Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Ты ушиблась, Лолотта?

— Нет, но ты очень быстро идешь.

Эрмин стало стыдно. Она осмотрела ногу девочки. На месте удара кожа была ссажена и напухла.

— Прости меня, пожалуйста. Я спешила и совсем забыла о тебе.

Остаток пути они прошли не торопясь. Пустые дома, к стенам которых уже подобралась растительность, с закрытыми, несмотря на тепло сентябрьского дня, окнами как будто ожидали возвращения своих хозяев, проживших здесь много лет. По крайней мере, так казалось самой Эрмин.

— Лолотта, как бы я хотела, чтобы ты увидела наш поселок! В первые дни осени здесь так красиво! Людей, конечно, мало, зато море цветов — сиреневых, фиолетовых, оранжевых, розовых, желтых. Листья кленов уже начали краснеть, значит, зима будет ранней. За лето все деревья в Валь-Жальбере еще немного подросли. Это месье Дюбюк распорядился их посадить. Местные жители называли его бумажным королем. Это было в те времена, когда фабрика работала день и ночь. Локомотив вагонами увозил в Роберваль бумажную массу.

— Я никогда не увижу этот поселок, — невесело отозвалась Шарлотта. — Лучше расскажи все это своей маме, когда она приедет.

— Не грусти, Лолотта! Прошу тебя, не надо, — попросила девушка. — Вспомни, совсем недавно я тосковала о матери, которой не помнила, а теперь счастлива. Или дело в другом?

— Ты будешь занята и не сможешь приходить ко мне. Если твоя мама поселится здесь, ты все время будешь с ней.

— Нет, Лолотта! Я не забываю своих друзей. Я хочу показать Валь-Жальбер маме и обещаю взять тебя с нами.

Наконец Эрмин и Шарлотта пришли на улицу Сент-Анн. Девушка нашла глазами дом, в котором скоро поселится Лора. Это было красивое здание, построенное специально для мастера, чтобы в случае необходимости он мог быстро прийти на расположенную неподалеку фабрику. В пустынных цехах давно уже стояла тишина, поэтому рокот водопада был хорошо слышен. Эта часть поселка была пустынна, что и неудивительно — оставшиеся жители Валь-Жальбера перебрались поближе к церкви, некоторые поселились вдоль главной дороги.

— Не знаю, понравится ли маме шум падающей воды, — вздохнула Эрмин.

— Мне нравится этот звук, — сказала Шарлотта.

Эрмин попыталась открыть дверь, но ни один ключ не подошел.

— Наверное, мэр ошибся! — Девушка даже расстроилась. — Лолотта, забирайся-ка ко мне на спину. Мне нужно бежать к монастырской школе. Но мы не пойдем по улице Сен-Жорж. Через сады будет быстрее!

Сумасшедшая гонка пришлась девочке по вкусу. Смеясь, она кричала: «Быстрее, Шинук! Еще быстрее!» Эрмин подражала лошадиному ржанию, подпрыгивала и мотала головой. Стоявшие на крыльце мадемуазель Алис и мэр заметили их издалека.

— Откуда ты прибежала, Эрмин? — удивился мэр. — Дом ведь совсем рядом!

— Улица Сент-Анн — это совсем не близко, месье! — задыхаясь, ответила девушка, ссаживая на землю Шарлотту. — Ключи не подходят. Видимо, вы ошиблись и дали мне не те.

— И о чем я только думал? — сокрушенно покачал головой мэр. — Забыл тебе сказать: мадам купила другой дом. Клерк, посланный твоей матерью, осмотрел дом на улице Сент-Анн и пришел к выводу, что в той части поселка слишком пустынно. К тому же там обрезано электричество. Поэтому выбор пал на прекрасный дом господина Лапуанта[49]. Он идеально подходит для такой изысканной дамы, как твоя мать.

Эрмин не верила своим ушам.

— Дом управляющего! — медленно проговорила она.

— Просто замечательно! Дом расположен в хорошем месте, — добавила мадемуазель Алис. — Твоя мама будет жить по соседству с Маруа и со мной. Ты работаешь в школе и сможешь навещать ее так часто, как тебе захочется. Что для тебя тридцать шагов, ведь ты бегаешь так же быстро, как твой Шинук!

Молодая учительница была очень хороша собой. Ее черные кудрявые волосы были коротко обрезаны, оставляя открытой изящную шею. Эта прическа придавала девушке несколько высокомерный вид. Однако характер у нее был мягкий, а сердце — доброе. Эрмин охотно сделала ее своей наперсницей. Алис с интересом выслушала ее рассказ о встрече с Лорой.

Мэр еще раз извинился и откланялся. Шарлотта выглядела обеспокоенной. Она тихонько потрепала Эрмин по руке.

— Скажи, Мимин, я действительно услышала нашу фамилию — Лапуант?

— Господин мэр говорил о других Лапуантах. Эту фамилию носил бывший управляющий фабрикой.

