Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тебя, Борис, сажаю сперва инструктором столичного горкома комсомола. Буду жив — через три года определю инструктором горкома партии в Алма-Ате. А далее направлю служить партии в областном центре секретарём горкома Кустанайского.
Здоровье у дяди было крепкое и он как обещал, так и сделал. Через пять лет сел Борис Ильич Камалов в кабинет второго секретаря. В горкоме города Кустаная. Знал он мало, книжек так и не приучился читать, но руководил правильно. Согласно линии партии. Выучить линию одну — это ж не схему телевизора освоить и понять. А тут пришел к нему года три назад скромный бухгалтер Русанов от фабрики «Большевичка» с идеей, которую читатель уже знает. И понравилась ему идея, хотя партия не дозволяла вести частное производство.
— Для партии это, конечно, позор, — сказал Борис Ильич. — Но я-то в ней — пылинка незаметная. Потихоньку можно шить втихаря. На святом и всесоюзном советском строе не отразится наш скромный порыв — улучшить качество спецодежды.
Так и стал Камалов предводителем, подпольщиков «цеховиков». О чём никто не догадывался. Даже жена Наталья. А партии такую мелочь и не разглядеть было. Ей виделись в основном великие, глобальные дела. Целина, нефть, газ, Саяно-Шушенская ГЭС, космос и поворот рек в обратную сторону.
Шура пришел к нему как раз после того, как первый секретарь похвалил Камалова при всём коллективе горкома за строгое соблюдения устава и принципов марксизма-ленинизма. Аплодировали Первому на всякий случай стоя, поскольку никто из горкомовцев толком не вникал: что это такое — основы марксизма. А ленинизма тем более. Не семнадцатый же год. Сейчас уже не основы. Уже развитие их задумок всемирного значения. Малович вошел в городской комитет без допросов сторожевых вахтёров, что явно означало наличие в СССР демократии. Поздоровались Шура и Борис сдержанно, официально, как положено двум ответственным за народ и служение законам социализма представителям власти.
— Присаживайтесь, Александр Павлович, — ткнул Камалов пальцем в сторону стула напротив себя, по другую сторону большого стола с зелёным сукном поверх крышки и зелёной высокой настольной лампой на фигурной ножке. — Тему разговора нашего я заранее знаю. Поэтому и начнем не издалека, а прямо-таки с вашего желания.
Малович пришел в форме, с которой просто не успел снять все медали и ордена. Он сел, закинул ногу на ногу, фуражку аккуратно опустил кокардой вверх на сукно и причесал свой красивый волнистый волос перламутровой расчёской, вырезанной одним умельцем, который вышел из заключения и в знак уважения за аккуратное задержание и рекомендацию суду небольшого срока вырезал Шуре расчёску из большой морской раковины, и подарил в день советской милиции.
— Я думаю, что вам, Борис Ильич, надо ликвидировать все, созданные вами и работающие вопреки закону частные цеха, связанные со швейным производством спецодежды, — Александр Павлович произносил это тягуче, с акцентом почти на каждом слове. — Вы можете удивиться, что просьба эта идёт от сотрудника уголовного розыска.
— Да в общем-то я в курсе, что были нарушения, хотя мне докладывали, будто нет никаких проблем и качество товара нравится потребителям. Шьют действительно лучше, чем государственные фабрики. Но недавно мне Алексей Русанов доложил, что лично вы раскрыли десять убийств, которые были заказаны разными руководителями моего производства и исполнены бывшими уголовниками.
— Ну и зачем вам кипеть с ними в одном котле, Борис Ильич? Мы посадили многих. И заказчиков, и убийц. Но на допросах составлялись протоколы. Ваша фамилия в них отсутствует только по моей просьбе. Я знаю, что вы всего лишь организовали дело, помогали с расселением цехов да по ходу договаривались о сбыте товара и поисках дешевого сырья. Вы никого не убили, не заказали ни единого убийства. С точки зрения уголовного кодекса на вас нет вины. И я бы к вам не пришел. Если бы не одно обстоятельство.
Камалов тщательно делал вид, что он спокоен, поскольку перед законом чист.
— Да, — сказал он. Поднялся, походил минуту по ковровой дорожке и аккуратно сел, дёрнув брюки с острой стрелкой вверх, выше колен. — Я чувствую, что обстоятельство это для меня опасно. Вы имеете в виду деньги, которые мне собирали с цехов?
— Да я про них не знал бы, если бы один задержанный, не Русанов, не написал об этом в протоколе. Но это недоказуемо. В суд эти факты не попадут вообще. Расписок о получении вы не давали. Записей об этом нет ни у кого. Так что, эта тема нам не интересна.
— А чего мне опасаться? — тихо спросил Борис Ильич.
— Я хочу сегодня полностью закрыть дело подпольных швейников, — Малович нагнулся над зелёным сукном. — Но не уверен, что на суде оставшиеся пока на свободе участники производства, свидетели, а так же сами подсудимые не упомянут вас как родоначальника частного производства. Как организатора.
Тогда вами может заинтересоваться КГБ республики, которому сопротивляться — себе дороже будет. Организация теневого частного производства без прочих отягчающих — это уже статья.
Преступное нарушение закона. Преступление, проще говоря. У нас же нет частного производства и собственности. Вот уголовный кодекс. Открываем вот тут. Читаем.
«Статья 63-2. Организация или руководство преступной группой
либо преступным сообществом, участие в преступном сообществе.
Создание организованной преступной группы, руководство ею, а
равно участие в ней наказываются лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества.
Организация или руководство преступным сообществом, а равно
участие в нем — наказываются лишением свободы на срок от трех до десяти лет с конфискацией имущества.»
— Так ваша команда швейников и есть — преступное сообщество. А вы, получается, организатор. Ну и чего ради вы должны сесть лет на пять в лучшем случае? Или на десять с конфискацией?
Камалов задумался и
