Заговор - Май Цзя

Но твой отец мне не поверил. Не поверил даже тогда, когда я показал ему тетрадку, куда записывал все, что он говорил во сне. Одним словом, он не поверил ни единому моему объяснению. Он решил, что я таким образом его успокаиваю, что я уступаю ему пальму первенства из уважения. Конечно, в это трудно было поверить, правда выглядела намного более выдуманной, чем ложь, человек, обладающий здравым смыслом, в такое не поверит. В последующие дни я пожалел о том, что не записал сонные слова твоего отца на магнитофон, ведь в таком случае не требовалось бы никаких объяснений. Записать на магнитофон проще простого, и отец твой так думал, он полагал, что если бы рассказанное мной действительно было, то я обязательно сделал бы магнитофонные записи. Но я не догадался. Ситуация поменялась, кто ж знал, что наступит тот день, когда мы будем уступать другу лавры победы? Но эта ситуация все же лучше той, когда люди пытаются присвоить заслуги другого. Вот скажи, разве нет?

Нет, дело было не таким простым.

Когда дело вышло на уровень организации, начальства, отправки материалов высшему руководству, оно постепенно стало все более и более запутанным. Просматривая документы, подготовленные для отправки наверх, твой отец заметил, что в самом ключевом месте нет моего имени, и сразу же внес необходимые изменения – свое имя обвел в кружок и зачеркнул, а затем вставил мое имя. Потом материалы просматривал я, увидев кружок вокруг имени твоего отца, я его стер, а свое имя замазал. Из-за этого начальство вызвало нас для разговора, мы опять начали вежливо отказываться от почестей в пользу другого, и тогда был сделан новый вариант документов. В этот раз там было написано, что благодарность объявляется нам обоим, и стояли оба имени – мое и твоего отца, имя твоего отца было впереди. Он, просматривая материалы, переставил порядок имен, свое поставил позади моего, а я снова, ни секунды не колеблясь, вычеркнул свое имя. Скорее всего, высшее руководство, глядя на мои такие решительные действия, посчитало, что твой отец так меня продвигает, потому что испытывает ко мне дружеские чувства и отеческие чувства учителя к ученику. Другими словами, хотя мы с твоим отцом одинаково просили друг за друга, у начальства были все основания верить, что моя просьба – истинная, а твоего отца – нет, что он просто ищет способ оказать мне благодеяние. По мнению организации, разве можно было идти на такое кумовство в получении высокой и славной награды? Ведь в этом случае народ заподозрит, что «товарищи наверху» нарушают служебные обязанности. Поэтому, хотя документы исправляли несколько раз, в итоге они вернулись в свое изначальное состояние – в ключевом месте моего имени в них не было.

У меня не было ощущения несправедливости или какой-то неудовлетворенности таким окончанием дела, не высказывал я и обиды. Я полагал, что оно решилось так, как и должно было, и искренне, от всего сердца радовался за твоего отца. Однако для твоего отца это стало тяжелым психологическим бременем. Ему все казалось, что он присвоил мою славу, украл ее, что он виноват передо мной. Поначалу он все пытался как-то изменить ситуацию, даже обращался к двум руководителям с просьбой пересмотреть приказ о награждении, чтобы разделить со мной славу. Но это легче сказать, чем сделать. Скажу попросту: если вышестоящее начальство признает, что в приказе ошибка, с этого момента они будут на ней настаивать, тем более они считают, что не совершают ошибок. Я не роптал, это лучшее доказательство того, что в приказе о награждении не было ошибки. И эта мысль, без сомнения, была правильной. А то, что правильно, должно выполняться, о нем следует рассказывать всем, прославляя и дальше. Поэтому слава, словно прилив, волна за волной обрушилась на твоего отца, словно ураган, пронеслась по всем подразделениям – высшим и низшим, она добралась до всех уголков, до которых могла долететь.

