Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения. - Генри Лонгфелло

Врачеватель ран

Перевод М. Зенкевича.

Согбенный старик, я иду среди новых лиц,Вспоминая задумчиво прошлое, отвечаю ребятамНа их: «Расскажи нам, дед», и внемлющей мне молодежи(Взволнован, ожесточен, я думал забить боевую тревогу,Но пальцы мои разжались, голова поникла, — я сноваСтал раненым боль облегчать, над мертвыми молча скорбеть);Скажи о военных годах, об их неистовом гневе,Об их беспримерных героях (иль только одной стороны? Ведь был так же храбр и противник),Так будь же свидетелем вновь — расскажи о двух армиях мощных,О войске стремительном, славном, — поведай о том, что видел,Что врезалось в память тебе. Какие битвы,Победы и пораженья, осады навек ты запомнил?

О девушки, юноши, любимые и дорогие.От ваших вопросов опять в памяти прошлое встало;Вновь я, солдат, покрытый пылью и потом, прямо с походаКидаюсь в сраженье и с криком после удачной атакиВрываюсь во взятый окоп.» Но вдруг словно быстрый поток все уносит,И все исчезает, — не вспомню о жизни солдатской(Помню, что было много лишений, мало утех, но я был доволен).

В молчанье, в глубоком раздумье,В то время как мир житейских забот и утех дальше несется,Забытое прочь унося, — так волны следы на песке смывают, —Я снова вхожу осторожно в двери (и вы все вокруг,Кто б ни были, тихо идите за мной и мужества не теряйте).

Неся бинты, воду и губку,К раненым я направляюсь поспешно,Они лежат на земле, принесенные с поля боя,Их драгоценная кровь орошает траву и землю;Иль под брезентом палаток, иль в лазарете под крышейДлинный ряд коек я обхожу, с двух сторон, поочередно,К каждому я подойду, ни одного не миную.Помощник мой сзади идет, несет поднос и ведерко,Скоро наполнит его кровавым тряпьем, опорожнит и снова наполнит.

Осторожно я подхожу, наклоняюсь,Руки мои не дрожат при перевязке ран,С каждым я тверд — ведь острая боль неизбежна,Смотрит один с мольбой (бедный мальчик, ты мне незнаком,Но я бы пожертвовал жизнью для твоего спасенья).

Так я иду! (Открыты двери времени! Двери лазарета открыты!)Разбитую голову бинтую (не срывай, обезумев, повязки!),Осматриваю шею кавалериста, пробитую пулей навылет;Вместо дыханья — хрип, глаза уже остеклели, но борется жизнь упорно.(Явись, желанная смерть! Внемли, о прекрасная смерть!Сжалься, приди скорей.)С обрубка ампутированной рукиЯ снимаю корпию, счищаю сгустки, смываю гной и кровь;Солдат откинул в сторону голову на подушке,Лицо его бледно, глаза закрыты (он боится взглянуть на кровавый обрубок,Он еще не видел его).

Перевязываю глубокую рану в боку,Еще день, другой — и конец, видите, как тело обмякло, ослабло,А лицо стало иссиня-желтым.

Бинтую пробитое плечо, простреленную ногу,Очищаю гнилую, ползучую, гангренозную рану,Помощник мой рядом стоит, держа поднос и ведерко.

Но я не теряюсь, не отступаю,Бедро и колено раздроблены, раненье в брюшину.Все раны я перевязываю спокойно (а в груди моей полыхает пожар).

Так в молчанье, в глубоком раздумьеЯ снова по лазарету свой обход совершаю;Раненых я успокоить стараюсь ласковым прикосновеньем,Над беспокойными ночи сижу, есть совсем молодые,Многие тяжко страдают, — грустно и нежно о них вспоминаю.(Много солдат обнимало вот эту шею любовно,Много их поцелуев на этих заросших губах сохранилось.)

Долго, слишком долго, Америка

Перевод А. Сергеева.

Долго, слишком долго, Америка,Путешествуя по дорогам гладким и мирным, ты училась только у радости и процветания,Но теперь, но теперь настала пора учиться у горестей, бороться со страшными бедами и не отступать,И теперь только можно понять и показать миру, каковы твои дети в массе своей(Ибо кто, кроме меня, до сих пор понимал, что являют собой твои дети в массе своей?).

