Ворон - Дмитрий Щербинин

А кикимора рванула Альфонсо к трясине, и от этого рывка, точно яркая, вспомнилось ему одна из многих историй, которые в детстве рассказывала ему матушка, и он выкрикнул громко:

— Слушайте! Слушайте! Эта история может вам понравиться! Выслушайте только, а потом уж можете тащить на дно!

— Уххх! — издала оглушительный вздох кикимора, и склонилась над его лицом. — Только поживее, а то — у меня в желудке урчит!

И вот что рассказал Альфонсо:

— В давние, давние годы то было…

Над лесными долинами поднимались холмы, и на склоне одного из них, стояла маленькая светлая деревушка, где жила прекрасная девушка, именем Алия. Только одинокий, раскидистый клен был выше ее дома. Этот клен, по осени ронял чудесные листопады, а зимой стоял черный и бесприютный — тогда Алия вешала на его ветви, вышитые ею платочки, и он казался уже не мрачным, но, даже — веселым. Среди ветвей устроили гнездо вороны.

В том же селении жил юноша именем Амид, который был влюблен в Алию. Только вот девушка, словно не замечала его ухаживаний, много времени проводила возле клена; и вскоре так подружилась с воронами, что они стали у нее совсем ручными. Ну, а Амид, издали любовался на Алию, и тихо лил в нежном своем сердце слезы…

Пришла зима, а, вместе с нею — беда — орки. Люди едва успели в лес отойти; а поселение их уж захватили эти создания мрака. Они, видно, решили обосноваться там надолго — стали пировать в крестьянских домах.

Жители той деревни, в лесах, встретились с иными людьми, селения которых тоже попали к орками — все вместе вырыли землянки, и… стали голодать.

Получилось так, что Алия и Амид поселились в соседних землянках, и юноша мог видеть возлюбленную свою — только она его по прежнему не замечала ибо все силы ее уходили на уход за больной матерью…

Ах — как же тосковал, как же терзался этой неразделенной любовью Амид! Он не замечал голода, и никакие тяготы не значили ничего пред муками сердца.

В один из тех, зимних дней решил он, что для того, чтобы привлечь внимание прекрасной Алии надо прославить свое имя. Вместе с друзьями своими создал он отряд, и, вместе нападали они на караваны орочьи, отбивали у них еду, а обезглавленные трупы оставляли на дорогах, что приводило вражьих командиров в ярость. За голову Амида была назначена большая награда, однако, если кто из орков и видел эту голову, то лишь в последнее мгновенье жизни. Постепенно все новые люди входили в отряд Амида — и общими усильями, не потеряв почти ни одного человека, разгромили они большой отряд орков и волколаков, который направлен был в лес на их поиски.

Амида уже чтили, как героя народного; часто спрашивали, когда поднимется восстание, чтобы вымести орков с земли родной, на что он, набравшись за это время рассудительности, так отвечал:

— Быть может, по весне, когда земля войдет в великую силу — тогда и орки с их каменными сердцами ослабеют…

Бесстрашному в битве герою, не малых трудов стоило робко постучаться в землянку к Алии, которую он лишь несколько раз, да мельком видел за последнее время. А она вышла к нему, совсем худенькая, бледная, и глаза ее, точно потускнели, выцвели от бессчетных пролитых слез.

— Что… — только начал вопрос Амид, а Алия уже отвечала ему:

— Матушка умерла.

Тут юноша, чувствуя боль возлюбленной, заплакал — как сестру обнял, и она, одинокая, прильнула к нему, как к брату, и так стояли они среди стужи, чувствуя великую нежность друг к другу. И тогда же молвил шепотом Амид:

— Нет, нет — ты, такая прекрасная, такая светлая — ты никогда не будешь одинока. Ты, конечно, помнишь, клен который цвел над твоим домиком. Помнишь гнездо воронов?.. А я видел недавно, издалека правда, нашу деревню. Так вот — клен стоит по прежнему, хотя нижняя часть его ствола изрублена и обожжена. Обгорели и нижние ветви, но верхние, на которых… Так вот — я принесу гнездо с любимыми твоими птицами — клянусь — чего бы мне не стоило — принесу. А, когда наступит весна, мы вернем его на место; и заживем по прежнему…

И тогда, нежно и страстно поцеловала его в губы Алия; и не ведали они, что этому поцелую суждено стать последним…

На следующий день выдался сильный мороз, да, к тому же сильно мело — орки сидели в избах — поедали крестьянские запасы; волколаки — глодали в амбарах кости домашних животных…

В одиночестве, среди высоченных сугробов, пополз Амид к родному холму, а метель была так сильна, что в десяти шагах уж ничего не было видно…Он уже подползал к клену, как чуткие его уши уловили шаги. Он выхватил клинок, да тут увидел, что идет человек со связкой хвороста. Тогда Амид узнал одного из жителей деревенских — молчуна Прота, которого почитали все за погибшего. Всех людей любил Амид — сердце то его не знало ни корысти, ни предательства — он то и верил, что единственные враги орки — а все люди, конечно, как братья.

