Хмельницкий (Книга первая) - Иван Ле

Еще раз оглянулся. Ему хотелось спросить у юноши, кто он, из какого полка. А тот уже был далеко, заворачивал за угол улицы. Он сидел в седле, как заправский наездник, и издали казалось, что он составляет единое целое с конем, рыжая масть которого сливалась с малиновым кунтушом молодого казака.

Ладный хлопчина, атаманом, непременно атаманом быть ему! И каким атаманом!.. Какой огонь вспыхивал в его глазах, когда он рассказывал о чьих-то горьких жалобах, "об оскорбленных, униженных, осужденных"!.. А какое доверие и глубокая вера в разум казацких вожаков! "Выстроит казацкие полки, с воинскими почестями, салютуя, оглушит их залпами из пушек..." Да, оглушит залпами, мой мудрый юный советчик, еще и как оглушит!..

17

И снова в том же белоцерковском замке свирепый, словно загнанный в клетку зверь, метался старый гетман. Дубовые доски, рассохшиеся от жары, скрипели под его тяжелой поступью. После каждого шага его здоровой левой ноги раздавался то грубый, то, наоборот, писклявый скрип доски, и это еще больше раздражало старика. На скамьях, в тяжелых креслах, стоявших у окна, или просто опершись о стол, замерли в молчании недавно прибывшие сюда из Терехтемирова члены сеймовой комиссии.

Януш Острожский мрачно смотрел на ходившего по комнате Жолкевского, провожая его взглядом. Другой Януш - Заславский - также не спускал глаз со взбешенного гетмана, готовый в любой момент заискивающе ответить на вопрос властелина. Рядом с ним, на скамье, сидел боком, словно наказанный школьник, каменецкий староста Калиновский, углубившийся в свои думы. Только Ян Данилович по-домашнему расселся в тяжелом кресле и ни на кого не обращал внимания, кусая поочередно то правый, то левый кончик седеющих усов.

Наконец в коридоре раздались голоса джур и чьи-то четкие шаги. В зал быстро вошел раскрасневшийся от бешеной скачки поручик Конецпольский.

- Мое нижайшее почтение вельможному пану гетману! - еще в дверях произнес поручик. - Прошу извинения за досадное опоздание... Должен был бы мчаться следом за благородными панами, но это...

- Не стоит, пан поручик, тратить время на оправдания... - прервал его Жолкевский, при появлении Конецпольского остановившись, как вкопанный, посреди зала. - Я уже уведомлен о всех конклюзиях пана Сагайдачного. Жду лишь последних новостей от пана Станислава...

Конецпольский окинул взглядом зал, напоминавший ему поле неравного боя. Ему казалось, что на этом поле сражения только чигиринский староста Ян Данилович остался невредимым, даже без легкой контузии. Пан Заславский был похож на труп, рассеченный надвое тяжелой гетманской рукой. Князь Острожский хотя еще и сопротивлялся, однако жало отравленного оружия противника чем дальше, тем глубже въедалось в его тело, и оказывать сопротивление в дальнейшем сражении он уже был не в силах.

"Ну что же, - улыбаясь в усы, подумал энергичный Конецпольский, принимаю бой!.."

- Добавить что-нибудь к этим конклюзиям, как выражается вашмость вельможный пан гетман, я ничего не могу. Чудесный плацпарад вооруженных казацких сил! Десять тысяч жолнеров, вооруженных огнестрельным оружием, вашмость, как один человек, подчиняются воле Конашевича, выполняют великолепные парадные перестроения в степи! Это уже высокий уровень обучения вооруженного казачества! А громовые залпы артиллерийского салюта, а стройные в едином порыве возгласы "виват" в честь его величества короля, в честь вашей милости пана п-польного гетмана... Это, уважаемые панове, могущественная патриотическая д-демонстрация вооруженных сил, так необходимых Короне при ее затруднительном положении на границах, в ее великодержавном стремлении к расширению их...

- Обман! Обманул нас самборский шляхтич! Ослепил панов комиссаров! Члены сеймовой комиссии, усыпленные Конашевичем, перестали отстаивать государственные кондиции. Он усыпил и шляхетскую бдительность Станислава Конецпольского, на которого мы возлагали такие надежды!..

- Однако смилуйтесь, прошу, вашмость... Этого Конашевича я считал фа-аворитом вельможного пана гетмана. К тому же я есмь п-послан...

- А, да, да, прошу прощения... Пан Станислав получил от меня-совсем другое поручение в этом посольстве.

- Я с успехом выполнил его, в-ваша милость.

- Уверен в этом, поручик. Пан может все рассказать. Хорошо, хоть добились того, что окончательное соглашение с казаками уважаемые паны комиссары подпишут после одобрения сейма...

