Черное знамя - Dmitrii Kazakov

— Всякое было, — неохотно отозвался Одинцов.

— Но ничего, главное, что вы вернулись, что вы с нами. Может быть, чаю изволите? — Степанов хлопотал, точно большая наседка. — Нет? Ну ладно, как хотите… Располагайтесь. Должен сообщить, что сейчас отбываю, и сегодня уже не появлюсь… Петр Петрович ныне в Киеве, там обнаружились интереснейшие документы, относящиеся к ложе «Великий Восток народов России», так что сегодня вы тут за хозяина.

Вечно отсутствующий заместитель, как ему и положено, отсутствовал.

Заведующий сектором тоже внушал Олегу отвращение, хотя и не такое сильное, как Кирпичников — не позыв к рвоте, при котором остается лишь бежать в туалет, а легкую тошноту. Но сидеть с ним в одном помещении, делить этот кабинет изо дня в день, пусть даже в течение всего нескольких месяцев?

— Счастливо оставаться, да-с, — Степанов накинул черное, похожее на рясу пальто и, перекрестившись, вышел.

Олег же уселся за свой стол.

Надо решить, что делать дальше… даже не решить, а решиться.

Осознание того, что этот шаг неизбежен, пришло к нему несколько дней назад, когда он сидел в нижегородском охранном отделении, боясь высунуть нос за его пределы и дурея от скуки. Поначалу он испугался, но потом как-то привык к этой мысли, даже нашел утешение в том, что скоро все закончится.

Осталось сделать несколько простых движений, и тогда…

Или нет, отступить, поддаться страху, что легкой дрожью гуляет сейчас по внутренностям?

Но что тогда?

Отказать Штилеру и остаться здесь, в «Наследии» на долгие годы, не имея возможности вырваться, ведь об этом министр позаботится в первую очередь, а то еще и найдет какой другой способ унизить строптивца. Или согласиться, и вернуться к работе, столь долго казавшейся интересной и полезной, но исполнять свой долг без прежней веры, а с отвращением и осознанием того, что именно он творит.

Хрен редьки не слаще.

И в том, и в другом случае он увидит, что дальше произойдет с Россией, а ведь родину скорее ждут тяжкие испытания, чем победы. Если даже уйдут приступы головной боли и сгинут остальные последствия контузии, то из его идеальной памяти никуда не денутся воспоминания, все, вплоть до самых давних, и они-то будут терзать не хуже, чем орел, прилетавший клевать печень Прометея.

— Проклятье… — пробормотал Олег, собираясь с духом.

Нет уж, лучше покончить со всем сразу.

Он встал, и медленно, точно борясь со встречным ветром, преодолел два метра до стола заведующего сектором. Выдвинул главный ящик, поворошил лежавшие в нем бумаги, а затем аккуратно и методично начал осматривать меньшие.

То, что искал, по закону подлости нашел в самом последнем, правом нижнем.

Пистолет Степанова был больше, чем тот, из которого не так давно стрелял сам Олег, и чем наградная игрушка, хранившаяся в шкафу у Шульгина — настоящее боевое оружие, накладки на рукояти, удлиненный ствол, но в принципе то же самое, предохранитель и спусковой крючок на тех же местах.

Благодаря капитану из нижегородского охранного отделения он теперь умел этим пользоваться.

Умел пользоваться и мог воспользоваться… если хватит духу.

Олег вернулся на свое место, пистолет положил на стол перед собой.

Так просто… нажать два рычажка, и все останется позади, боль уйдет, растворится в холодном небытии. Совершивший подобное в райские кущи не попадет никогда, даже если они существуют, а адские муки после того, что пережил здесь, покажутся оздоровительными процедурами…

— Прошу прощения… Николай Филиппович? — спросил заглянувший в кабинет широкоплечий юноша, тот самый Борис Юркевич, «молодой и талантливый писатель», и Олег торопливо прикрыл оружие листком бумаги.

Сердце заколотилось часто-часто — не хватало еще, чтобы его остановили в последний момент.

— Уже уехал, — сказал Олег, сердясь на себя за этот испуг, и за то, что не догадался запереть дверь.

— А… ну жаль, жаль, — и Юркевич исчез в коридоре.

Так, надо достать ключ, полученный в первый день работы в «Наследии», вставить в замок и повернуть, чтобы никто более не помешал. Затем взять пистолет, снять с предохранителя и поднести к виску, чтобы ощутить холод металла собственной кожей… нажать спусковой крючок, какой же он тугой.

Нет, не так…

Подобное он мог совершить еще двадцать седьмого, едва узнав, что у Степанова есть оружие… Тогда бы не узнал о замысле Голубова и Хаджиева, не разрушил бы его, но и не предал бы Володьку Бера…

Но теперь все несколько сложнее, он бежит не столько от телесных мук, сколько от укусов совести, от отчаяния и бессмысленности, от стыда за содеянное и злости, от гнева и презрения к самому себе, от того, что отравляет душу, разрушает ее.