— В наших краях, Шарлотта, многие люди носят одну фамилию, — пояснила учительница. — Такие фамилии, как Лапуант, Бушар и Маруа, очень распространены. Можно, я пойду с вами и посмотрю на новый дом мадам Лоры?

Эрмин с радостью согласилась. Они втроем прошли под сенью кленов, вязов и сосен, окружавших очень красивый дом, чем-то похожий на монастырскую школу. На веранде мог запросто поместиться стол и несколько стульев, деревянные стены сохранили приятный золотистый оттенок.

— Сколько же сюда нужно мебели, — протянула девушка, впечатленная размерами будущего жилища своей матери. — И сколько штор! В доме не меньше дюжины окон!

На этот раз подошел первый же ключ из связки. Внутри дома было очень просторно. Пустые комнаты казались огромными.

— Для одного человека места слишком много, — высказала свое мнение мадемуазель Алис. — Думаю, твоей матери здесь понравится. Хотя было бы лучше, если бы она посмотрела на дом, прежде чем его покупать.

— Думаю, ей просто хотелось иметь дом в Валь-Жальбере, — сказала девушка. — Не важно какой. Знаете, Алис, для моей матери важнее всего быть вместе со мной.

Рядом с Эрмин, держась за ее руку, стояла Шарлотта. Девушка слишком разволновалась и потому забыла, что малышка не видит и ей нужно все подробно описывать.

— Пол скрипит, — заметила Шарлотта. — И немного скользит. А еще здесь странно пахнет, совсем как в классе.

— Ты права, — откликнулась учительница. — В доме прекрасный паркет, и его часто натирают воском.

Эрмин оставила девочку под присмотром мадемуазель Алис и поднялась на второй этаж. Там она увидела еще шесть комнат с безупречно окрашенными стенами.

«Этот дом содержался в образцовом порядке, — подумала она. — Наверное, кто-то приходил сюда убирать».

По ее подсчетам выходило, что управляющий уехал из поселка в конце 1926 года, то есть три с половиной года назад.

«Как он, наверное, сожалел об отъезде!» — сказала она себе, легкими шагами спускаясь но лестнице.

Алис успела открыть окна в гостиной. В саду ветви хрупкого куста с розовато-белыми розами танцевали на ветру. Шарлотта уловила легкий сладковатый аромат цветов.

— Мимин, я бы хотела подарить маме розы, — сказала девочка. — Можно мне сорвать несколько штук?

— Конечно, Лолотта! Я нарву тебе целый букет.

Ни ножа, ни ножниц у Эрмин с собой, конечно, не оказалось, поэтому пришлось управляться с помощью собственных ногтей. Внезапно она задумалась и тут же уколола палец. Мать Шарлотты слабела день ото дня. Она давно не вставала с кровати. Эрмин вспомнились слова песни «Белые розы». Она вздрогнула.

«Господи, защити эту несчастную женщину!» — взмолилась она про себя.

Через час Эрмин отвела девочку домой. На пороге сидел Онезим Лапуант и курил трубку.

— Как себя чувствует ваша мать? — спросила девушка.

— Как обычно, — ответил парень, вздыхая.

Эрмин зашла поздороваться с мадам Лапуант. Ее поразил контраст между красивым домом управляющего и мрачным, плохо убранным домом семьи Шарлотты. Сама же девочка была счастлива подарить маме (которую звали Аглая) цветы. Сев на краешек кровати, она рассказала ей, как провела день.

— Мы с Мимин играли в лошадку, она носила меня на спине. Она бежала быстро-быстро, а я держалась за ее шею. Еще учительница сказала, что в нашей стране много семей с фамилией Лапуант.

— Не знаю, как вас благодарить, мадемуазель, — сказала больная женщина. — Если бы я могла ходить, я бы сама ухаживала за моей девочкой. Она очень вас любит, вы это знаете?

— Я тоже ее очень люблю, мадам Аглая, — сказал Эрмин. — Могу я сделать что-нибудь и для вас?

— Дочка все время повторяет, что вы поете лучше всех на свете. Мне давно хочется послушать. Говорят, в поселке развешаны афиши, на которых написано: «Снежный соловей целое лето поет в Château Roberval». И «соловей» — это вы, так сказал мой сын. Да, Онезим?

Онезим пробормотал что-то невразумительное. Эрмин не могла отказать. Она отступила к середине комнаты и остановилась между заставленным грязной посудой столом и буфетом.

Девушка спела «Золотые хлеба». Она начала с довольно высокой поты, потом поднялась еще выше. Великолепные модуляции ее голоса звенели в убогом жилище, и тем, кто ее слушал, вдруг показалось, что стены дома раздвинулись и все пространство заполнило золотящееся под лучами солнца пшеничное поле. Слова «спящие долины» и «зеленый вереск» вызывали в памяти соответствующие картины природы. Растроганная до глубины души, Аглая Лапуант расплакалась.