Воспитанница любви - Ольга Тартынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стельковский плакал, не стесняясь присутствия юной девушки. Вера почувствовала, что вот-вот тоже расплачется.
– Я прощаю вас, – жалобно произнесла она, подавая Стельковскому руку, к которой тот страстно припал губами.
– Больше мне ничего не надобно!
Он поднялся на ноги.
– Но мне пора. Командир весьма рискует, а я не хочу, чтобы еще кто-то пострадал из-за меня.
Стельковский уже было направился к выходу, но Вера воскликнула:
– Постойте!
Она сняла с себя образок, присланный некогда Марьей Степановной, надела его на шею разжалованному гусару, перекрестила беднягу:
– Храни вас Бог. Я буду молиться за вас.
Губы Стельковского дрогнули.
– Маменька убивается, ее жалко! – едва выговорил он. – Ну да на все воля Божья. Прощайте.
Вера сидела одна, молитвенно прижав к груди руки. Душа ее ныла, на глаза наворачивались слезы. Ей жаль было бедного гусара…
Глаша напомнила, что пора в театр. Выходя из дома, Вера отметила, что страдание за Стельковского не сбило ее расположения к роли, а, напротив, усилило. Растревоженная душа просила выхода, роль должна получиться. Уже заняв свое место в уборной (у нее теперь была отдельная комнатка) и собираясь с мыслями, Вера увидела в зеркале, как лихорадочно блестят ее глаза, как румяны щеки, как во всех чертах лица играет жизнь.
Принесли костюм. Юная актриса тщательно его осмотрела, памятуя о «сюрпризах», которые обожает Натали. Явился нанятый куафер и занялся прической Веры. Заглянул Антип Игнатьевич справиться, все ли идет ладно. Удовлетворившись увиденным, он удалился, но скоро появился вновь с хитроватой улыбкой:
– Дитя мое, к тебе важный гость. Дозволишь ли впустить?
Вера испугалась: неужто князь за ответом пожаловал? Она надеялась, что он придет после представления, теперь же было вовсе некстати.
– Я раздета, не убрана, – попыталась воспротивиться юная актриса.
Антип Игнатьевич махнул рукой:
– Вздор! – и скрылся за дверью.
Тут на пороге возник русый богатырь Прошкин. Вот уж кого Вера никак не полагала увидеть! Она смутилась, накинула на плечи платок. Прошкин же и вовсе заалелся и потупил глаза. В руках он держал богатую сафьяновую шкатулку, которую, поклонившись, протянул девушке:
– Вот-с! Подарочек от всей души-с! Давеча имел счастие лицезреть вас в уморительном водевиле. Знатно-с!
– Ох! – горестно вздохнула Вера, но шкатулку приняла.
Ей теперь частенько приходилось принимать подарки от богатых поклонников ее таланта. Открыв шкатулку, она задохнулась от восторга: прекрасная диадема, украшенная крупными бриллиантами, засияла разноцветными огоньками в ее руках.
– Егор Власьевич, – продолжила Вера с укором, – ну на что такие дорогие подарки? Разоритесь ведь.
– Помилуйте, Вера Федоровна, я разве шаромыжник какой? Хозяйствовать умею и торговать не в ущерб. А ради вашей-то красоты все к вашим ногам сложить готов. Да я к вам с поклоном от вашей матушки, Марьи Степановны, – вдруг вспомнил он.
– Как?! – Вера даже вскочила, вырвавшись из рук куафера, который вновь усадил ее на место. – Вы видели матушку? Что она? Больна? Здорова? Бедствует? Страдает? – Вера так взволновалась, что не в силах была усидеть на месте и дважды обожглась щипцами, которые держал в руках куафер.
