История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты - Сергей Нефедов

Многие авторы[1359] отмечают, что идея приведения в порядок поместной системы никак не отражена в проекте Пересветова – он вообще ничего не говорил о помещиках и сипахи, предлагая содержать воинов на жалованье (как содержались янычары). Однако отсюда не вытекает (как считает А. Г. Бахтин[1360]), что Пересветов предлагал отказаться от поместной системы – просто «воинник» обошел стороной этот вопрос. Поместная система уже существовала, и Пересветов нигде не утверждал, что ее нужно упразднить; он предлагал завести новое стрелецкое войско не взамен, а в дополнение к поместному ополчению.

Один из наиболее настоятельных советов Пересветова – это выдвижение служилых людей по заслугам, а не по знатности. Штаден отмечал, что если воин был ранен в бою спереди, то он получал придачу к поместью, если же он был ранен в спину, то поместье убавляли.[1361] Однако боярское местничество не допускало назначения неродовитых служак на высокие посты; бояре издавна боролись между собой из-за «мест». В 1550 году царь отменил местничество в полках во время военных походов – но большего он сделать не смог. Частичная отмена местничества вызвала резкое недовольство знати. В тайной беседе с литовским послом боярин Ростовский жаловался: «Их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей…»[1362] Ростовский стал одним из организаторов заговора 1553 года. Одновременно с военными проводились и гражданские реформы. В июне 1550 года появился новый Судебник – новый свод законов. Основной целью введения новых законов было установление провозглашенной царем «великой правды». «Великая правда», то есть справедливость («адалет»), была главным тезисом Пересветова, но, как отмечалось выше, эта идея не принадлежала автору «Челобитной»; она высказывалась многими публицистами того времени. Более того, этой идее следовал Иван III при создании Судебника 1497 года – поэтому его внуку не пришлось много менять в старых законах. Как и предыдущий судебник, новый кодекс требовал от судей не брать взяток и быть внимательными к жалобщикам; на суде должны были присутствовать представители крестьян и посадских людей – староста, «лутчие люди» и «целовалники». Среди нововведений было установление конкретной ответственности за взяточничество и невнимание к жалобам. Было запрещено холопить детей боярских – это положение закона совпадало с проектом Пересветова. Для крестьян и посадских людей вводились разные штрафы за «безчестье» (т. е. за оскорбление) – соответственно 1 рубль и 5 рублей. Для дворян и детей боярских штраф устанавливался в зависимости от служебного положения; все это было отступлением от равенства всех перед судом, которое молчаливо устанавливал Судебник 1497 года. Еще одной уступкой знати звучало положение, по которому новые законы вводились «з государева докладу и со всех бояр приговору» – это было законодательное ограничение царской власти, боярское правление не прошло даром, и Иван IV (в отличие от его отца) поначалу не был самодержцем. Но с другой стороны, новый судебник аннулировал тарханные грамоты – податные иммунитеты знати и монастырей. Дела о разбое отнимались у наместников и передавались губным старостам – это был признак начавшегося упразднения наместничеств.[1363]

Современники в один голос свидетельствуют, что Иван IV искренне стремился утвердить на Руси правосудие и справедливость. Фоскарино говорит о том, что царь установил правосудие с помощью простых и мудрых законов.[1364] «Этот царь уменьшил неясности и неточности в законодательстве и судебных процедурах, – писал Д. Горсей, – введя наиболее простую и удобную форму письменных законов, понятных и обязательных для каждого, так что теперь любой мог вести дело без какого-либо помощника, а также оспаривать незаконные поборы в царском суде без отсрочки».[1365] «Законы жестоки для всех обидчиков», – кратко отзывается А. Дженкинсон.[1366] Писавший о взяточничестве русских приказных (и вообще не любивший Россию), Г. Штаден тем не менее отдает должное Ивану Грозному. «Он хотел искоренить неправду правителей и приказных страны… – свидетельствует Штаден. – Он хотел устроить так, чтобы правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов».[1367]