- Это был единственный наш козырь в такой неожиданно сложившейся ситуации, вельможный пан гетман, - еще раз попытался оправдаться Острожский. - Не могли же мы согласиться на установление наличного реестра, проше... Пан Сагайдачный, под гром артиллерийского салюта, предложил нам точные реестры казаков на десять тысяч... мол, берите, сокращайте, а на деле - вот они шагают все с ружьями, разрезают воздух залпами из жерл пушек...

- Хорошо, пан князь, хорошо. Вы меня почти убедили в том, что окончательно решить этот вопрос должен сейм... Кстати, недавно прибыл в Белую страж Короны на Украине Стефан Хмелевский. Думаю, что нам следует пригласить на это совещание и пана региментара. Прибыл он сюда с тысячей преданных Короне войск, хорошо вооруженных, не хуже казаков.

- Разумеется, разумеется, - согласились Калиновский и Заславский.

Данилович промолчал - он был все еще обижен на Хмелевского, памятуя о его защите казака, осужденного на казнь, во время охоты в Звенигородке.

Станислав Жолкевский тяжело кивнул головой джуре, стоявшему у дверей. В зале воцарилась тишина, отчетливо было слышно, как быстро удалялся джура, выполняя приказ, как вскоре раздались приближающиеся размеренные шаги. Снова открылась дверь, и в зал вошел прекрасно вооруженный региментар польских войск на Украине.

- Нам хотелось бы, пан региментар, проводить совещание вместе с вами. Прошу садиться. Паны комиссары, придя в восхищение при виде выстроенных паном Сагайдачным казаков, не добились сокращения реестра, не пришли к согласию и по другим статьям, направленным на усмирение мятежных хлопов... Пан региментар по моему указанию, вероятно, уже проинформирован моим джурой обо всем происходящем здесь. Но сейчас пан поручик должен передать нам не менее важные сообщения о других мерах по обеспечению безопасности Короны. Прошу слушать, панове...

- Благодарю, уважаемые панове комиссары, за внимание и доверие... А пан Петр, давно известно, любит военное дело не меньше, чем восточную веру. Еще бы не блеснуть ему вооруженными силами казачества, которое считает его не только своим военным командором, но и прелатом их церкви, - промолвил Хмелевский.

- Прошу, пан Станислав, начинайте, - приказал Жолкевский, дослушав региментара.

Хмелевский окинул взглядом зал, прошел в дальний уголок, где у стены стояла скамья, и сел, слегка кивнув головой надутому Даниловичу.

- Из всего п-плана гетмана мне было поручено исполнение лишь одного пункта, - начал Конецпольский, не торопясь, чтобы реже заикаться. - Я должен был привлечь для нашей тайной службы турецкого перебежчика, уважаемые панове... Как и предполагал егомость пан г-гетман, тот перебежчик прекрасно разговаривает по-польски, поскольку сам не настоящий турок, а грек, прошу, грек из Александрийской области. Его имя Селим, и магометанство принял, попав в неволю к туркам, будучи казаком. Раньше он бежал из Александрии, акклиматизировался за днепровскими Порогами, в свое время усвоил язык и обычаи казацкие. Получив соответствующие указания егомости, я-я сам отобрал пленного Селима у донских казаков, а потом предоставил ему полную свободу. Но, проше, только после того, как он поклялся Магометом преданно служить Короне. Я предупредил неверного, что в случае измены лишим его жизни...

- На каких кондициях, прошу, пан Станислав? - спросил гетман. - Клятва Магометом, данная троекратным изменником, не может служить полной гарантией, а жизнь кое-что стоит. Пожалуйста, продолжайте...

- Гарантия в нашем деле, проше панство, - чистая условность. А кондиции, прошу - это несущественные м-мелочи. Тамошний грек, именованный Селимом, полностью отдает себя в услужение его королевскому величеству. Он требует только одного, чтобы султанский двор, особенно Мухамед Гирей крымский, не сомневался в его верности.

- Корона должна выдать греку грамоту в этом или как? - спросил Жолкевский, улыбаясь в усы.

- Значительно проще, в-ваша милость. Тут целая история, но это уже дело самого грека. Пан Селим - не настоящий перебежчик...

- Еще одно предательство...

- Да, уважаемый пан Ян, еще одно и, вероятно, не последнее... Он не настоящий перебежчик, а лишь доверенное лицо Мухамеда Гирея, который руками Селима хочет уничтожить всю семью храбреца, победившего в поединке известного Ахмет-бея. Как известно, этот важный бей погиб где-то под Могилев-Днестровским, во время разгрома войск Мухамеда под Паволочью.

- Постой, постой, пан поручик... - перебил Жолкевский. - Ведь всем известно, что сын чигиринского подстаросты, юноша Хмельницкий, победил его в честном поединке.