Война и честь (Война Хонор) - Дэвид Вебер

Она ощутила его боль, гнев... и стыд. Но под этими чувствами крепло понимание. Пусть оно его и не радовало и он вовсе не был согласен со многими её доводами, но, в каком-то смысле, оно было для неё драгоценнее, чем его радость и согласие.

— И надолго тебе потребуется эта разлука? — спросил Белая Гавань, поглаживая Саманту.

— Не знаю, — честно ответила Хонор. — Порой мне кажется, что и всей вселенной будет мало, чтобы нас разделить. А иногда надеюсь, что нам, может быть, нужна всего лишь передышка, достаточно долгая, чтобы мы оба перевели дух. В любом случае, ничего лучшего мне придумать не удалось. Если и существует другой ответ, другое решение, я едва ли сумею найти его, одновременно пытаясь всеми силами не позволять себе любить тебя.

Граф закрыл глаза, лицо его окаменело. Она чувствовала, что он мучительно ищет достойное возражение, но не может найти. После затянувшегося, казавшегося бесконечным молчания Белая Гавань вновь взглянул ей в глаза и сказал:

— Мне это не нравится. И не понравится никогда. Но это не значит, что я могу предложить лучшее решение. Но ради бога, Хонор, будь осторожна! Не лезь больше в самое пекло, ибо, помоги нам Господь, ты права. Я действительно люблю тебя. Пусть будет разлука, если так надо, но всякий раз, когда ты начинаешь танец Саламандры со смертью, у меня внутри что-то умирает. Есть предел всему, любовь моя. Включая то, сколько раз еще ты сможешь пройти по лезвию бритвы и вернуться ко мне.

Она все-таки не смогла удержаться от слез. Теперь, когда он наконец произнес вслух то, что оба они знали. Хонор попыталась что-то сказать, но Хэмиш жестом остановил её.

— Я знаю, ты права, — сказал он. — Мы действительно не можем быть вместе. Но и потерять тебя я тоже не могу. Я уже думал, что потерял тебя навсегда, когда хевы объявили о твоей казни. Второго раза я не вынесу. Так что возвращайся назад, Хонор Харрингтон. Ты вернешься из Силезии. Вернешься живой. Мы найдем другое решение, и когда мы найдем его, тебе, черт бы тебя побрал, лучше быть здесь!

— Мне очень жаль, ваша светлость, но это решительно невозможно.

Откинувшись в кресле и забросив ногу на ногу, Хонор смерила сидевшую по ту сторону письменного стола женщину холодным, невозмутимым взглядом своих карих глаз. Красный адмирал Жозетта Драшкович, темноволосая и темноглазая худощавая особа, была лет на тридцать пять старше Хонор. Даже когда она сидела неподвижно, бурлящий запас нервной энергии, перехлестывавшей через край, создавал впечатление, будто она не находит себе места. Эта женщина, сменив сэра Люсьена Кортеса на посту Пятого Космос-лорда, теперь управляла кадрами Королевского Флота. Сейчас Хонор остро чувствовала, что в глубине души её собеседница наслаждается торжеством, хотя на лице это не отражалось ни в единой морщинке.

— В таком случае предлагаю вам сделать так, чтобы это стало возможным, — спокойно сказала Харрингтон.

— Прошу прощения?

Драшкович напряглась, почти зримо ощетинившись, и уловившая её эмоции Хонор позволила себе едва заметно улыбнуться. Нимиц, свернувшийся аккуратным клубочком у неё на коленях, выглядел сонным, но Харрингтон ощущала клокочущую в нем ярость так же отчетливо, как и мелочное наслаждение властью, исходящее от Жозетты.

До того как сэр Эдвард Яначек в качестве Первого Лорда вернулся в Адмиралтейство, Харрингтон и Драшкович не встречались, но с тех пор они сталкивались дважды. Оба выступления перед Комитетом по делам Флота Палаты Лордов оставили у Жозетты самые неприятные воспоминания, и по большей части — из-за некой герцогини Харрингтон. На первом заседании герцогиня, вооружившись собственным анализом кадровой политики Адмиралтейства, фактически уличила Драшкович если не в прямой лжи, то в неверной интерпретации и предвзятой подаче материала. Хонор не просто поймала её за руку, нет, сначала она предоставила Пятому Космос-лорду прекрасную возможность самостоятельно выкопать себе глубокую яму, прежде чем представила Комитету реальное соотношение между численностью находящихся на активной службе и выведенных за штат офицеров.