Прошкин застенчиво улыбнулся и продолжил:
– Был у нее в гостях. Все об вас пеклась да горевала. Хотела со мной немедля сюда отправиться, чтобы своими глазами посмотреть, да не вполне здорова. Просила не хлопотать об ней, Акулина приглядывает-де. Вы не тревожьтесь, Вера Федоровна, я-то на что? Помогу завсегда, не дам пропасть вашей матушке. О сыночке дюже убивалась, думала, сгинул, так я утешил.
Вера почувствовала сильный укор совести. Так они с Сашкой и не навестили больную маменьку. Грех это, грех… Стараясь не вертеть головой и через зеркало глядя на Прошкина, Вера не в первый раз уж подумала, что с ним было бы надежно, спокойно. Словно подслушав ее мысли, Прошкин спросил, помявшись:
– Не надумали ль чего, Вера Федоровна? Я о моем давешнем предложении. Коли замуж не хотите, так, может, без венца? – Он снова покраснел и опустил голову.
«Ну вот, и он туда же, светлой души человек», – с горечью подумала Вера. Она выслала наконец куафера и сама взялась за щипцы. Купец же робко продолжил:
– Ни в чем отказа вам не будет, золотом осыплю. Пусть кто-нибудь хоть слово скажет, пожалеет. Да никто и не посмеет злословить, лишь бы вы согласны были…
Вере стало грустно. Она даже не рассердилась на Прошкина. Устало опустив руки, девушка тихо произнесла:
– Благодарю вас, Егор Власьевич, за подарок, но принять его я не могу. И условий ваших принять не могу. Надо ли говорить, сколь огорчительны и непристойны они. От вас я не ждала такого.
– Помилосердствуйте, матушка! И в мыслях не было обидеть! Такой уж я незадачливый уродился! Запали вы мне в душу, ничего не могу с собой поделать. Не лишайте надежды, примите подарок! – Он бухнулся на колени, протягивая Вере шкатулку.
– Что ж, я возьму, чтобы вас не обидеть, но впредь будьте ко мне уважительнее. Я актриса, но разве не человек?
Прошкин был готов провалиться сквозь землю.
– Простите, матушка!
– Полно, встаньте. Я ценю вашу дружбу, Егор Власьевич, и если решу прибегнуть к покровительству, то выберу только вас. А теперь ступайте, мне надобно приготовиться к роли.
Прошкин еще раз поклонился и послушно вышел. Более никто не беспокоил Веру до самого спектакля. На сцене она забыла обо всем. Антип Игнатьевич тоже был в ударе. Бедный мавр страдал и терзался ревностью столь натурально, что Вера услышала за кулисами женский сочувствующий голос кого-то из прислуги:
– Ишь, убивается-то как, сердешный!
А в самый решительный момент, когда Отелло обвинял Дездемону, из райка донесся крик:
– Она не виновата! Это Яго!
Антипу Игнатьевичу пришлось на этот момент сделаться глухим, а Вера едва удержалась, чтобы не поблагодарить растроганного зрителя за заступничество. Вера знала, где сидит князь. Она еще ранее высмотрела его через дырку в занавесе. Князь занимал губернаторскую ложу вместе с Фомой Львовичем. Свои монологи Вера обращала именно к этой ложе, она страстно желала, чтобы князь по достоинству оценил ее дар.
Все пережитое ею в последние месяцы выплеснулось наружу. Юная актриса чувствовала, что играет в последний раз, и отдавала себя роли без остатка, как в самом начале сего поприща. Рукоплесканиям не было конца. Выйдя на поклоны, Вера с улыбкой озирала зал. На сцену сыпались цветы, молодые люди яростно хлопали в ладоши. И вдруг сердце Веры застыло: она споткнулась о тяжелый, холодный взгляд Алексеева. Тот зло усмехнулся и направился к выходу. Чувство восторга от триумфа мгновенно улетучилось, душа заныла в тревожном предчувствии. Девушка метнула взгляд в сторону губернаторской ложи. Губернатор благосклонно улыбался, а князь едва заметно кивнул в знак одобрения.
