Матрица или триады Белого Лотоса - Всеволод Каринберг

Подходя к бухте Рудной, из-за последнего к ней, красного от окиси железа в нем, мыса, я еще издали заметил разбросанные по долине в густой траве серые бараки. Над одним вился печной дым, это была полевая кухня. Поселок встретил меня спокойно, как сказал рыжий кок, в домашних тапочках на босую ногу, колдующий у больших кастрюль и сковородок, профессионально пластая ножом кунжу и первые "концы", идущей на нерест горбуши, - все отдыхают. На ступнях у него татуировка "мои ноженьки устали". Прииск частный, и принадлежит начальнику "Гидростроя", зарегистрированного в Санкт-Петербурге, Верховскому. Сегодня приехал начальник геологической партии и выдал зарплату двадцати "бичам" ящиками с водкой. "Сегодня все отдыхают".

У одного из бараков стоит заглушенный вездеход, от него к нам направился чисто одетый трезвый парень, оказавшийся начальником прииска. С ним я прошел на берег моря к речке Золотой, где он показал начала Японских штолен у подножий сопок. Начавшаяся гроза, редкая в этих местах, заставила вернуться в геологический поселок.

Легкий дождь стучал по черным крышам бараков, крытых толью. Было тихо, бичи давно отобедали, даже кок с заплетающимся чуть языком. Начальник сказал рыжему, что завтра он, Рыжий, должен быть как стеклышко, трезвый, с утра на работу. Захватив с камбуза две кружки, две банки тушенки, хлеб и бутылку водки, позвал с собой, сказав, что я буду ночевать у него в домике, мне нечего делать в бараках.

В низеньком домике с покатыми полами, кроме двух кроватей, полочки с книгами и маленького столика с полевыми цветами в банке и транзисторным приемником, подключенным к двум автомобильным аккумуляторам, - пусто. Начальник включил приемник и разлил водку по кружкам. Транзистор трещал от разрядов молний, бивших где-то далеко в склоны вулканических сопок. И тут, я вдруг услышал, что в Санкт-Петербурге сегодня хоронят останки Государя Императора и Государыни Императрицы с Августейшими детьми, убитых в 1918 году в Екатеринбурге, родине Е.Б.Н.-а.

Засыпая, я все слушал геолога о его экспедиционной жизни, о Бодайбо, о Якутии, Магадане и Чукотке, о золоте и его работе, перемежающейся рассказом, как Татьяна Дьяченко с двумя вооруженными охранниками высаживалась с крейсера на Остров. А в центре моего внимания был огонек работающего приемника, продолжающего бормотать обо все еще идущей в Питере церемонии, о том, что ждут президента. А я все падаю и падаю в бездонную светящуюся черную точку, и никак не могу осознать абсолютную реальность происходящего.

- Знаешь, никто не предполагал, что бывает золото у вулканов, тем более рудное. Расплав выдавило сквозь базальтовые породы, в некоторых "карманах" до 1200 грамм на кубометр грунта, а если промышленная норма в 10 грамм, то остальное - серебро, платина и редкоземельные элементы, причем очень редкие в природе. Золото! Вот, на что воевала мировая держава, Япония.

Сон мой был словно грезы наяву. А снились мне какие-то катакомбы, толи в горе, толи под большим городом! И висящий в чистейшем воздухе подземелья крест Распятия с удивительно чистой иконой в перекрестии, в окладе из жемчуга и убранной невиданными по размеру обработанными изумрудами. Но поразительным было другое, - этот сон был "чужой"! На другого, светловолосого человека, смотрел лик с иконы-панагии, с казавшимися живыми глазами золотисто-зеленого цвета. Несмотря на некий схематизм облика, от него исходило какое-то абсолютное спокойствие и защищенность.

Фактически весь Остров необитаем для людей, особенно большая северная часть его. С колеи недавно пробитой дороги на Рудный прииск, изгибами гребней сопок идущей среди зарослей непроходимых бамбука с пожелтевшими краями жестких листьев, и темных елей, фигурно-вырезанных, как на японских гравюрах, со светлыми нежно-зелеными хвоинками по краям, открываются фантастические пейзажи гор в разрывах вечного тумана и облаков, во главе с заснеженным на вершине гигантом, двухкилометровым классическим вулканом Тятя, вздымающимся прямо из Океана.

На острове есть и тис с мягкой длинной хвоей, и цветущие деревья магнолий, и диморфанты, толстые колонны стволов которых усажены колючками, заплетенные лианами дикого винограда и актинидии. Когда над скалами висит серый туман и злой ветер рвет одежду, не приветливо и мрачно. Сочная яркая растительность сквозь постоянный туман вдруг проявляется, осветись она солнцем, в нереальных импрессионистских красках. Сразу вспыхивают лиловые ирисы на заболоченных низинах, где не может расти бамбук, и насыщенные желтые лилии-саранки на крутых береговых уступах скал.

