Так кто же развалил Союз? - Олег Мороз

19 февраля Ельцин выступил с сенсационным заявлением, вызвавшим политическое землетрясение. Несмотря на все помехи, которые чинил Ельцину председатель Гостелерадио Кравченко, российский лидер прорвался-таки в телеэфир.

Его выступление имело форму интервью, которое вел телеведущий Сергей Ломакин. Вторым собеседником Ельцина был председатель ВГТРК Олег Попцов. Правда, участвовал он в разговоре довольно вяло. Непонятно было, зачем он вообще пришел на эту передачу. Основным оппонентом Ельцина, хотя и старательно скрывающим свою заинтересованность в содержании и исходе беседы, был, конечно, Ломакин. В начале разговора он расшаркался перед Ельциным, сказав, что сам-то он постарается быть предельно кратким, так чтобы дать главному участнику передачи возможность сказать все, что тот хочет сказать. На самом деле интервьюер, по-видимому, имел четкие инструкции от своего начальника Кравченко — в максимальной степени помешать Ельцину в его высказываниях. Следуя этим инструкциям, телеведущий с самого начала принялся задавать собеседнику неудобные, как он считал, вопросы, прерывал его, сам произносил длинные монологи. Вопросы были — о готовящейся Павловской ценовой реформе: как же так, вы ведь, Борис Николаевич, выступаете за рынок, но возражаете против повышения цен? Еще одна тема — вопросы, касающиеся армии: дескать, в одном случае Ельцин заявил, что Россия, возможно, будет создавать собственную армию, в другом — отрицал это: противоречие… Спрашивал телеведущий и о «войне законов» — когда, мол, она закончится, намекая при этом, что главные зачинщики этой «войны» — российский парламент, Ельцин?.. В общем, большую часть времени Ельцин вынужден был обороняться и разъяснять свою позицию, словно бы только за этим и приехал в Останкино. Лишь к концу передачи он получил возможность прочитать заранее подготовленное им заявление, то есть сделать то, ради чего, собственно, ему и понадобился телеэфир.

— Жить лучше мы не сможем при существующем Центре… — сказал Ельцин. — Не сможем при постоянной политике обмана народа Центром. Горбачев в первые два года работы после 1985 года вселил некоторую надежду во многих из нас. Фактически с этого момента началась его активная политика… я извиняюсь… но обмана людей. Давая обещания, он, надо полагать, не очень хорошо представлял, как выполнять эти обещания. Вселив надежду в людей, он стал действовать по другим законам. Особенно это проявилось в последнее время. Когда стало совершенно очевидно, что он хочет, сохраняя слово «перестройка», не перестраиваться по существу, а сохранить систему, сохранить жесткую, централизованную власть, не дать самостоятельности республикам, а России прежде всего. Здесь и проявилась его антинародная политика. Это денежные манипуляции, готовящееся беспрецедентное Павловское повышение цен, резкий крен вправо, использование армии против гражданского населения, кровь в межнациональных отношениях, крах в экономике, низкий уровень жизни людей и т. д. Вот вам результат шестилетней «перестройки». И в этом главное. Сегодня идет откат в обратном направлении, идет попытка реанимировать командно-административные методы, укрепить командно-административный Центр. При этом не проявляется никакого желания видеть процессы, происходящие в республиках. После избрания меня председателем Верховного Совета избиратели высказывали настойчивые требования идти на сотрудничество с руководством Центра. И, скажу откровенно, видит Бог, я сделал много попыток, несколько попыток, чтобы действительно сотрудничать. И мы несколько раз собирались и обсуждали по пять часов наши проблемы, но, к сожалению, результат после этого был одним…

Телеведущий пытается остановить Ельцина:

— Борис Николаевич, я вынужден вас прервать. У нас остается не так много времени… Поэтому, может быть, все же будем ориентироваться на финал…

Ельцин (не обращая внимания на телеведущего):

— Я считаю моей личной ошибкой излишнюю доверчивость к президенту. Судя по всему, Центр не даст республикам делать самостоятельных шагов. Тщательно анализируя события последних месяцев, я заявляю… Я предупреждал в 1987 году, что у Горбачева в характере есть стремление к абсолютизации личной власти. Он все это уже сделал и подвел страну к диктатуре, красиво называя это президентским правлением. Я отмежевываюсь от позиции и политики президента, выступаю за его немедленную отставку, передачу власти коллективному органу — Совету Федерации…

Это, конечно, главное, ради чего Ельцин и приехал в студию, что и должно было вызвать у всех колебание почвы под ногами.