И поэтому он не может завершить все вот так просто.

Не очень хорошо соображая, что именно делает, Олег прошел к одному из шкафов, принялся вытаскивать тяжелые, набитые бумагами папки… ага, вот оно, то, что нужно, аккуратно сложен, но нужно встряхнуть, чтобы избавить от измаравшей черное полотнище канцелярской пыли.

Флаг Вечной Империи лег на стол легко и мягко, сверкнул белый трезубец.

Да, так будет правильно… он отдал этому знамени много лет жизни, всю жизнь, а теперь посвятит ему свою смерть.

В запертую дверь кабинета постучали, затем кто-то принялся дергать ручку, послышались возбужденные голоса, но Олег не обратил на это внимания. Даже если Юркевич оказался глазастым, заметил лежащее на столе оружие, то это ничего не изменит… слишком поздно, все уже решено, окончательно и бесповоротно.

Может быть, там, по другую сторону, он встретится с Анной и с сыном?

Или ни с кем не встретится…

Олег сел, наклонившись над столом, и пистолет приставил к груди — он выстрелит, и горячая кровь из пробитого сердца зальет черный флаг, а затем уже мертвое тело рухнет на него, закроет этот проклятый символ, что некогда мыслился благословением и для него самого, и для всей страны!

В дверь лупили уже с такой силой, что трещали петли.

Ничего, они все равно не успеют.

Олег закрыл глаза, задержал дыхание, потянул за спусковой крючок, услышал грохот, ощутил толчок в грудь…

…и рухнул в окаймленную золотом черноту.

Андрей Валентинов

Не сказка и не ложь

Новую книгу хорошего писателя Дмитрия Казакова всячески рекомендую.

Поверившим на слово — очень благодарен, всем прочим же напомню общеизвестное. Дмитрий Казаков издается давно и успешно, его книги о разном, однако никогда не бывают плохо написаны или скучны. «Черное знамя» не может быть скучным по определению, ибо написано в «жанре» альтернативной истории, одном из самых сложных и одновременно увлекательных.

Вот тут меня и тормознут, причем сразу в дюжину глоток, дружным хором. Альтернативная история? Это что — попаданцы?! Опять?

Самое время крест сотворить. С Янки при всевозможных Дворах и вправду — беда даже не переизбыток — эпидемия. Первыми отреагировали всё видящие и понимающие книгопродавцы. На свежих томиках появились самодельные лейблы с суровой констатацией: «Без попаданцев». Можно лишь поразиться возможностям и трудолюбию наших графоманов. Всего за несколько лет испаскудить одно из самых интересных направлений альтернативной истории! Увы, пока что на фронте без перемен, попаданцы, как Плейшнеры из древнего анекдота, всё падают и падают, и несть им конца.

В этой книге попаданцев НЕТ. Сколь приятно читать альтернативную историю БЕЗ очередного кретина с ноутбуком в зубах!

Впрочем, «приятно» — не совсем точное слово. Читатели, знакомые с творчеством Дмитрий Казакова, знают, что пишет он хорошие книги. И всё «литературное» на месте, и «фантастического» в самую меру. Но вот «приятное» — это больше для женских романов. Произведения нижегородского писателя порой бывают непривычно на нынешний изнеженный вкус жесткими, а иногда и страшноватыми. «Черное знамя» — очень хорошая и очень страшная книга. И это не тот страх, что мелкими бульбочками всплывает в «вампирских» сагах. Даже странно, что этакая гламурь способна хоть кого-то даже не напугать — взволновать. И столь ныне популярные зомби кажутся не слишком опасными. Вампиры, говоришь? Зомби, говоришь? Чепуха это на постном масле — по сравнению с тем, что чувствуешь, когда перед рассветом начинают колотить прикладами в дверь…

«Черное знамя» — классический роман-предупреждение. На первый взгляд о том, что могло бы случиться, но Бог спас, на второй же, более внимательный — о том, что никуда не делось, и словно помянутый зомби по-прежнему стоит за дверью, причем, если что, войдет без стука.

Сюжеты на тему Спасения Отечества от горестей ХХ века в нынешней фантастике изъезжены вусмерть. Рецепты, однако, не слишком разнообразны. В 1990-х страну спасали от Сталина, в начале 2000-х — от Октябрьского переворота. В последнее время нырнули поглубже, принявшись переигрывать несчастливую Русско-Японскую, ныне слывущую корнем всех бед. Отчасти это справедливо, и автор начал с того, что пошел навстречу пожеланиям «спасителей», помянутую войну попросту отменив.