То был не лучший день Драшкович, а второй случай вышел не многим лучше. Её не уличали во лжи. Её просто заставили беспомощно лепетать, пытаясь защитить то, что защитить было в принципе невозможно, — политику Адмиралтейства, а Харрингтон своими острыми, безжалостными вопросами выставила её абсолютно некомпетентной — дилетантом, безграмотной двоечницей! — и этого публичного унижения она прощать не собиралась еще и потому, что, в отличие от Хонор, всегда принадлежала к когорте “кабинетных” адмиралов, делавших карьеру в министерских коридорах. Именно поэтому, кстати, она и получила свою нынешнюю должность.

А теперь Драшкович наконец представилась возможность расквитаться. Как Пятый Космос-лорд она единолично утверждала все ключевые назначения штабных офицеров и флаг-капитанов при командирах флотов и оперативных групп. Правда, согласно традициям Королевского Флота, флагманы, командируемые на космические станции, получали широкие полномочия в подборе ближайших помощников, и, как правило, Бюро по Кадрам должно было завизировать заявку, но это было простой формальностью. Традиционно, единственным лимитирующим фактором считалась доступность заявленных офицеров, но Драшкович явно не отличалась любовью к флотским традициям. Особенно, если, игнорируя обычай, она получала возможность свести счеты с унизившей ее особой.

Лично Хонор страдания Пятого Космос-лорда из-за пережитых унижений оставляли абсолютно равнодушной. Войдя в команду Высокого Хребта и Яначека, Драшкович тем самым расписалась в собственной продажности и за все неприятности, проистекавшие из этого решения, винить могла только себя.

Надо полагать, сама Драшкович придерживалась на этот счет иной точки зрения, но, к несчастью для неё, Хонор не собиралась пасовать перед скудоумной мстительностью. За твердым взглядом леди Харрингтон, как и за сонной вялостью Нимица, скрывалась бушующая ярость. И дело было не только в том, что ей мешали исполнить профессиональный долг. Хонор прекрасно сознавала, что ярость во многом вызвана глубоко личной болью и гневом на то, что интриги правительства искалечили жизнь им с Хэмишем, но ей было все равно.

“Нет, Хонор, — мысленно одернула она себя, не обманывай себя. — Тебе не все равно. Потому что Драшкович, продавшаяся последней политической швали, самая подходящая цель для тебя сегодняшней — взбешенной до невменяемости”.

Выражение лица Хонор не изменилось, но взгляд стал ещё жестче, а тонкая улыбка примерзла к губам.

— Полагаю, вам придется сделать так, чтобы это стало возможным, адмирал, — холодно повторила Хонор. — Списки офицеров, необходимых мне для исполнения обязанностей командующего станцией “Сайдмор”, я представила. С учетом того, что статус возможной угрозы со стороны Хевена понижен, а Адмиралтейство существенно сократило численность кораблей стены, я не могу поверить, что затребованные мной офицеры не могут быть отозваны с нынешних должностей.

— Насколько я понимаю, ваша милость, — неприязненно ответила Драшкович, — вы считаете себя крупным специалистом по кадровым вопросам. И, тем не менее, заверяю вас: я нахожусь в несколько лучшем положении, чтобы решать, кого из офицеров её величества можно перевести на новое место службы.

— Ничуть не сомневаюсь, адмирал, — спокойно парировала Хонор, — что вы находитесь в несколько лучшем положении, чтобы решать эти вопросы... если, конечно, хотите их решать.

— Что вы имеете в виду, адмирал Харрингтон? — взвилась Драшкович.

— Полагаю, адмирал, это совершенно ясно. Я имею в виду, что для меня полностью очевиден простой факт: вы вообще не собирались рассматривать мою заявку. Я даже сомневаюсь в том, что вы хотя бы заглянули в личные дела этих офицеров.

— Как вы смеете? — воскликнула Драшкович, выпрямившись в кресле, и глаза её вспыхнули. — О, я прекрасно знаю, что вы считаете, что правила, существующие для нас, мелких людишек, не распространяются на великую Саламандру, но, заверяю вас, это не так!

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — невозмутимо согласилась Хонор. — Но это не имеет отношения к теме нашей дискуссии. И это вы тоже прекрасно знаете.

— При всем вашем чрезмерно раздутом самомнении, адмирал, хочу напомнить, что я не просто Космос-лорд, но и старше вас по выслуге на добрых пятнадцать стандартных лет, — проскрежетала Драшкович. — Ни адмиральский чин, ни пэрство, ни даже парламентская медаль “За доблесть” не дают вам иммунитета от обвинения в нарушений субординации!

— А я на это и не рассчитываю... обычно.

Несмотря на бешенство, Хонор мимолетно удивилась собственным словам. Она даже подумала, не права ли Драшкович, вообразив, что её упорство объясняется лишь уверенностью в своем особом положений. Это было неприятное предположение, полностью отбросить которое она не могла... просто в данный момент её это не слишком беспокоило.