Матрица или триады Белого Лотоса - Всеволод Каринберг

Поразительна способность человека грезить наяву, когда он, не замечая окружающего, строит фантастический мир, где направляет события по своему усмотрению, заставляет говорить знакомых ему людей со свойственными им интонациями и словами, но только то, что сам желает. Другое дело - забытье, когда истощеннее тело погружается в сладкую, снимающую с него груз жизни, а с сознания - повязку реальности, пропасть. Вот чуть проваливаешься, и снова открыл глаза. Ночная прохлада прошлась по телу, потрескивают дрова в печке, кругом напряженная глухая тишина, посапывает наша малочисленная экспедиция, затерявшаяся в дебрях "Уссурийской тайги". И снова проваливаешься. Уютно, отчужденно от мира начинают жить грезы, наливаясь почти осязаемой формой, живет как бы душа, и видят её глаза, чувствует запахи и звуки, чувствует даже забытую душевную атмосферу, эмоции начинают говорить, как наяву, от малейших движений души. Разум молчит, говорит сердце. Долгий путь оно проделало и вот перебирает прошлое, как будто сердце - это высший разум, не торопясь, всматривается в себя, помнит все, хранит и запах вечерних таежных дорог, с осевшей пылью, и черноту ночи в чужом городе, и ледяной серебристый туман над таежным ключом, текущим по разноцветной гальке, и гулкие своды леса, и переживает, как боль, всю сумму ощущений реального мира, полную в своей полноте, про нее не скажешь, что можно выразить словами или увидеть зрением.

Что хотел - всегда исполняется, а то, как хотел - никогда. Есть ландшафты и события, содержащие в себе тайну. Они открываются неожиданно, будто мы не сами к ним идем, а они движутся навстречу. События поворотные порой незначительны, иногда даже проходят мимо как простые впечатления. А когда мы переживаем потрясающие нас страсти, они не есть то, что изменяет нашу жизнь, это скорее выстрел, его грохот, а на спусковую скобу нажимают незаметно. События твои, это обязанность окружающего по отношению к тебе. И только через твою жизнь окружающий мир обретает для тебя законченность.

Чувство природы для городского человека - это не первозданное чувство, а скорее растерянность тела, когда тот вырывается из мира, в котором все знает, где за любым предметом и движением идут повседневные мысли, чувства и желания. И единственная не расплывающаяся мысль - это укрыться, убежать от реальности, - преобладает.

Почему познание сопряжено с большим страданием. Может дело в том, что надо оторваться от своего "я" и посмотреть на него со стороны. Никакой волей не заставишь себя сделать это, только когда "я" и твоя "воля" станут единым. А страдание легко снимает пелену "я". И тогда перед тобой проясняется причина, и причина складывается в знание. И вот твое "я" освобождено и теперь видит себя. Но возникает парадокс Достоевского, - "чрезмерность страдания приводит к безумию".

В Хабаровске я подолгу работал в Краевой библиотеке, читая все, и отчеты переселенческих и научных экспедиций, и работы по истории края. Интересовали меня закрытые тогда для общего каталога книги по новой немецкой философии и записки расследования о бегстве в Японию государственного преступника Бакунина, будущего отца анархизма, через российский порт-пункт Ольга, китайские тайные общества "Белого лотоса", так называемые "триады", в Уссурийском крае, а также даоские и буддийские трактаты.

Я засиживался допоздна в генеральном каталоге и высоких подвалах хранилища, куда надо спускаться по винтовой лестнице, сделанной из рельсов еще во времена строительства Великой Транссибирской магистрали. А над городом начался массовый лет поденки, она была везде: пелена над Амуром, на стенах из красного кирпича Краеведческого музея, выходящих на набережную домов. Деревья в плотном слое копошащихся насекомых, свет фонарей пробивается сквозь роящиеся хлопья. Что заставило их вдруг всех вместе это сделать. Общие природные факторы, некая общая программа. Так и человек рождается по заранее предрасположенному коду. Это пытался математически описать Любищев. Чижевский писал о переселении народов, об исторических катаклизмах, следующих за вспышками на солнце, что влияет на массовое сознание, на повседневные события.

