По образу и подобию (СИ) - Мария Шмидт

Зато теперь Оля знала, где находится Ленинград, и как до него можно доехать.

Все вокруг готовились к большому местному празднику, наступлению нового года. В Аримании новый год празднуют позже, но готовятся к нему так же заранее. Девочки из ее комнаты по вечерам красили бумагу и потом клеили из нее украшения на елку, Оля тоже склеила бумажный фонарик, получилось неплохо. А для себя решила, что если мама не может приехать, значит, надо ехать самой. И было бы совершенно здорово открыть двери и войти в свою квартиру на праздник. Мама сразу обрадуется. Может быть, вернулся и папа, и он тоже обрадуется. Теперь Оля не могла думать ни о чем другом, как об этой поездке.

— Вера Кирилловна, я сегодня с классом ходила в кино, сказку показывали. Там один дядечка сказал, что больше отца с матерью надо любить родную землю.

— Так оно и есть, Олечка, — улыбнулась Вера Кирилловна.

Она уже проверила Олино домашнее задание и теперь накрывала на стол. Перед тем, как возвращать в детский дом, она всегда кормила Олю ужином.

— Тогда почему вы здесь живете, а не в Ленинграде?

Вера Кирилловна задумалась. Она молча нарезала хлеб, разлила горячий суп по тарелкам.

— Садись, Олечка, сегодня супчик очень вкусный получился, из тушенки, да еще с домашней лапшой.

— И все-таки, Вера Кирилловна? — Оле очень хотелось услышать ответ на свой вопрос.

— Не знаю, милая. Там все теперь другое, другие люди. Дома нашего нет, что-то новое построят. Да и родных никого нет. А здесь я уже прижилась, работа, знакомые.

Раньше родных у Веры Кирилловны было много, это Оля знала. Над кроватью учительницы висело несколько фотокарточек, она часто на них смотрела. Вера Кирилловна говорила, что так легче, будто они все живые и рядом с нею. А одна фотография даже стояла на комоде. На ней был сын Веры Кирилловны.

— Да ты ешь, давай, скоро идти уже пора.

Оля послушно хлебала вкусный суп, но все же у нее сегодня было очень много вопросов.

— Вера Кирилловна, а это правда, что если бы вы не стали со мной заниматься, меня бы в больницу отправили?

— Кто тебе такое сказал? — Вера Кирилловна нахмурилась.

— Да в классе болтают. А что там в этой больнице?

— Ничего хорошего, Олечка. Ты хлебушек бери, кушай.

Оля потянулась за хлебом и с удовольствием откусила кусочек воздушной выпечки. Было очень странно, что Вера Кирилловна так бережно брала в руки фотографию, а сама не ехала к сыну, и даже не интересовалась, как он. В один день Оля тоже взяла его карточку и отчетливо увидела этого человека сидящим на стуле у зарешеченного окна. Войдя в комнату, Вера Кирилловна немного рассердилась и попросила никогда не трогать ее вещи. Тогда Оля вернула карточку на место, решив в другое время расспросить подробнее. Но теперь она собиралась уезжать, значит, это время пришло.

— Если в больнице ничего хорошего, получается, вашему сыну сейчас плохо?

Рука Веры Кирилловны дрогнула, она положила ложку.

— Да что на тебя сегодня такое нашло, Олечка? Что за вопросы?

Оле стало неловко. И правда, зачем она огорчает учительницу?

— Простите, просто подумалось.

— Мой сын погиб, Олечка, — тихо проговорила Вера Кирилловна.

— Нет, он сейчас в больнице, я видела.

— В какой больнице? Не говори глупостей.

Хоть учительница и начала сердиться, Оля решила настоять на своем.

— Вера Кирилловна, это не глупости. Помните, я без спроса вязла его карточку? Тогда я увидела вашего сына в больнице, только я не знаю, как это получилось. Он сидел у окна. И рядом были другие люди.

Вера Кирилловна сильно занервничала.

— Господи милосердный, неужели… А почему же ты мне сразу ничего не сказала?… Но… — Вера Кирилловна подскочила, схватила с комода фотографию и сунула ее в руки Оле.

— Деточка, скажи, ты еще это видишь? Ты что-то видишь?

Оля посмотрела на лицо мужчины на фотографии и снова увидела ту же больничную палату.

— Он в палате, из которой почти не выходит. Он ничего не помнит. В этой комнате живут несколько человек, здесь почти как у нас в детском доме, только все взрослые. На окнах решетки, я сначала даже думала, что это тоже детский дом, но потом поняла, что нет. Такое называется больницей, здесь лечат больных. Ваш сын тоже болен, у него голова плохо соображает. Это потому, что его сильно ударило по голове. Но это пройдет. Ему просто надо увидеть кого-то из его прошлой жизни, он сразу все вспомнит. Мне так кажется.

— Господь милосердный, пусть так и будет, — со слезами прошептала Вера Кирилловна.

Она крепко сжала Олины руки.

— Умоляю, скажи, где он?

Но на этот вопрос Оля не могла ответить. Только учительница уже не отступалась. В дело пошел даже старенький атлас. Глядя на названия городов, Оля ткнула пальцем в тот, что показался ей подходящим.

— Ты уверена? Скажи еще что-нибудь?

Но Оле нечего было сказать. Разве что…

— Он не совсем такой, как на фотографии. Белые волосы и руки дрожат. Его называют Иваном, потому что никто не знает настоящего имени.

Вера Кирилловна засуетилась.

— Спасибо, Олечка. Решено. Так. Я завтра же выезжаю. Даже если все не так. Я должна. Я должна обязательно поехать и все сама узнать!

Потом она посмотрела на Олю:

— Хотела тебе на новый год подарок подарить, но, видимо, лучше сегодня. Вот, держи!

Учительница достала из шкафа плюшевого медведя.

— Спасибо! — Оля обрадовалась.

Ей уже очень давно никто ничего не дарил.

— Возьмите меня с собой, — попросила Оля.

— Да кто же разрешит, Олечка! За тебя сейчас государство отвечает, спасибо, хоть разрешили на занятия забирать. Но ты не переживай, я быстро вернусь. И, знаешь, я тебя все-таки удочерю. Только сначала…

Вера Кирилловна запнулась, но Оле и так все было понятно. Учительница не поможет сбежать. Конечно, она знала, что так и будет, но вдруг? Чуда не произошло. Значит, придется действовать самой.

Ближайший поезд на Ленинград должен был отправляться ночью. Денег на билет у Оли не было, но зато она смогла раздобыть свои документы. По запросу из Ленинграда прислали копию ее свидетельства о рождении, которую передали директору детского дома. В свидетельстве было написано, как звали Олиных папу и маму, а так же ее дата рождения, восемнадцатое мая тысяча девятьсот тридцать восьмого года. И была еще одна бумага. Тогда директор пригласил Олю и рассказал, что числилась она погибшей, как и родители. И очень хорошо, что это оказалось не так, что ее