Одна тень на двоих - Татьяна Устинова

— Что — Марта! — И тут вдруг она в первый раз посмотрела ему в глаза. И перепугалась. — Данилов, ты что? Что случилось? Что-то ужасное? Зачем ты приехал?

Он молчал, боялся, что заплачет и опозорится перед ней.

— Данилов, в чем дело? Почему ты молчишь?! — Она отпихнула свой драгоценный торт и взяла его за руку.

— Я не молчу, — сказал он, разглядывая ее тонкие наманикюренные пальчики, — я не знаю, как это нужно говорить.

— Что говорить?

Он вздохнул.

— Никогда не говорил, — признался он и улыбнулся, — черт его знает. Просто не всегда получается так, как хочешь… Я никогда не мог и даже с матерью ссорился… Ты знаешь, что у меня характер плохой, и я привык… и лет мне…

— Тридцать девять, — подсказала Марта. — Это все о чем, Данилов?

— О ребенке, — выпалил он, — я был не прав, прости меня.

— В чем ты был не прав?

— Во всем. Просто я не знал, как к этому отнестись. Я никогда об этом не думал. И не хотел никогда.

— Данилов, я не стану делать аборт, — сказала Марта холодно и выпустила его руку, — во-первых, уже поздно, а во-вторых, я не девочка. Это мой первый и последний шанс.

— Какой аборт!.. — перепугался Данилов. Он представил себе мышонка со сморщенным животом и мягкими ушами. — Я совсем не про это!.. Просто ты ничего мне не сказала, а я был уверен, что ты мне доверяешь.

И тут она так разозлилась, что он даже назад подался, к подернутому морозной пленкой стеклу.

— Я тебя, козла, люблю всю свою жизнь! «Доверяешь!» Пойди у своей Лидочки выясни, доверяет она тебе или нет! А потом целуйся с ней, если хочешь! А нас оставь в покое! По-моему, я тебе не навязывалась и ребенка тоже не навязывала! Я даже тогда, в Ярославле, решила, что не стану ничего осложнять, а то ты испугался бы до смерти и прогнал меня! Мне не надо никаких твоих милостей, Андрей! Я отлично проживу и справлюсь, вдвоем с мамой справлюсь!! И пошел вон от меня! И я тебя не обманывала! Я не часовой механизм, у меня всякие сбои бывают, не часто, но бывают! Я думала, что это… опять сбой, потому что так уже было раньше, и ничего! Я узнала, что беременна, тогда же, когда и ты, — в прошлую пятницу и скрывала от тебя, что это твой ребенок, всего три дня!

На глазах у нее показались слезы, и Данилов с ужасом подумал, что она плачет, плачет из-за него! В последний раз она плакала — он отлично это помнил — на втором курсе института, получив несправедливую двойку.

— Марта, подожди!..

Но она уже выскочила из машины и побежала по переулку.

— Марта!..

— Нет, Андрей. — Она глубоко дышала, стараясь успокоиться. — Мне ничего не нужно.

— Мне нужно. Марта.

— И тебе тоже ничего не нужно. Я знаю, что ты благородный сверх всякой меры. Мне на твое благородство наплевать.

Тут у него зазвонил телефон, и он ответил, потому что, как только он увидел Марту — живую, невредимую и с тортом, — моментально вернулось все остальное, включая убийство, милицию и темную лужицу на полу.

— Да.

— Все это было только начало, — проскрипел голос в трубке, — хочешь посмотреть, как горит твой дом? На этот раз от него ничего не останется, даже стен. Если ты поедешь прямо сейчас, может, еще успеешь к представлению.

— Ты подонок!! — заорал Данилов так, что от него шарахнулись какие-то люди на тротуаре. Марта оглянулась и быстро пошла обратно, к нему, а потом побежала.

— Продолжение следует, — сказал голос, — все только начинается.

— Подожди!

— Кто это? Андрей, кто звонил?!

— Не знаю. Он сказал, что горит дом на Рижском шоссе. Мне надо ехать, Марта.

— Я с тобой.

— Нет.

— Я поеду с тобой.

Он знал, что не возьмет ее с собой, что бы она ни говорила.

— Ты узнал голос?

— Нет. Совсем. Или это кто-то, кого я не знаю, или голос… изменен.

Он остановился у своей машины и чуть не застонал.

«Фольксваген» упирался гладким рылом в бампер впереди стоящей машины.

Сзади его так же плотно прижимала невесть откуда взявшаяся «Газель». Справа был высокий бортик тротуара.

Все. Приехали.

— Заперли? — спросила из-за плеча запыхавшаяся Марта. — Поедем на моей! Пошли. Быстрее!

Размахивая тортом, она добежала до своей «Нивы», проворно забралась на высокое сиденье и запустила мотор.

— Ты не поедешь.

— Поеду, Данилов. У тебя же нет доверенности! Куда ты поедешь? До первого поста?

Она была права, и он знал это.

Оглядываясь через плечо, она сдала назад, посигналила, развернулась перед носом у запыхавшейся красной «четверки» и махнула рукой водителю, который возмущался за замерзшим стеклом.

— Данилов, как нам проще всего выехать?

— На Ленинградский проспект, а потом на Волоколамку. Здесь направо, а под светофором по стрелке налево.

— Сейчас, наверное, пробка на «Соколе»…

— Сейчас везде пробки.

— Что он тебе сказал?

— Что все это было только началом. Самое интересное впереди или что-то в этом роде. Сказал, что на этот раз от дома ничего не останется.

— Звони в милицию, Данилов. Уже пора.

— Смотри на дорогу, — сказал он сквозь зубы. — Какая еще милиция! Это дом Тимофея Кольцова, а он сам себе милиция.

— Тогда звони ему. Или его жене. Пусть приезжает их охрана или они сами.

Марта посигналила и бесцеремонно влезла в узкое пространство между двумя рядами машин. Данилову показалось, что она даже растолкала их немного.

Вечерело, и опять пошел снег. В свете фар, упиравшемся в чей-то багажник, косо сыпались белые шарики. Стая птиц упала с сумрачного неба, пронеслась над шоссе и исчезла над стадионом «Динамо».

— Что нам делать, Данилов, — спросила Марта негромко, — ты знаешь? Что нам делать, чтобы совсем не пропасть?

— Найти его, — сказал Данилов, — больше ничего не остается. Или я его, или он меня.

— Ты найдешь?

Он промолчал.

Пока они стоят в пробке, его дом горит. Лопаются стекла. Трещит крыша.

Голос в трубке назвал это «представлением».

— Сегодня ночью убили Сашку Корчагина, — сообщил Данилов, — прямо в офисе. Я не знаю, что он там делал по ночам, но, по-моему, потрошил какие-то базы данных — то ли Центробанка, то ли администрации президента.

— Как убили? — мертвым голосом переспросила Марта — Совсем? До смерти?

— Может, он думал, что он компьютерный гений? Или передач каких-нибудь насмотрелся? Он сидел за компьютером, пришел человек, увидел его и убил. Ударил по голове. Человек пришел за моей записной книжкой. Помнишь, ты говорила, что у каждого настоящего горца должен быть меч, а я сказал, что у меня есть блокнот. Он пришел за моим блокнотом. Откуда он знал про него? Я писал всегда один. Или с тобой. Ты никому не рассказывала… обо мне?