Одним из главных пунктов программы Пересветова была ликвидация наместничеств и сбор «кормов» в казну. Мероприятия в этом направлении проводились постепенно, начиная с 1550 года. В «приговоре» 1555 года царь снова, как на соборе семилетней давности, обвинял наместников в том, что они были для своих городов гонителями и разорителями; подобные выражения присутствуют и в некоторых грамотах, где добавляется: «…и потому мы, жалуючи хрестьянство… наместников и волостелей и праветчиков от городов и волостей отставили».[1368] По «приговору» наместники заменялись губными и земскими старостами, выбираемыми местным населением;[1369] губным старостам особо предписывалось, чтобы у них «насильства християном от силных людей не было».[1370] Корма, которые, прежде собирали наместники, теперь собирались в казну; именно за счет этих сборов «боярам», «вельможам» и «воинам» определялось жалование, о котором говорилось выше.[1371] «Приговор» был не законом немедленного действия, а скорее программой преобразований. Проведение губной реформы наталкивалось на сопротивление знати, не желавшей расставаться со своими кормлениями; поэтому реформа растянулась на десятилетия; в пограничных областях наместничества так и не были ликвидированы.[1372]

Необходимо отметить еще одну важную сторону губной реформы: она передавала судебную власть в руки выборных местных властей – то есть вводила местное самоуправление. Губные старосты выбирались обычно из числа отставных помещиков, а помощники старосты, «целовальники» – из числа крестьян. Таким же образом избирались старосты и целовальники «к денежному сбору» – волость сама собирала подати и отвозила их в Москву.[1373] На черных землях, где не было помещиков, самоуправление было чисто крестьянским, земским. На уровне волостей крестьянское самоуправление существовало и раньше, так что реформа лишь закрепляла старинный общинный порядок.[1374] Но на уровне городов и наместничеств самоуправление вводилось впервые. Псковская летопись отмечает, что в результате губной реформы «бысть крестьянам радость и льгота велика».[1375] Более того, крестьяне использовали оказавшуюся в их руках власть для наступления на вотчины – главным образом на монастыри. Сохранились свидетельства о том, что земские волостные суды отнимали у монастырей земли. «Над старцы и над слугами и над дворники чинят насильства великие…» – говорилось в одном из царских указов.[1376]

Пересветов пишет в «Сказании», что, отстранив наместников, Магмет-салтан «назначил судей» во все царство. Московские реформаторы не назначали судей, а предоставили право выбирать их общинам. Это решение как будто находится в противоречии с проектом Пересветова, но нужно вспомнить, что в Турции существовала и другая судебная система – на славянских землях самоуправляемые общины и округа сами выбирали своих старост («кнезов»), которые одновременно были и судьями.[1377] Вероятно, московские реформаторы предпочли образец более близкий православному славянскому миру.

Отмена наместничеств и сбор кормов в казну означали реформу налоговой системы. Эта реформа – также как установление служебных норм – упиралась в проблему измерения земель: служба и налоги шли с земли. В прежние времена землю клали в податные единицы, «сохи», в значительной мере произвольно – теперь был введена стандартная соха, зависевшая от качества земли. На служилых (поместных и вотчинных) землях в соху клали 1200 десятин «доброй», или 1500 десятин «середней», или 1800 десятин «худой» земли; на монастырских землях – соответственно 900, 1050 и 1200 десятин; на черных землях – 750, 900 и 1050 десятин.[1378] Был проведен кадастр, все поля были измерены и соответственно качеству земли поделены на «сохи»; каждой «сохе» был присвоен номер.[1379] Со всех «сох» полагались одинаковые государственные подати, которые крестьяне разверстывали между собой, соответственно размерам наделов (их, как и прежде, исчисляли в «вытях»). Поскольку размеры «сох» были разными, то обложение служилых земель составляло 62,5 %, а обложение монастырских земель – 83 % от обложения черных земель. За счет снижения обложения с поместных, вотчинных и монастырских земель государство позволяло служилым людям и церкви брать с крестьян свою долю дохода.