Вопреки ожиданиям, из-за этого паника в душе твоего отца нарастала. Можно сказать, что сначала его беспокойство было вызвано сочувствием ко мне, поэтому он всеми силами пытался загладить эту несправедливость. Однако потом в его беспокойстве произошли качественные изменения – он стал мрачен, храня в сердце тяжелую тайну, как будто у меня в руках была зацепка, и если вдруг я потеряю душевное равновесие, то расскажу все обстоятельства. Не стоит и говорить о том, что я поставил его в затруднительное положение, ведь тогда и он, и вышестоящее начальство станет посмешищем для всех. В итоге мы действительно перемудрили, твой отец со всех сторон считал себя низким человеком: по его мнению, он был в долгу передо мной, а также он боялся, что если правда выйдет наружу, то плохо будет всем. И хотя я приложил массу усилий и даже перед ним показательно сжег все свои записи о его словах, сказанных во сне (без сомнения, это было самое мощное оружие, которое и поставило его в такое трудное положение), но все равно не смог полностью излечить его от беспокойства и тревоги. Естественно, теоретически говоря, сожжение оригинала не означало, что где-то не хранится тайная копия, и что могли гарантировать мои устные заверения? Я не говорю, что твой отец настолько не доверял мне, просто он был твердо уверен, что вся эта ситуация нанесла мне серьезную обиду. А раз так, то, возможно, мои чувства к нему изменились, и я даже испытываю к нему вражду, и нас ждет «смертельная схватка», и все в таком духе. В итоге он всеми возможными способами стремился компенсировать мне моральный ущерб, постоянно пытался меня подбадривать, напоминал и даже умолял не упоминать о «том деле», «проглотить» его, чтобы оно переварилось у меня в животе. И даже перед смертью он так же настойчиво упрашивал меня.

Ну что тут еще скажешь? Наша честность и совесть сыграли отрицательную роль. Под воздействием совести все запуталось и пришло в смятение. Я искренне сожалею, что не записывал его слова во сне на магнитофон. Если вернуться в прошлое, знай я заранее, что все так получится, разве стал бы я отказываться от славы? Но, как я уже говорил, то было тогда, а сейчас уже все по-другому. В то время я действовал, руководствуясь уважением к фактам, а также своим уважением и любовью к твоему отцу. Почему я отказывался от почестей? Потому что я слишком уважал и любил его, мне было стыдно присваивать себе его заслуги. Кто же мог знать, как все обернется? И это тоже вызывает во мне чувство стыда.

Однако я должен сказать, что все это, абсолютно все натворили не мы с твоим отцом, а те недобрые и неискренние люди, уделявшие слишком большое внимание тому, что происходит «в миру». Иногда мне казалось, что для твоего отца взлом кодов был не так страшен, он больше боялся того, что лежит вне кодов. Так, он не мог вести нормальную, здоровую жизнь вне стены. Выйти из-за стены и дешифровать внешнюю жизнь, мысли людей, их слова и поступки – вот это было для него настоящее мучение, представляло трудность и вызывало беспокойство. А что касается настоящих кодов, то, как мне кажется, ни один не вызывал в нем чувства тревоги. Тебе ведь известно, что твой отец в итоге опять вернулся за красную стену. На самом деле он опять занялся дешифровкой, на сей раз это был код «Пустыня-2», другое его название «Жара», это запасной вариант для кода «Огонь». И, поскольку он был запасным вариантом, спустя практически двадцать лет после начала использования «Огня», в целом можно сказать, что от него почти полностью отказались. И даже если бы противник узнал, что мы взломали «Огонь», они все равно не стали бы его использовать. Потому что в то время они уже в ближайшем будущем собирались начать разрабатывать новый код «Солнечный свет 111». И в этой ситуации, если бы они узнали, что мы уже дешифровали «Огонь», и приняли бы решение сменить код, то не выбрали бы «Жару», потому что «Огонь» и «Жара» – коды одного поколения. И так как старший брат уже взломан, разве можно надеяться на то, что младший избежит той же участи? Таким образом, в то время практически отсутствовала возможность использования этого кода и ценность его взлома равнялась нулю. Но почему же твоего отца попросили все же взломать его? Говоря словами начальника Вана, для того чтобы найти ему дело, которым он мог бы заниматься. Ты и сам в курсе, в каком состоянии тогда был твой отец. Если бы так продолжалось и раньше, то его здоровье ухудшалось бы и в результате уже ничего было бы не исправить. Начальник Ван сказал мне, что он правда опасался, что болезнь твоего отца перейдет в стадию, когда ее уже нельзя будет вылечить. Поэтому он и придумал этот план – устроил его обратно на работу – взламывать «Жару». Целью этого было заставить твоего отца погрузиться с головой в процесс дешифровки, чтобы его не одолел демон болезни. Другими словами, в организации решили лечить его с помощью кодов, убрать вероятность приступов болезни, чтобы он мог в добром здравии встретить спокойную старость. Но человек предполагает, а Бог располагает. Кто мог предположить, что радость от взлома «Жары» вызовет у него сердечный приступ и заберет его жизнь? От возвращения твоего отца за стену до взлома «Жары» прошло всего сто с лишним дней. Естественно, такой скорости способствовал опыт уже проведенного ранее взлома «Огня», но, с другой стороны, это свидетельствовало о том, что твой отец – великий мастер дешифровки.