Окрикнул он тогда Прота — тот сначала испугался, выронил даже хворост, потом вымолвил, хрипловатым своим, испитым голосом:

— А — это ты, Амид. Слышал, слышал про тебя…

— Что же тут делаешь, Прот? Пойдем со мною — станешь воином.

— А я бы давно пришел, если бы только дорогу знал. Скажи мне дорогу — я и приду. Скажи немедля!

Тут, что-то такое промелькнуло в его голосе, что даже Амид почувствовал недоверие, но тут ему стало на себя стыдно, и он, обняв за плечи Прота, молвил:

— Вот исполню одно дело, тогда вместе и пойдем.

— Позволь мне только к дому сбегать — взять кое-что из пожитков!..

Так они и разошлись. Амид вспоминал прекрасный лик Алии, и мечтал о предстоящей встречи. А Лик Прота, кривился еще пострашнее орочьего — казалось, его распирали изнутри золотые, которыми должны были одарить его хозяева за выдачу Амида…

Юноша добрался до клена. Как же был изрублен ятаганами, обожжен ствол его! Нижние ветви сгорели, ну а на верхних, едва виделось за метелью воронье гнездо. Он обхватил ствол, несколькими могучими рывками добрался до первых из уцелевших ветвей, а дальше все пошло значительно легче.

Когда он склонился над гнездом, горестный стон из него вырвался — в гнезде лежали три вороненка, и все трое, уже побелели от снега — видно, их матушка погибла, когда добывала для них еду. Провел Амид рукою по холодным их телам; а по щекам его покатились слезы:

— Простите, простите, что не пришел к вам раньше!

И тут он почувствовал, что один вороненок слабо шевельнулся — сразу подхватил это маленькое тельце Амид, поднес к губам, стал согревать дыханьем — тут почувствовал, как слабо, слабо — словно первый, робкий солнечный лучик, забилось его сердечко.

— Ну, ничего, маленький. Алия тебе выходит…

Тут он поместил вороненка под тулуп, под рубаху, у самого своего сердца; и тут услышал орочью ругань и хохот:

— Вон он!.. Ага, попался!.. Окружай со всех сторон!.. А тот раб — Прот?. Да мы его прирезали — золото достанется нам!.. Мы первые его увидели!..

В несколько мгновений клен был окружен несколькими рядами орков и волколаков, а подбегали все новые и новые. Амиду кричали:

— А ну слезай!.. Что — не хочешь?!.. Рубите-ка дерево!..

Амид понимал, что его все равно схватят, а сиденьем на верхних ветвях он выгадает разве что несколько минут; потому он с обнаженным клинком, да с теплым комочком возле сердца, спрыгнул на головы орков.

Отчаянная то была схватка, орки знали, что за живого, награда увеличится в четыре раза, а потому не убивали, но старались оглушить его. Несколько дюжин их полегло, от клинка Амида, и, казалось — это великий воитель эльфийский, прорубался чрез их ряды к лесу. Вообще то силы у Амида были, как у обычного человека — никогда не отличался он какой-то особой силищей, но тут было стремление к свободе, к Любимой — он стоял на родной земле, и она ему сил придавала. И он уже почти вырвался, как вцепился ему в ногу волколак, и полетели сети — раненный, уж не успел их разрубить Амид — тут навалились орки, и били его страшно, а он старался, только чтобы удары по вороненку не попали…

Очнулся уже в телеге, и первое, что почувствовал: вороненок был на месте, и теплом своим придавал ему сил — он нашел лепешку, которая лежала у Амида во внутреннем кармане, ею и питался. А над юношей склонился здоровенный орк — Амид хотел оттолкнуть его да тут почувствовал, что крепко-накрепко связан по рукам, и ногам.

— Где я?.. — простонал он, разбитыми губами.

Орк, обнажив кривые, желтые клыки, усмехнулся и прорычал:

— Ты по дороге в Брогурук! Там тебя ждет долгое веселье; уж тамошние мастера умеют веселиться! Аха-ха-ха! Все жилы из тебя вытянут… Уроуроор! Но ты можешь получить быструю смерть, или прощенье, и, даже, почести, если проведешь нас тайными тропами к своим людям.

Темно стало на сердце Амида, но вот, вспомнил он лик Алии, и понял, что никакие муки не сломят любви его, и ясно стало на сердце его.