Фанфан и Дюбарри - Бенджамин Рошфор

— Это фальшивые фунты, тайно отпечатанные секретности ради на Корсике. Их нужно было доставить во Францию. Теперь придется разорвать все на мелкие кусочки и поскорее выбросить все в воду. Я говорю — на мелкие клочки, иначе все останется на поверхности достаточно долго, чтобы заметил офицер со шлюпки! Счастье еще, что мы на левом борту, а они направляются к правому иначе оставалось бы только ждать, пока нас доставят в Лондон на допрос! В Лондоне меня сразу разоблачат — и конец!

Картуш уже начал рвать донесения шпионов и Летиция молча начала ему помогать, но Тюльпан сухо заявил:

— Это твоя проблема, Картуш! Не знаю, почему ты хочешь затащить и нас в это дерьмо!

— Потому, мой милый, что тут мало и троих, а у меня нет выбора!

— Я помогу тебе, раз ты мне спас жизнь, но, честно говоря, то, чем ты занимаешься — большое свинство!

— Знаю, — коротко бросил Картуш. — Ну, ладно, ты меня прости и ради Бога начинай рвать!

— Позволь уйти отсюда Летиции! Нечего ей делать в этой западне!

— У меня уже нет ключа! — возразил Картуш, остервенело раздирая на куски фунты, которые кидал в иллюминатор. — А если Летиция как следует сыграет свою роль, как я велел, то нечего бояться. Англичанам нравятся французы-дезертиры и те, кто помогает французам дезертировать!

— Да я вообще не хочу уходить отсюда! — улыбнулась Летиция. — Ведь я твоя жена, Тюльпан, и я должна повсюду следовать за тобой. И я хочу помочь Картушу, потому что без Картуша я уже была бы твоей вдовой!

Ну тут уж все трое расхохотались и заработали ещё отчаяннее, чтобы успеть изорвать в клочья все содержимое сундука. Они уже почти успели, когда на палубе загремели выстрелы. Донесся отдаленный крик, но удивительно, англичане на стрельбу не отвечали! Минутой позже в коридоре раздался топот и кто-то стал ломиться в дверь.

— Начальник! Начальник!

Это был Лепик.

— Они развернулись и гребут назад, к своему кораблю.

— Отлично! — воскликнул Картуш и сильным ударом ноги высадил дверь, которая едва не зашибла Лепика. Выскочив в коридор, Картуш столкнулся с капитаном Туаном, который мчался к ним, вне себя от ярости:

— Ах ты мерзавец, как тебе в голову пришло отдать приказ стрелять! Теперь никаких предупредительных выстрелов не будет! Они сейчас начнут огонь и все пойдем на дно!

— Заткни пасть! — ещё громче взревел Картуш. — И чем болтать, командуй поднимать паруса, мы сматываемся! Через полчаса стемнеет!

— Невозможно! Мы не успеем!

— Посмотрим, — заметил на это Картуш и вырвал из-за пояса пистолет.

И матросы увидели своего капитана с поднятыми руками.

— Галлуа! Вибер! — кричал Картуш. — Отправьте на корму это морское чучело! — И морякам: — Вы, шимпанзе, живо на реи! Поднять все паруса! Тот, кто не будет шевелиться как следует, живо пойдет рыб кормить, можете мне поверить!

И матросы помчались, несомненно расценив "шимпанзе" как комплимент и собираясь своей ловкостью дать сто очков вперед этим животным.

Тюльпан с Летицией, прижавшись друг к другу, испуганно глядели на фрегат. Шлюпка уже вернулась к нему, отплыла вокруг и исчезла из виду. Ночь приближалась это правда, но хватит ли им хода, чтобы успеть вновь спрятаться в тумане, маневрировать как надо и скрыться под покровом тьмы?

Тюльпан вежливо забрал подзорную трубу у капитана Туана, который теперь стоял, опершись спиной о фальшборт и, похоже, уже вверил свою душу Господу. Внимательно оглядев фрегат, Тюльпан сообщил:

— Орудийные порты открываются! Сколько у нас времени, пока они приготовятся к стрельбе?

— Только чтобы перевести дух! — ответил капитан. — Английские канониры — самые быстрые в мире! — И потом добавил: Но прежде должны подойти ближе. С такой дистанции все ядра угодят мимо.

— Так им придется маневрировать! А у нас будет время передохнуть! осклабился Картуш, все ещё приглядывая за матросами, метавшимися по реям.

Капитан взглянул на карманные часы. Тюльпан, Летиция, Лепик, Галлуа, Вибер — все не отрывали глаз от английского корабля, который уже начинал свой маневр, только пока очень медленно, как слепой мастодонт, который начинал разгон, чтоб растоптать их.

— Ветер, по счастью, слишком слабый! — обрадовался Картуш.

— Для нас тоже! — процедил сквозь зубы капитан Туан.

— Что? Что вы там бормочете?

— Что для англичан и для французов ветер один и тот же, как бы не задевало это вашего патриотизма!

Капитан снова взглянул на часы.

В убийственном напряжении прошла четверть часа, и все испытывающе поглядывали на паруса брига, постепенно ловившие ветер, и на фрегат, который уже приблизился на расстояние прямого выстрела и мог начать маневр, чтоб развернуться против них бортом с пятнадцатью орудиями.

— "Внидиктив" — "Мстительный"! — прочла Летиция, которой Фанфан одолжил подзорную трубу. — Да, его мы запомним! — Прижавшись к Фанфану, доверчиво обняла его за пояс и сказала: — Но ты меня хоть раз по-настоящему поцелуешь?

— Хоть десять! — заявил он и так и сделал, ведь сердце у него разрывалось от любви и ужасной тревоги.

— Летиция!

— Да?

— Тебе не страшно?

Она улыбнулась.

— Но ты же рядом. А тебе не страшно?

— Но ты же со мной! — ответил Фанфан, и глаза его вдруг наполнились слезами — он представил прелестный маленький домик среди деревьев — такой, какой он видел когда-то под Бордо, — вот он возвращается из города, где работает на Баттендье, на пороге появляется Летиция, озаренная золотистыми лучами заката, вот она бежит к нему, он подсаживает её к себе на коня, и целует, сколько хватает дыхания, а потом они со всех ног спешат в дом, чтоб там любить друг друга. Боже, неужели этого не будет? Эта мирная жизнь с обожаемой женой — прекраснейшей, отважной, сладчайшей и милейшей — неужели это только сон, которому суждено погибнуть под копытами четырех всадников Апокалипсиса?

Тут Фанфан впервые заметил, как хрупка Летиция и как она юна, и сердце его ещё сильнее сжалось в тревоге. От Картуша он узнал, какой ценой хотела спасти его Летиция, и сказал себе, — всей его жизни мало, чтобы доказать ей свою благодарность и восхищение, но теперь, задумавшись о будущем, он прекрасно понимал — все пропало, если им не удастся спастись.

— Фанфан, если я умру…

— Молчи! — оборвал он.

— Фанфан, если я умру, забудь меня! — повторила она и расплакалась, бросилась ему на шею, осыпала поцелуями и рыдала: — О нет, не забывай меня, не забывай!

— Если умрешь, — сказал он тихо, — умру и я!

— О да! — в её расплаканных глазах вдруг появилась чистая детская улыбка. — Умри, и я умру с тобой! И от твоей Летиции останется лишь дым!