Да и животные в красоте не уступают цветам, например, зеленые реликтовые голуби, больше похожие на круглых попугаев, взлетающие шумными стаями почти из-под ног.

Мелкие речки, водопады и ручьи везде, шум бегущей и падающей в море воды сопровождает повсеместно, как и карканье черных воронов, отдаваясь гулко в каменных распадках. Заметив наблюдающего, береговые вороны, разгуливающие в прибойной зоне, каркают по-разному в разных ситуациях, словно говорят что-то для смотрящих на них людей.

Лисы на Острове доверчивы и очень любопытны, особенно молодые, может быть правда потому, что с берега на скалы и осыпи не убежишь быстро. У озера Ильинского на Охотском, совершенно безлюдном берегу, я долго наблюдал лисичку на вершине мыса, освещенного закатом, которая среди цветов лежала долго в безопасности и неге, поправляя временами свой пушистый хвост, смотрела, как солнце садится за гористую Японию за проливом.

На Острове нет бродячих собак, они не живут без человека в природе Острова, не умеют ловить рыбу, а траву не научились есть, как медведи. А кто подъедает выбросившихся на берег китов?

Был на острове табун из двадцати одичавших японских "мустангов". Кочующие по территории Курильского заповедника, у вулкана Тятя, они были истреблены "на колбасу" очередной "Оксаной", временной директоршей заповедника, как не соответствующие дикой природе заповедника.

На Острове нет ядовитых змей и комаров, есть правда мелкая вредная муха-белоножка, хищник с острыми зубами.

Бобтейлы, эти местные симпатичные и ласковые короткохвостые кошки, похожие на маленьких рыжих, волосатых рысей, и лисицы, на которых никто не охотится в силу того, что нет сбыта шкур, не дают крысам и мышам захватить и контролировать территорию. Крысы - бич всех островов, кроме Курил.

Вместо человека на Острове медведь. Человек не конкурент медведю, он редко ест его мясо, то есть убивает, считается на Острове, что мясо медведя зараженное. Что однако, не делает медведя добрее к японским туристам. Со всей их утонченной в прошлом эстетикой, японцы из мегаполисов давно не понимают дикую природу, время от времени медведь заедает беспечных японцев.

От поселений японцев не осталась и следа, только искусно выложенные каменными бордюрами дороги к водопадам, чисто эстетическая черта выселенного с Курил народа. Там, где на Острове были узкие, но очень комфортабельные японские дороги по склонам крутых гор, сейчас медвежьи тропы, хорошие, набитые, среди зарослей бамбука.

Не знаю, как раньше, но если Япония изменилась безвозвратно в сторону мировой глобализации, нам это только предстоит, японцы ни с какого конца не могут претендовать на Острова, народная память умирает с ушедшими поколениями. Как Израиль не вернет Голландские Высоты Сирии, так Россия не вернет Японии -Кунашир. Итуруп японцы использовали как плацдарм для нападения на Гавайи и Алеутские острова, Парамушир - на Камчатку.

Навигации воздушной над Островом нет, хотя повсеместно встречаются разбившиеся вертолеты, - не работают навигационные приборы, говорят.

Птицы над морем сообща летают, упорядоченным строем. Европейский орел трансформировался на Острове в белоплечего орлана, до 2 метров в размахе крыльев. Здесь даже вороны подражают орланам, выхватывая сибирского тайменя из воды озера Валентины на лету лапками.

В конце концов, я нашел звуки, запахи и краски естественные, а природу, - живущую без участия человека. Ошибка наша, что мы ее приближаем к себе, фамильярничаем, антропомизируем, но она не такая, Матрица нас наказывает за наше невежество.

На обратном пути я возвращался морем. В проливе Лаперуза свирепствовал тайфун, и мы пошли на юг в сторону международного Сангарского пролива между Хоккайдо и Хонсю.

Корабль при полном штиле движется по изумрудной глубине океана. Из него встает нежно-зеленая полоска, она увеличивается и превращается в остров. В кильватерной волне неподвижно, как кажется, движутся вместе с ней дельфины под толщей прозрачной воды упорядоченным строем, синхронно выныривая иногда к поверхности океана. За островом возникает другая полоска, и еще и еще. Острова. Зелень в лазури неба и изумруде океана, остров приближается, видна полоска белого пляжа. Валы катят над песком и пенятся у пологого берега, за ним желтые прибрежные маки и цветущий красный шиповник, и густая зелень бамбука и леса. Курилы. Хабомаи. Пустынный и счастливый берег в окружении Великого Океана.