Матрица или триады Белого Лотоса - Всеволод Каринберг

7 ИЮНЯ.

Возвращаясь из города, нашел в кустах рядом с пасекой Баранова отрубленную голову собаки Баржика, а на пасеке - пацанов, притащивших свежеубитого оленя в дом. А у меня самого - целых два бидона солонины в кустах!

"Мы не ели собаку", - отворачивая глаза, говорит Баржик. Я ему не верю, - "Тогда где тело?".

Размокшая от дождей земля скользит под ногами тяжело нагруженных пацанов, дорога длинная утомила. Есаул хотел "втихую" сбросить в кусты тяжелые куски, но я пригрозил, что больше не пущу их к себе, и чтобы "все отнесли по домам, и никому в деревне не говорили про мясо с пасеки".

Баржику, оказывается, еще зимой менты отдали ружье. И пацаны на новой засидке рядом с пасекой застрелили оленуху, - и как сказал мне Дуглас, - "Кормящую, вымя сочилось молоком".

Дуглас обнаружил яму со шкурой, головой и кишками, разрытую медведем на солонце, который устроил Шапошников с пацанами еще ранней весной рядом с моей пасекой на оленьей тропе. Говорит: "Давай мясо сдадим в "Потребсоюз", как говядину по рублю". Мне он не поверил, когда я принес солонину из ручья, говорит: "Это - не то". - А я ему: "Мясо оленухи унесли пацаны в деревню".

Пришкандыбал хромой Шапошников, тоже требует "долю", пришлось отдать ему свой бидон с мясом. А чтобы не было греха, вытащил оставшуюся солонину из ручья, и спрятал в кустах подальше.

Я три безлунных ночи в сопках на дальнем солонце просидел на дереве, боясь пошевелиться, с ружьем наперевес и китайским фонариком в другой руке, слушая гуканье уссурийского филина и ночной треск кустов вокруг, ждал "пантача". Самец первой пропустил к куску каменной соли, вбитой в старый пень, самку и годовалого сайка. Что ж, олени половозрелы уже в три года, а "саек" - это тоже качественного мяса.

9 ИЮНЯ.

Беда не приходит одна.

На пасеке появились неизвестно как просочившиеся Шмаровоз и Золоторев, я был в доме, когда они вошли. Они приехали забрать с пасеки "ненужное" оборудование, за домом лежали металлические фермы, оставшиеся от Бурковского, "кремлевский мечтатель" собирался что-то строить. Я сказал, что ничего им не отдам, и попросил удалиться с пасеки, не мешать работать. Золоторев с наглой уголовной интонацией сказал: "Пойдем выйдем". Вышли за веранду, Золоторев было, начав разговор с того, что "с тобой будет, как с Бурковским", и "найдут тебя в лесу под корчами", вытащил нож и кинулся на меня. Я поймал его за руку, отвел удар, пропустив мимо, и сделав шаг ему за спину, аккуратно взял за талию, развернувшись на пяточке на полный оборот, придав нашей композиции достаточное ускорение, как учили в технике вольной борьбы, пустил его лицом в стену веранды. Раздался грохот, Золоторев ударился смачно в деревянные брусья, разбив в кровь лицо. С веранды выскочил испуганный Шмаровоз, ветврач, он же по совместительству парторг пчелосовхоза. "Я ничего не видел, я ничего не слышал!", - завопил он на весь лес. Я, перешагнув через лежащего наркомана, высвободив из его руки нож, засунул лезвие между камнями фундамента веранды, и ногой сломал его. "Пошли вон!", - сказал обоим.

Говорят, месяц Золоторев не появлялся в гаражах совхоза, у него страшно опухло лицо и губы, а глаза заплыли двумя сиреневыми блинами, как у "Вия".

22 ИЮНЯ.

Когда они носились по улице деревни на мопеде, обгоняя пыльный шлейф, он - выглядел гордым, она - в коротенькой юбочке, обняв его за талию, с пышным развевающимся жабо длинных волос, весело визжала позади. Подружка Степы из Тихоокеанского, и при том еще, дочка морского офицера высокого ранга. Есть маленькие девочки с ровненькими белыми зубками, готовые вцепиться ими вам в руку, если вы понравились им - одна такая холеная и беззаботная и досталась златокудрому Степе.

Степа ее нашел в бараках летнего трудового лагеря школьников, направленных на прополку свеклы на полях совхоза Центральный. Степа отвадил от нее приезжих пацанов на ночных танцах в лагере. Мопед свой он разбил совершенно о придорожный столб, да еще умудрился сломать ногу до бедра. Не выдержав амбулаторного лежания, он удрал с подругой на пасеку.

С ногой, закованной в гипс, подставив лестницу, он лезет на чердак омшаника, а она, как хвостик, за ним, заминая синее трико, безобразящее хорошенькую попку. Они, провозившись полночи под открытым чердаком на сеновале, в темноте спустились и пришли в дом, комары не давали жизни. Лето - это не весна или осень в тайге!

