Прозревшие в преисподней - Игорь Владимирович Огай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Секунду Семену казалось, что вот прямо сейчас чи-при моргнет глазом, и ошейник переломит позвоночник землянину, который даже из положения «согнутый в бараний рог» вздумал диктовать условия. Однако инопланетчик спокойно поднялся на ноги, и двинулся к двери.
– Время больше не терпит, Сикорский, – произнес он в пол оборота. – Ты поймешь это, когда я вернусь с ответами, которых ты ждешь. Но я готов пожертвовать даже временем – последним, что у нас осталось. Надеюсь, эта жертва будет оценена тобой, иначе нас всех ждет ад, по сравнению с которым исполненный вечный ордер покажется передышкой в раю.
Либо в сутках чи-при было куда меньше часов, чем в земных, либо их технология работы с биомассой радикально опережала все известные Семену. Вместо напророченных им «пары суток», в которые едва ли уложился бы даже лучший реабилитационный центр Земли, инопланетчики управились с трансплантацией за ночь. Где они взяли для этого пару человеческих глаз, не хотелось даже гадать.
Едва чи-при ушел, ошейник Семена снова примагнитился к ложу, но остался предельно растянутым. Семена еще раз накормили, удовлетворили его гигиенические потребности именно тем варварским способом какой он и предполагал. Потом он умудрился впасть в забытье и крепко выспаться.
Утреннего кормления не состоялось. Вместо него дверь открылась и в камеру вошла Жустин. Одна, своими собственными ногами, не пытаясь держаться за стену. За ночь чи-при умудрились не только провести трансплантацию, но и полностью реабилитировать пациентку. Ни капли неуверенности в движениях, ни тени попытки защитить вновь обретенное зрение от ярко вспыхнувшего света.
В ту же секунду ошейник Семена отлип от ложа. Он уселся, разминая шею и молча глядя на гостью.
Жустин сделала два порывистых шага навстречу, замерла на миг, глубоко вздохнула, сжав кулачки. И уже спокойной деловой походкой приблизилась вплотную.
– Спасибо что оставил меня в живых, Чистоплюй, – холодно проговорила она. – Но больше никаких уступок, слышишь? Они и дальше будут давить на жалость, на твое идиотское чувство долга, на наше общее прошлое. Я – твоя ахиллесова пята, запомни. Как бы ты ни крепился, от этого так быстро не избавиться, значит, придется делать на это поправку.
– Я пробовал, – выдохнул Семен. – Это не так просто.
– Тактически грамотно было бы позволить мне вчера умереть, – отрезала она. – Но раз уж не вышло, хотя бы забудь, все, что я тебе вчера наплела. Сама виновата, дура психованная… Нервы сдали. Но ты-то, Чистоплюй, мог сообразить?!
Он молча пожал плечами.
– Впрочем, пока все не так плохо, – продолжала она спокойно, без спешки, как, бывало, раскладывала перед Семой-Чистоплюем очередную наводку еще там, на «Луне-сортировочной». – Может быть даже совсем неплохо. Картина теперь такая: ты сдался и раскис. Ты начал торговаться. Ты почти готов выложить все, что знаешь. Учитывая, что ты по-прежнему не знаешь ни чего, мы ни чем и не рискуем. А вот чи-при могут проговориться. Нужно заставить их проговориться, Чистоплюй. Играй дурачка, заставляй их делать намеки, давать подсказки. Вряд ли они позволят мне быть с тобой все это время, так что соображай сам. Если поймешь в чем дело, не выкладывай на стол сразу все козыри. Фильтруй базар, Чистоплюй. Главное фильтруй базар, а не как обычно…
– Жус, – позвал Семен, и она осеклась на полуслове. – Ты знаешь, что у тебя теперь зеленые глаза?
– Что? – она моргнула.
– Зеленые, – повторил он. – Ей богу, тебе идет.
Жустин вздрогнула, судорожно вздохнула, на миг став той слепой и напуганной девчонкой, что швартовалась вместе с ним в доке пиратского лайнера. Но тут же собралась, снова заледенела.
– Идиот, – прошипела она. – Ты хотя бы слышал, что я тебе сейчас говорила? Сглупишь, нас обоих пришьют! В этот раз по-настоящему!
– Я слышал, – произнес он. – Но ты должно быть забыла. Глаза я тебе вернул, но у меня перед тобой еще один должок… Коготок-Жус.
– Ясно, – произнесла она. – Вот это правильно, Чистоплюй. Почаще вспоминай мне мое предательство, и, в конце концов, они поверят…
Договорить он ей не дал – что еще нового или разумного она могла сказать? Просто притянул к себе и закрыл рот поцелуем. На целую минуту, пока, несмотря на открытый ошейник, кислород в легких не подошел к концу.
– Дурак!.. – всхлипнула она, отрываясь, наконец, на расстояние возможности продолжения разговора.
– Извини, Тина, – отозвался Семен. – Вино и сигарету предложить в этот раз не могу. Зато инициатива – моя.
– Сема, ты идиот! – выдохнула она, не в силах скрыть безумного облегчения. – Нам же теперь крышка, ты хоть понимаешь?
И не дав ответить, повисла на шее, уже не скрывая радостных слез и едва не удушив вместо стального обруча.
– Да мне плевать, – просипел Семен. – Разве я тебе не говорил?
– Браво, коллеги!
При звуках этого голоса вздрогнул даже Семен. Жустин обернулась, так и не отлипнув от него.
– Браво! – Стоя на пороге, Груббер трижды хлопнул в ладоши. – Продолжайте в том же духе. У хитрых чи мало на вас крючков, дайте им еще один.
– А нам плевать! – весело всхлипнула она, отпуская шею Семена и усаживаясь рядом на ложе. – Правда, Сема! А вы невежа, инспектор. Так врываться без стука…
– Извините, мадемуазель, ваши хозяева не спрашивали, хотел ли я сюда войти. Кстати я вижу вас можно поздравить с обновкой. Рад, что о вас хотя бы заботятся. Цвет радужки подбирали к платью или туфлям?
– Заткнись, Филл, – огрызнулся Семен, но вышло как-то беззлобно. – Я эту стадию тоже прошел, и теперь почти уверен, она еще с нами.
– Почти!? – Жустин стукнула его кулачком в плечо. – Нахал!
– Ну, во всяком случае, пока ты снова не слетишь с резьбы, – уточнил Семен. – Но в этот раз я постараюсь подготовиться.
– Можешь расслабиться, Чистоплюй, – за общим оживлением, чи-при появился в камере беззвучно и незаметно. – Наша закладка была одноразовая. Вариант «ва-банк», помнишь? Я ведь уже говорил, что как запрограммированный агент госпожа Бертье полностью исчерпала свой ресурс.
– Очень жаль, – тихо проговорила Жустин. – В отношении кое-кого я бы с удовольствием слетела с резьбы. Прямо сейчас.
– Ни чего, Жус, – отозвался Семен. – При надобности мы и без тебя обойдемся. Филл?
Груббер потер скулу, где просвечивал богатырский синяк. И ни чего не сказал, лишь плотоядно улыбнулся в сторону чи-при.
– Сикорский, – произнес тот, словно не слыша кровожадных намеков. – Ты помнишь, зачем заставил меня потратить это время?
– Где остальные? – спросил он вместо ответа.
Чи-при посторонился, и в
