж, Боровск, Серпухов, Кашира; общее число городов увеличилось за полвека с 96 до 160.[1292]

В целом можно сделать вывод, что имеющиеся данные о ценах и реальной заработной плате соответствуют теоретической динамике развития в период Сжатия. Эти данные показывают, что Сжатие, начавшееся в начале столетия на Северо-Западе, в середине столетия распространилось на центральные области. В соответствии с неомальтузианской теорией Сжатие вызвало развитие городов и ремесел, причем этот процесс в наибольшей степени затронул район раннего Сжатия – Северо-Запад, где сформировались большие ремесленные города. Для характеристики степени перенаселения Северо-Запада существенно, что рост этих городов к середине XVI века уже прекратился, а их население все чаще становилось жертвой голода и жестоких эпидемий.

5.8. Положение элиты и традиционалистская реакция

Как отмечалось выше, демографически-структурная теория изучает отдельно (и вместе с тем во взаимной связи) динамику населения, динамику элиты и динамику государства. Изучение динамики элиты предполагает рассмотрение материального и правового положения элитных групп, в частности, в отношении перераспределения ресурсов, исследование динамики их численности и доходов. Согласно теории, рост численности элиты должен был привести к дроблению поместий, ухудшению положения низших групп элиты, что вызывало усиление давления элиты на народ и государство, а также фрагментацию элиты и конфликты между различными элитными группами.

В первой половине XVI века великие князья стремились увеличить контингенты поместной конницы, и численность дворянства быстро росла. Однако в нашем распоряжении нет цифр, которые бы достоверно отражали численность дворянского сословия. Известно лишь, что в 1520-х годах на Оке ежегодно несло сторожевую службу 20 тысячное дворянское ополчение;[1293] отсюда можно предположить, что число дворян и детей боярских в это время было не менее 20 тысяч.

Ричард Ченслер оставил красноречивое описание тяжелой службы русских дворян, вынужденных ежегодно отправляться на границу. «Я думаю, что нет под солнцем людей, столь привычных к суровой жизни, как русские: никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более, чем на ярд… Наибольшая их защита от непогоды, это войлок, который он выставляет от ветра и непогоды, а если пойдет снег, то воин разгребает его, разводит огонь и ложится около него… Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой… Много ли нашлось среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы месяц?».[1294]

Эта тяжесть службы была связана с постоянной военной опасностью, исходившей из Великой Степи: кочевая конница сохраняла преимущество в мобильности, и все русское дворянство было вынуждено едва ли не круглый год стоять на заставах, чтобы предотвратить внезапный набег. Последствия прорыва татар могли быть катастрофическими: в 1521 году крымцы увели в рабство не менее 100 тысяч пленных (С. Герберштейн называет цифру в 800 тысяч[1295]). Втянутое в мировой рынок, Крымское ханство восстановило традиции причерноморской работорговли, и татары превратили Русскую равнину в огромное поле охоты на рабов. Противостоять этим набегам можно было лишь путем мобилизации военных сил России посредством расширения поместной системы.

Однако на Новгородчине, которая являлась главным районом поместного землевладения, ресурсы годных для поместных раздач земель были полностью исчерпаны. В 1500 году в Шелонской пятине поместные земли занимали 58 % пашни, а в 1540 году – 98 %; в Бежецкой пятине в 1544 году под поместья было занято 99 % пригодных земель.[1296] Вследствие нехватки земли поместья мельчали. Если в 1500 году только 22 % новгородских помещиков имели земли меньше 150 десятин, то в 1540 году – 39 %; доля владельцев поместий свыше 300 десятин уменьшилась с 48 % до 22 %.[1297] Таким образом, (в соответствии с прогнозом демографически-структурной теории) по мере численного роста элиты положение ее рядовых членов ухудшалось.

В центральных уездах большая часть земель принадлежала боярам и церкви, и это препятствовало распространению поместного землевладения. Как показывают данные по Тверскому уезду, вотчинникам (преимущественно боярам) принадлежало 36 % земель, церкви – 33 %, а помещикам – только 27 %. При этом бояре получали также и земли, предназначенные для поместной раздачи – причем забирали лучшие угодья сверх всяких норм.[1298]

Демографически-структурная теория утверждает, что рост численности элиты вызывает ее фракционирование и борьбу между различными фракциями. В российской элите XVI века имелось несколько фракций, причем наиболее высокое положение занимала старинная знать, удельные и служилые князья и бояре. Эта группа была хранителем удельных традиций, восходящих к Киевской Руси – и соответственно, решительным противником «протурецкого» самодержавия. Новая элитная группа, дворянство, занимала более низкое положение, и, в силу условий своего формирования, находилась на службе монархии.

Первое место среди московской знати занимали удельные князья, родственники великого князя. Василий II, Иван III, Василий III прилагали много сил, чтобы ликвидировать уделы, но перед смертью они раздавали новые уделы своим младшим сыновьям – и удельная система вновь возрождалась. После побед Ивана III над Литвой в число удельных князей вошли бывшие русско-литовские князья, перешедшие на московскую службу и сохранившие свои владения: князья Воротынские, Одоевские, Трубецкие. Удельные князья полновластно распоряжались в своих уделах, имели своих бояр и свое войско; к примеру, у князей Воротынских было несколько тысяч «боевых холопов».[1299] Литва и Польша были издавна объединены унией, и русско-литовские князья усвоили обычаи польских магнатов. Не привыкнув подчиняться кому бы то ни было, они часто устраивали мятежи и уходили со своими дружинами в Литву – как поступил Семен Бельский в 1539 году. Во времена Ивана Грозного эти князья составляли главную силу боярской оппозиции; они постоянно пытались отъехать в Литву и устраивали заговоры против царя.

Второе место в иерархии знатности занимали служилые князья, в их числе было много потомков владимиро-суздальских великих князей. В свое время эти князья добровольно подчинились Москве, и многие из них остались в своих городах на положении наместников. К XVI веку потомство Всеволода Большое Гнездо необычайно размножилось и насчитывало около двухсот князей, одних ярославских князей было больше восьмидесяти, и некоторые из них по своему положению были близки к удельным князьям. С давних времен служилые князья в силу тарханных грамот освобождались от всех налогов; Иван III пытался ликвидировать эти тарханы, но некоторые князья все-таки сохранили свои привилегии. «Княжата» закрепили за собой наместничьи должности и заправляли в городах, как в своих вотчинах. В отличие от волостелей, назначавшихся на год – другой, срок их кормлений был неопределенным; фактически кормления были пожизненными. Размеры наместнических кормов постоянно росли; в Новгороде уже в начале XVI века наместничий корм был в два раза больше «обежной дани», основного государственного налога.[1300] Боярская дума по большей части состояла из этих князей-наместников; эти удельные «державцы» кичились своей знатностью и постоянно вступали в местнические споры; по словам В. О. Ключевского, они намеревались, сидя в Боярской думе, править Русской землей, как некогда их отцы правили ею, сидя по уделам.[1301] Некоторые княжеские кланы настолько укоренились, что претендовали на наследственное думское представительство. Вдобавок князья и бояре обладали старинным «правом отъезда» в другое княжество, правом службы другому князю без потери вотчин. В условиях единой Руси отъехать можно было только в Литву, и «право отъезда» было правом на государственную измену.[1302]