Фанфан и Дюбарри - Бенджамин Рошфор

Летиция незадолго до этого как обычно ушла в лес, чтобы набрать каких-нибудь ягод, проверить силки и набрать воды из ручейка, журчавшего неподалеку в траве. Она никогда не уходила далеко, обычно Фанфан слышал, как она напевает. А напевала Летиция всегда.

— Так ты знаешь, что я думаю о тебе, ведь я пою только песни про любовь.

Фанфан вскочил: почему молчит Летиция? Собрался уже позвать её, но инстинкт подсказал не делать этого. Побежал к шалашу взять ружье. Уже углубившись в лес, услышал сдавленный крик. Мчась сквозь кусты, он стал кричать:

— Летиция! Летиция, я уже иду!

У ручейка он увидал Летицию, отчаянно отбивающуюся от двух мужчин, уже успевших сорвать с неё платье. Один зажал рукой ей рот, чтоб не могла кричать, другой, уже спустив штаны, держал за ноги…

Крик Фанфана их насторожил, и когда тот вылез из кустов, Летиция сумела вырваться и откатиться к его ногам.

Фанфан, держа обоих под прицелом, велел Летиции:

— Спрячься за меня! — И тут крикнул нападавшим: — Ни с места, или буду стрелять!

При этом сам Фанфан прекрасно знал, что блефует — по дороге успел убедиться, что от морского воздуха замок его ружья заржавел и перестал действовать.

Нападавшими были французские солдаты, — дезертировавшие вроде него, или сбежавшие прямо с поля боя. На них были ещё остатки формы, но лица уже заросли густой щетиной. У одного были светлые волосы и брови, другой почти что лыс.

— Смотри-ка, — сказал блондин, показывая на штаны Тюльпана. — Еще один французский герой!

У него был марсельский выговор.

— Ты что, её сторожишь? — спросил он с гадкой ухмылкой и с какой-то опасной уверенностью в себе, словно не замечая наведенного на него ружья. Фанфан вздрогнул: этот тип что-то задумал! Они вооружены? Да! Правда, ружья лежали метрах в трех от них на траве. Тут вмешался второй солдат. Он был чистокровный парижанин — говорил так, словно у него чирей на языке:

— Эй, не делай глупостей из-за этой цыганки!

И вдруг словно гром среди ясного неба — парижанин выхватил из-под куртки длинный кавалерийский пистолет и выстрелил!

Летиция вскрикнула от ужаса и зарыдала, Тюльпан вдруг ощутил боль, ужасную боль в левом плече! Кровь потекла по всей руке. Он отчаянно закричал:

— Летиция, беги! К лодке!

Потом услышал, как Летиция помчалась сквозь кусты, схватил ружье за ствол и одним ударом раздробил голый череп стрелка, который уже прыгнул к нему с ножом, чтобы добить. Но в следующий момент Фанфан ощутил удар головы марсельца по своему желудку, и удар этот переломил его пополам, ну а удар в шею окончательно свалил на землю. Потом Фанфан почувствовал, как марселец пинком башмака переворачивает его навзничь и увидел над собой его белобрысую голову с оскаленными зубами.

— Адью, Тюльпан! И распрощайся со своими яйцами. Я их тебе отрежу! Но сделаю это на глазах твоей цыганки! Люблю я такие штуки! Пойду займусь ей, — она наверняка не может грести так быстро, как я умею плавать, понял, говнюк! Ведь я — лучший пловец Старой гавани в Марселе!

Проехавшись острием ножа по фанфановой шее, марселец расхохотался, отвернулся и помчался к пляжу, чудовищно ругаясь на ходу.

Тюльпан оперся здоровой рукой о ствол ближайшего дерева, и кое-как сумел встать. Парижанин, валявшийся у его ног, давно уже отдал Богу душу. В глазах у Фанфана все плыло. Подняв раненную руку, словно пытаясь остановить кровотечение, он спотыкаясь побрел в сторону пляжа, дрожа от ужаса при мысли о том, что марселец и вправду мог оказаться отличным пловцом.

На пляже он прежде всего заметил лодку — та была на месте! Потом увидел марсельца, возвращавшегося назад вне себя от ярости. Схватив Фанфана за волосы, вывернул голову ему так грубо, что Фанфан подумал — шея переломится. Фанфан рухнул назад, а марселец заорал:

— Где она! Где! — и при этом пинал его раз за разом. — Если не скажешь, куда она спряталась, я тебя прикончу!

— Пошел ты к черту, — ответил Тюльпан. — Откуда мне знать? На Корсике места много, а?

Тот замолчал. Глаза Тюльпана заволокла багровая пелена, но он заметил, что марселец что-то замышляет, и только больше испугался.

— А-а, я придумал кое-что получше! — с кривой улыбкой сообщил ему марселец, похваляясь осенившей его идеей. — Ты сам её позовешь! Она где-то неподалеку и услышит!

— Ну и что дальше?

— Я спрячусь, а ты её позовешь — мол, опасность миновала, поскольку ты меня перехитрил, понял?

— Вот еще! Пошел ты!

И тут Фанфан получил такую оплеуху, что искры из глаз посыпались, в ушах зазвенело. Потом из носа потекла кровь.

— Летиция! — орал марселец. — Летиция, кошечка, вернись! Если ты через пять минут не вернешься, я твоему засранцу глотку перережу! — И, сложив руки раструбом, он стал орать это во все стороны.

Тюльпан вскочил так быстро, как смог, и пнул мерзавца в зад, но тот обернулся и ударил его в горло, так что Тюльпан, задохнувшись, снова рухнул наземь. Да, мерзавец умел драться!

— Вернись… а то я ему глотку перережу, — словно в страшном сне Тюльпан слышал его крик, и тут к нему вернулась ясность мысли и в ужасе он понял: "- Она вернется, но меня это не спасет, а этот негодяй её сначала изнасилует, потом убьет!"

И тут он увидел Летицию: та медленно выходила из лесу, правой рукой придерживая на груди разорванное платье.

— Хорошая девочка! — взревел от радости марселец, тоже заметивший Летицию. — Иди сюда, красавица, позабавимся!

— Беги! — кричал Фанфан. — Господи, ты что, не понимаешь!..

— Заткнись! — взбешенный негодяй грубо вдавил ногой его голову в песок.

Летиция боязливо приближалась, и не взирая на загар, было видно, как она бледна и вся тряслась от страха.

— Теперь я покажу твоему сопляку, как это делается! — развеселился марселец и уже начал вновь снимать штаны, на этот раз собираясь успешно завершить дело — но именно поэтому и не успел перехватить нож, который прятала Летиция под платьем и которым проткнула ему горло так быстро, что нож так и остался там торчать.

Марселец рухнул на колени. Зрелище было ужасающим: из его незагорелой шеи ударил кровавый водопад, в горле раздалось бульканье, глаза закатились. Потом он вдруг дугой согнулся вперед, — и умер в позе молящегося араба.

Тюльпан вырвал нож у него из шеи.

— Он нам ещё понадобится рыбу чистить! — сказал он, пытаясь пошутить. Здоровой рукой обнял Летицию за плечи и посильней прижал к себе. Та все ещё дрожала и не открывала глаз.

— Ты храбрая как настоящий мужчина, любовь моя! — сказал он тихо, впервые назвав её так.

— Я тебя так, так люблю! — вздохнула она, и тоже в первый раз сказала о любви.