Никогда не думал, что девочка, с распущенными волосами окажется так неуместна в грубых декорациях таежной пасеки. Она, словно сошедшая с изысканных японских средневековых гравюр, изображающих юных девиц с "сямисэнами" в руках среди цветущих деревьев сакуры в тонких интерьерах обратной перспективы, - на пасеке, где нет воды, еды, а лес наполнен комарами и клубами злющей мошки.

"У них - любовь", - определил сразу Дуглас, пришедший из лагеря "бичей", засуетился, и тут же взял шефство над детьми. Степа приковылял на гипсовой ноге, закованной от пяточки до бедра, мужественно опираясь всю дорогу на верную подругу, - "мужику" не к лицу безобразный костыль. Из деревни они пришли с маленьким рюкзачком, в котором лежал обычный набор таежника: кусок сала, две головки лука, и буханка хлеба, - и они хотели остаться жить на пасеке все лето!

Здесь, и взрослая Марина была бы неуместна, как пышный павлин на замусоренном деревенском дворе, или телевизионные юмористы-дурашки в гарнизонной казарме.

Но появление юных любовников разрешило мои трудности, нужно было в город, а мыть за них посуду, ходить за водой и валежником, готовить на плите пищу, стирать измятые простыни - не хотелось. "Только не спите в моей постели", - напутствовал их.

Когда вернулся из Владивостока через четыре дня, детей на пасеке не было.

6 ИЮЛЯ.

Зацвела липа. У меня 143 пчелосемьи, из них - 63 двухкорпусных, пчелоотводки майские должны были быть оприходованы до 1 июля, и я должен был получить за них деньги, но Шрамковым это не было сделано.

10 ИЮЛЯ.

Приехал ветврач Шмаровоз с какими то мрачными мужиками на машине совхоза Центральное. Он держится за их спинами, и сказал, что у администрации недоверие ко мне и мой мед будут качать "своими" людьми. Я, якобы не справлюсь с 8 парнями из деревни, все лето проторчавшими на моей пасеке! Водитель, прошедший вместе с ними до навеса, достал папиросу из кармана и, закурив, отвернулся, словно все происходящее его не волнует. Это бывший пчеловод Серега, 3 года назад работавший на этой пасеке, отсидевший за "убийство по неосторожности" бывшего бригадира пчелосовхоза, два выстрела из дробовика в грудь! Он привез Шапошникова и трех малолетних пацанов, что жили на личной пасеки Баранова, один из них длинный двенадцатилетний сын Шапошникова. Шапошников прошелся по пасеке, и они, не обращая на меня внимания, составили акт, что нужно качать мед.

Я отказался качать напрыск, сказав им, что 11 июля должны прибыть мои люди на откачку меда, официально оформленные мной, еще по совету Дугласа, на что Шмаровоз, после ухода Шапошникова на свою пасеку заявил, - что я уволен, и он с мужиками будет качать сам. Шмаровоз увез Шапошникова на его пасеку, а пацанов оставил со мной.

Через 2 часа Шмаровоз опять приехал и объявил, что будет откачивать сам, т.к. я уволен "по собственному желанию" по моему заявлению от 9 июля и отстраняюсь от работы на пасеке. Я закрыл омшаник с инструментами на ключ, и пошел следом за ушедшей машиной ветврача.

Проходя мимо шофера, я услышал его тихие слова: "Закрой пасеку на ключ", и ответил - "Уже закрыл".

А на дороге к моей пасеки встретился "ждущий" событий и.о. Шрамков с Барановым и Ковалевым. Машины стояли рядом, и Шрамков заявил, что меня уже нет, и он везет Баранова для передачи ему моей пасеки, на что я ему ответил, что пусть только попробует сорвать замки. Ушел в Центральное за "своими" пацанами. Баржик, Степа, и Есаул обещали прийти, но не пришли.

11 ИЮЛЯ.

С утра шел затяжной дождь, приехали Шмаровоз, Баранов и Ковалев. Они привезли с собой бабу, председателя сельсовета Центрального с мужем, и при свидетелях потребовали, чтобы я передал пасеку Баранову, на что я ответил, что без приказа об увольнении, я этого не сделаю.

Я сидел в доме перед окном, с видом на пасеку. За пеленой дождя в беседке они ждали Шрамкова, работать они мне не мешали, в дом не лезли.

Злость, как змея обвившая душу, давила на грудь. Рядом со столом стояло ружье, а я выковыривал из гильз пыжи, ссыпал в миску дробь, добавлял пороху, и забивал в патроны жакан. Я тоже ждал Шрамкова, но тот не приехал.

12 ИЮЛЯ.

Воскресенье. Приехал Шрамков, бухгалтер Клупко, Баранов, Ковалев. Шрамков при мне написал приказ о моем увольнении по 33 статье, на это я сказал, что нет согласия профкома. Шрамков снова не рискнул срывать замки, написал акт, запрещающий мне качать мед, пересчитал всё на пасеке, и они уехали.

В Центральном я зашел в местный сельсовет, мне нужен был телефон для межрайонного разговора. В коридоре встретил женщину, председателя сельсовета Центрального, что приезжала на пасеку. Она, виновато улыбаясь, сказала, что не знала, для чего ее привозили на мою пасеку, и предоставила телефон и номер прокурора района.