Дай мне великолепное безмолвное солнце

Перевод Н. Банникова.

Дай мне великолепное безмолвное солнце со снопами лучей раскаленных,Дай мне налитых соком красных плодов, созревших в осеннем саду,Дай мне поле, где травы, не зная косы, растут на приволье,Дай мне зелень деревьев, виноград на шпалерах,Дай маис молодой, молодую пшеницу, дай медлительность мирных животных — они учат довольству,Дай мне тихую, тихую ночь, как бывает на взгорьях к западу от Миссисипи, где глядел я вверх на звезды,Дай мне запах прекрасных цветов в саду на рассвете, — где я мог бы бродить в одиночестве.Дай мне женщину в жены — у нее сладкое дыханье, от нее никогда не устанешь,Дай мне чудо-ребенка — дай спокойную жизнь, вдали от городской суеты и шума, в деревне,Дай мне спеть мои песни, как птице, когда захочется спеть их — свободно, для своего только слуха,Дай мне чувство уединения — дай мне Природу, ее первозданность, здоровье!

Так взывал и молил я (бесконечно измучась, устав от войны);Так взывал день за днем, просил, открывая все сердце.Я и ныне взываю, но все же я верен тебе, о мой город;Я хожу, о мой город, по твоим мостовым много лет,Я давно пленен тобой, город, отпустить меня ты не хочешь,Ты с избытком питаешь мой дух — ты даешь мне видеть лица(Я мечтал убежать, уйти от тебя, но ты меня покоряешь,И уже развеяно то, к чему взывала моя душа!).

Пусть у тебя будет великолепное безмолвное солнце,Пусть у тебя будут леса, о Природа, и тихие опушки,Пусть у тебя будут поля клеверов и тимофеевки, фруктовые сады и посевы маиса,Пусть у тебя цветет гречиха и в ней гудят сентябрьские пчелы —Дай мне улицы, лица людские — дай эти толпы, нескончаемо движущиеся по тротуарам!Дай миллионы глаз, дай женщин, дай тысячи товарищей и влюбленных!Новых встречать хочу каждый день — новые руки в своих руках держать каждый день!Дай мне ярчайших зрелищ! Улицы дай Манхаттена!Дай мне Бродвей, где маршируют солдаты, — дай дробь барабанов и звуки труб!(Солдаты построены в роты или полки — часть их, отправляясь в далекую даль, горит отвагой,Другие — время их истекло — возвращаются в поредевших рядах — молодые и все же очень старые, устало идут, не замечая ничего вокруг.)Дай мне берега и пристани с тесно обступившими их черными кораблями!Это по мне! Жизнь, полная напряжения! Многоликая, насыщенная до краев!Жизнь театров, баров, больших гостиниц — она по мне!Салон парохода! Палуба с толпами людей, движение — это по мне! И факельное шествие!Плотно сбитый отряд, отправляющийся на войну, с нагруженными повозками позади,Бесконечный поток людей, охваченных страстью, с сильными голосами, людей, всегда в действии,Улицы Манхаттена — их могучий пульс, звучащие, как ныне, барабаны,Не знающий покоя, шумный хор, звяканье и лязг мушкетов (и даже вид раненых),Толпы Манхаттена — их музыкальный хор — разноголосый и буйный, и свет сверкающих взоров —Лица, глаза Манхаттена навеки во мне.

Не молодость подобает мне

Перевод А. Сергеева.

Не молодость подобает мне,Не изысканность, я не умею тратить время на разговоры,Неуклюжий в салоне, без манер, не танцор,В ученом кругу безмолвен и скован, ибо я не привык к наукам,К красоте и учености я не привык — но что-то мне все же привычно, —Я ходил за ранеными солдатами и утешал умирающих,А в минуты досуга и посреди бивуакаСкладывал эти песни.

Ты, загорелый мальчишка из прерий

Перевод К. Чуковского.

Ты, загорелый мальчишка из прерий,И до тебя приходило в наш лагерь много желанных даров,Приходили и хвалы, и подарки, и хорошая пища, пока наконец с новобранцамиНе прибыл и ты, молчаливый, без всяких подарков, — но мы глянули один на другого,И больше, чем всеми дарами вселенной, ты одарил меня.

Одному штатскому