Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные - Нина Аленникова

После того как тело Распутина было найдено, газеты замолкли и перестали что-либо сообщать. Однако мы узнали, что Великого князя Димитрия Павловича сослали в Персию, где находилась небольшая часть нашей армии под командованием генерала Баратова[51]. Юсупова отправили в одно из его многочисленных имений, подальше от столицы. Начали упорно ходить слухи, что Распутин, предчувствуя свою смерть, написал грозное письмо императорской чете. В нем он объявлял, что предчувствует свою кончину. Что если его убьет какой-нибудь простой мужик, то это не будет иметь какого-либо значения, но если он погибнет от руки аристократа, вся российская знать погибнет. Вся страна потонет в море крови. Нас охватила жуть от этих всех новостей.

Прибыли мы благополучно в Кривой Рог. Там нас встретил дядя Ахиллес и познакомил мужа с Робертом и его женой. Бедную бабушку я нашла еще более постаревшей и осунувшейся. Бабуся, так мы все называли маму Ядвиги, встретила нас, как всегда, ласково. Она даже выучила несколько фраз по-русски в честь мужа. Бабушка нам сообщила, что ее сыновья Владислав и Николай приедут в сочельник провести с нами праздник и, главное, познакомиться с моим супругом. С Владиком приедет его жена Нина. Я очень обрадовалась. Ведь с Колей мы росли как близнецы. С первого же раза Вова всех очаровал. Я знала заранее, что так будет. Он был в ударе, много рассказывал, и все его с восхищением слушали. Несмотря на наши энергичные протесты, нас поместили в лучшей комнате, то есть в их спальне. Сами перебрались на другую сторону дома. Бабуся усердно пичкала нас замечательными польскими блюдами. Кухарка у них была полячка.

Вова с любопытством рассматривал наши голые равнины, покрытые снегом и с необыкновенным количеством ворон, каркающих над сугробами. Иногда он изводился, не понимая ни слова по-украински. Нам всем приходилось объясняться на этом языке, так как ни прислуга, ни деревенские жители по-русски не говорили. Мы часто совершали прогулки на санях. У дяди появились прекрасные рысаки, носившие нас по дорогам, занесенным снегом. Кони редко теряли путь. Если им случалось сбиваться, они очень быстро сами находили правильную дорогу. Вечера проводили в небольшой уютной столовой. Иногда к нам присоединялась бабушка со своими неизменными гильзами. Мне показалось, что она стала веселее и бодрее с тех пор, как мы приехали. Дядя Ахиллес, страстно увлеченный своим хозяйством, часто отсутствовал. Даже по вечерам его не было дома. Иногда он прибегал возбужденный и сообщал: «Вы тут сидите и ничего не знаете». – «Ну, что же случилось?» – вскрикивали мы с испугом. Оказывалось попросту, что Белянка отелилась. Все было благополучно, и радости дяди Ахиллеса не было границ.

Когда приехали из Одессы Владик и Коля, стало совсем весело. Они оба играли на гитаре и гармонии. Нина, такая молоденькая и хорошенькая, пела украинские песни. Иногда присоединялись к нам Ванда и Мунык со своей балалайкой.

К сожалению, семья Василия Васильевича отсутствовала. Они уехали гостить к Римским-Корсаковым. Уже два года, как дочь бабушкиной и Василия Васильевича сестры вышла замуж за сына нашего знаменитого композитора. Мать бабушки была довольно дальнего татарского происхождения. Две бабушкины сестры были очень красивые, но тип у них был совершенно азиатский. Бабушка, наоборот, походила на своего отца Добровольского и имела совершенно славянский тип. Почти у всех Добровольских были голубые глаза.

Знакомство молодого Римского-Корсакова[52] с племянницей бабушки было довольно оригинальное. Я это знаю по рассказам Добровольских. Василий Васильевич любил бродить по своей земле и любоваться подрастающей пшеницей. Один раз он наткнулся на молодого человека, прилично одетого. Он, нагнувшись, что-то разыскивал среди густых стеблей пшеницы. С изумлением Василий Васильевич обратился к нему с вопросом, кто он и что он ищет. Молодой человек ответил с приятной улыбкой, что он Римский-Корсаков, остановился в соседней деревушке на все лето. Сказал, что он биолог и ему рекомендовали эту местность для изучения всевозможных насекомых. «Какое отношение вы имеете к нашему знаменитому композитору?» – спросил удивленный Василий Васильевич. «Я его сын», – ответил юноша. «Да что же вы сразу не сказали?» – заволновался Василий Васильевич.

Узнав, что молодой человек остановился у бедной крестьянки, он энергично заявил, что Римский-Корсаков сегодня же переедет к нему в усадьбу на все лето, что крестьянка в убытке не останется, ей все будет уплачено заранее. Молодой человек покорился, но занятия его пострадали от этого переселения. У Добровольских постоянно были вечера, на которых вся окрестность присутствовала. Когда приехали гостить сестра Василия Васильевича с красавицей дочкой, все развлечения удесятерились. Бедный Римский-Корсаков совершенно перестал заниматься своей биологией. Он влюбился в племянницу бабушки и Василия Васильевича и в ту же осень совершилось сватовство.

Последние дни в Новоселке мы провели спокойно и задушевно. Рассматривая наши снежные сугробы, Вова забеспокоился с отъездом. Он решил, что поедем на один день раньше; так и сделали. Выехали рано утром, чтобы попасть на станцию к девяти часам утра. Но, увы. Началась по дороге вьюга, посыпал обильный снег, покрывающий все дороги. Мы заблудились. Долго-долго блуждали мы по снежным равнинам. Очутились наконец в совершенно незнакомом месте, за 30 верст от Новоселки. Остановились в маленькой незнакомой деревушке. Там нашли церквушку. Около нее жил священник. Он и матушка нас приютили, накормили и дали отогреться. Кучер и лошади все были накормлены и обласканы. Отдохнув, мы пустились в обратный путь. Местные жители объяснили нам дорогу. Хотя дороги были сплошь заметены снегом, отдохнувшие лошади хорошо разобрались, и мы благополучно добрались домой.

С большой грустью я заметила, что Вова был очень озабочен. Ему не по душе пришлась моя дикая Украина. Он был рад как можно скорее из нее выбраться. На общем совете решили, что выедем из Латовки, хотя надо было два раза пересаживаться. Но Вова заявил, что лучше пять раз пересесть, чем блуждать по замерзшим равнинам.

В Питере мы остановились только на один день. Навестили его родителей и вечерним поездом вернулись в Гельсингфорс. В первый же день, когда Вова пришел со службы, он много рассказал о слухах, ходивших во всем флоте. Моряки народ суеверный. Это заведомо известно. На многих очень подействовало предсказание Распутина. Все это обсуждалось с различными комментариями.

Мы часто вспоминали наше пребывание в Новоселке. Как я и предполагала, ему совсем не понравилась моя Украина. Его уже раздражало то, что он совершенно не понимал, что говорит прислуга или крестьяне. Ни польского, ни украинского языка он не знал. Но его очень тронули радушие и широкое гостеприимство моих родственников. Когда мы прощались, дядя Ахиллес сказал: «Что бы ни случилось, помните, мой дом также и ваш. Мать Нины была моя любимая сестра. Ближе ее у меня никого не было».