На зимних каникулах, не желая ехать в Хабаровск, мне вдруг захотелось увидеть Питер, где я провел детские годы на Таврической и Литейном. И вот за 25 рублей по студенческому билету я приземлился в Пулково. Потом за 5 копеек добрался до центра на метро, отложил 5 копеек на обратную дорогу до аэропорта и вышел в темноту ночи. В кармане оставалось 50 копеек, чтобы прожить в городе три дня. По тротуарам таял грязный снег, шло потепление, моросил дождь. Над улицами протянулась сеть проводов, перечеркивая темнеющее небо во всех направлениях. Трамвай увез меня на Васильевский остров через Неву, район пустынный и мрачный. На 6 линии я сошел вслед девушки с большими сумками, помог ей донести их до студенческого общежития, в благодарность за что, она провела меня мимо вахтерши. В международном общежитии Ленинградского Университета я и провел ночи, а днем шатался по городу, наведывался в университетскую библиотеку, посещал музеи, где и увидел впервые китайские магические зеркала из бронзы. Питался я в столовке за Исаакиевским собором, где собирались малоимущие и бродяги, большая миска горохового супа там, вместе с бесплатным хлебом, стоила 8 копеек.

Нашел свой дом на Таврической, напротив сада, рядом с площадью Суворова, но он не произвел на меня никакого впечатления. Оставалось посетить только дом на Литейном, рядом с улицей Пестеля, где в прошлом была моя школа.

И вот я вошел под низкую арку с Литейного в колодец двора, где росли деревья, которые садили прутиками при мне много лет назад. Казавшийся в детстве громадным двор сузился до восприятия взрослого человека. Сильная гроза загнала меня в дом. Через подъезд по полутемной лестнице я поднялся на второй этаж, открыл дверь коридора, проходящего по периметру всего этажа, и вошел вовнутрь. Дверь за мной захлопнулась. Тусклый свет одинокой лампочки где-то вдалеке, неясные стены уходят туда. И вдруг запах детства, и скрип половых досок, как бы бросил меня в прошлое. Я облился холодным потом, словно мгновенно впал в детство, с его восприятием и нереализованным пока будущим. Уже не было запахов, звуков, света, и не было меня, а было только настоящее, которое парадоксальным образом было прошлым. Я слился с "Великим Проникновением", по словам Чжуан-цзы. Исчезло представление о времени, осталась реальность, в которой все возможно. Двое суток потом я спал без сновидений, и утро встречал сразу, и день не неволил, а освобождал к следующему дню.

Утро могло быть и под соснами Академгородка, и под отпотевшим брезентом казенного спального мешка в песках Кызыл-Кумов, и на верхотуре Алтая, и под Хехциром на пасеке, и на берегу таежной Аввакумовки, стремительно несущей свой поток в бухту Ольга, на нерест против течения реки идет упорная многочисленная сима.

Много позднее, в Сингапуре побывал я как-то в театре теней, который вырос из мистических обрядов, в прошлом целью своей ставивших влияние на ход событий.

Буддисты говорят о дхармическом устройстве мира. Дхармы как бы находятся в беспорядочном движении, возникают и исчезают из небытия. А это есть пространственно-временные события, состоящие из множества мельчайших случайных событий, влияющих в свою очередь на остальные события. Но при накладывании некоей готовой "матрицы" возникает гигантская предопределенность. Вот и зеркало отражает мельчайшие движения на уровне человеческого чувственного восприятия, как проекция в малазийском театре теней. Так и человеческое сознание является зеркалом, охватывающем все бытие. Калейдоскоп случайных факторов, имеющих физическую и психическую величину, возникающих из ничего, существующих мгновения, и исчезающих бесследно. Знания и предсказания будущего как бы выплывают из уже готовой "матрицы" пустого сознания.

Случайная выборка по одному из природных факторов, например листьев на лужайке по их длине приводит математически к определенной кривой распределения, что можно записать в виде "матрицы", отражающей размеры реальных листьев. Взяв множество факторов, просчитав множество реальности, мы найдем "матрицу" окружающего мира, предрасположенность, детерминированность событий и явлений. А, предположив, как в теории поля Ландау, единство "бытия", его универсальность, мы можем найти "матрицу", по которой действует это "бытие". Сознание в состоянии абсолютной реальности, позволяет ему понять, как чувственное управляется той "матрицей", что овладела освободившимся от забот сознанием. Предсказать будущее, значит, повлиять на него, поэтому у китайцев небожители с просветленным сознанием и могут изменять "матрицу бытия". В даоских трактатах Ле-цзи проходил сквозь камень, а Лао-цзы мог исчезать и мгновенно появляться в другом месте, единственное, что они не любили делать, это предсказывать будущее.