Ломакин (снова пытаясь прервать Ельцина):

— Борис Николаевич…

Ельцин (опять не обращая на него внимания):

— Я верю в Россию и призываю вас, уважаемые сограждане, уважаемые россияне, верить в нашу Россию. Я сделал свой выбор, и каждый должен сделать свой выбор и определить свое место. Я хочу, чтобы вы меня услышали и поняли. Я такой выбор сделал, я с этой дороги не сверну. Нуждаюсь в вере и верю в поддержку народов России, в вашу поддержку и надеюсь на нее.

Ломакин:

— Борис Николаевич, я вынужден вас прервать, потому что у нас осталось совсем мало времени до конца прямого эфира…

Что ж тут теперь-то прерывать: Ельцин сам «прервался» — сказал все, что хотел сказать.

Разумеется, телеведущий не может оставить без ответа крамольную речь Ельцина. Иначе ему от начальства будет вздрючка. Хотя он, как мы видели, давно уже пытался прервать Ельцина за недостатком времени, все же оставил какое-то время и для своего ответа (в других случаях ведущие, следуя раздраженной команде режиссера, передаваемой в наушники, обрывают все на полуслове). Ломакин:

— Откровенно говоря, в общем, эта пессимистическая нота меня очень смущает, потому что это значит, что конфронтация между Центром и республикой, между вами и президентом страны будет продолжаться. И я сейчас делаю вывод, что, очевидно, это только усугубляет наше положение. И делаю вывод, что, к сожалению, это не ведет к стабилизации нашего общества, а может быть, даже приводит, увы, к расколу нации.

Тут г-н Ломакин, хотя этой репликой и страхует себя от возможных упреков своего начальства, вообще-то явно превышает свои полномочия телеведущего, решив, что имеет право комментировать, критиковать председателя российского парламента и даже обвинять его в дестабилизации политической обстановки и, более того, в стремлении «расколоть нацию».

Как бы то ни было, несмотря на чинимые помехи, Ельцин, повторяю, сумел сказать то, что хотел сказать. И сказанное им было равносильно взрыву.

Дочь Ельцина вспоминает, как начинался и как кончился для их семьи этот день:

«Я помню это выступление папы. Он уезжал в телецентр и сам не знал, состоится ли оно, дадут ли ему прямой эфир. Сказал, уезжая, напряженно и мрачно:

— Не знаю, они ничего мне не дадут сказать.

Как всегда, ни мама, ни мы с Леной понятия не имели, что он собирается сказать в этом телеинтервью, но то, что это должно было быть чем-то важным, главным, от чего зависит все будущее страны, Советского Союза (не России — так тогда не думалось и не мыслилось), такое ощущение у меня было.

Когда мы смотрели его выступление, я немного успокоилась. Слова были резкие, жесткие, но привычные. Но в конце, когда он вдруг сказал о своем требовании об отставке президента страны М.С.Горбачева… Сказать, что это был гром среди ясного неба — это ничего не сказать. Это было потрясение! Вообще-то, про это говорили на кухнях, на митингах, но никогда — по приглаженному, восторженному, поддерживающему перестройку, гласность и Горбачева телевидению. И вдруг по центральному телевидению папа произносит такие слова на всю страну. Было ощущение взрыва.

Поздно вечером он приехал усталый, измученный, но успокоенный. Как будто сделал что-то важное и нужное. Мы только лишь и смогли его спросить, а что завтра будет? А он ответил:

— Завтра будет интересно.

И пошел спать».

Назавтра действительно было «интересно». Реакция Центра на выступление Ельцина была немедленной и сокрушительной. «Назавтра», то есть уже на следующий день, 20 февраля, Ельцина подвергли публичной порке на заседании союзного Верховного Совета. «Российская газета»:

«Верховный Совет страны негодовал, требовал, взывал и обличал. Центральное телевидение, давно кормящее нас сухими выжимками с кремлевских заседаний, вдруг включилось на прямую трансляцию. Ораторы — тоже, наверное, чистейшая случайность — слово в слово повторяли изрядно затертые штампы из [коммунистических] газет «Правда» и «Советская Россия». В общем, шел не предусмотренный повесткой дня «реагаж» на выступление в телеэфире Бориса Ельцина».

Ельцина, естественно, поносили всякими словами, искажали смысл его высказываний, призывали «защитить президента», то бишь Горбачева, разоблачить «определенные деструктивные силы»…