Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова

Кроме сих рядов есть еще другой Лоскутный ряд, близ Вшивого рынка, где продаются всякие вещи, и между ними прекраснейшие и дорогие. Так что по справедливости можно считать его между лучшими рядами и называть иначе.

Также недалеко от Кремля есть Охотный ряд, в котором продаются всякие живые птицы, глухари и полевые тетерева, рябчики, пиголицы, скопы, соколы, перепелки, соловьи, жаворонки, щеглята и так далее, а также куры, голуби, гуси, утки, живые кошки и прочее.

По средам и пятницам бывает большой базар, и тогда, когда пробираешься сквозь толпу народа, надо не забывать держать руки в карманах, потому что кроме торговцев, в рядах много воров.

А еще расскажу о винных и яблочных погребах. На базаре или большем рынке перед Кремлем есть множество винных погребов, стоящих рядом, которые частью принадлежат казне, а большею частью частным людям. Но в них продают только испанское и французское вино. Войдя в погреб, тотчас подают тебе разные пробы в скляночках, и какие выберешь, о том торгуются. Мера называется «галенками»[93], «пол и четверть галенками», делаются они из луженой меди без крышки и слегка походят на ночные горшки. Галенок почти равен шведскому стопу. Для закуски можно иметь хлеб, изюм или миндаль.

Еще у русских есть яблочные погреба, в которых круглый год продаются всякие яблоки, из которых лучшие называются наливными и часто так прозрачны, что на солнце видны зерна.

А все кабаки, винные, пивные и водочные кружала[94] в пространном русском государстве принадлежат исключительно царю. От этого в кабаках редко находится хорошее пиво, и то продается дорого, хотя ячмень, солод и хмель дешевы. Но кабаков, как в Москве, так и в других городах и селениях не слишком много[95].

Почти у всех, а особливо у крестьян, есть жидкий напиток, называемый квасом. Напиток этот, насколько мне известно, не варят, а мешают только ржаной солод с горячей водою; он всегда держится в открытой посуде, и вечером наливают в него столько, сколько выпито днем. Но когда, наконец, он начнет делаться слишком жидким и слабым, то делают его снова и таким образом продолжают беспрестанно. Такой квас продается в Москве на всех улицах.

Можно русских похвалить за то, что не только в кабаках, но и во всяком доме в городе есть ледники для прохлаждения напитков в летнее время. Это делается так: каждый год в марте месяце ледники набиваются льдом, после чего то место, где должно стоять питье, раскапывают надвое и льют воду, которая ночью замерзает, и место делается гладким и ровным. После чего на лед стелют солому, от чего он летом не так скоро тает, а бочки не так сильно портятся от сырости».

Читая про прогулки приезжих иностранных гостей по московским кружечным дворам и яблочным подвалам, Барон вспоминал, что иногда нелегко бывало не увлечься чрезмерно даровым опробованием испанского или русского вина[96] под ледяные прозрачные яблоки, моченые в ароматном рассоле. В общем, многие рассказы иностранцев о Москве, как она виделась им изнутри, звучали одобрительно.

А уж когда речь шла о том, почем следует в Москве покупать подарки на родину, тут похвалам не было конца. Например, чех Бернгард Леопольд Таннер восторгался:

«Разных драгоценностей у москвитян много — жемчуга, смарагдов, бирюзы, сапфиров — благодаря частым сношениям с персиянами. По крайне мере, мелкие граненые рубины до того дешевы, что продаются на фунты — 20 московских или немецких флоринов за фунт».

Барон вспомнил, что во время Тернера в Московии уже давно работал завод, на котором делали стекло. Так что каковы были эти рубины — знали только настоящие знатоки камней. Проще было определить, какова русская икра. Она была дешева, многим же иностранцам казалась небывалой редкостью. Павел Алеппский писал о ней так:

«Река Москва изобилует разных пород рыбой; одна порода бывает с брюхом, полным вкусными мешочками красной икры, и ловля ее не прекращается ни летом, ни зимой».

Олеарий рассказывал об икре подробнее:

«Есть у русских весьма обыкновенная еда, которую они называют икрою: она приготовляется из икры больших рыб, особенно из осетровой или от белорыбицы. Они отбивают икру от прилегающей к ней кожицы, солят ее, и после того, как она постояла в таком виде шесть или восемь дней, мешают ее с перцем и мелко нарезанными луковицами, затем некоторые добавляют еще сюда уксусу и деревянного масла и подают. Это неплохое кушанье; если вместо уксусу полить его лимонным соком, то оно дает — как говорят — хороший аппетит и имеет силу, возбуждающую естество. Этой икры солится больше всего на Волге у Астрахани; частью ее сушат на солнце. Ею наполняют до сотни бочек и рассылают ее затем в другие земли, преимущественно в Италию, где она считается деликатесом. Имеются люди, которые должны арендовать этот промысел у великого князя за известную сумму денег».

Еще подробнее описывал русскую икру Самуэль Коллинс, врач царя Алексея Михайловича:

«Что касается икры, я теперь сообщу вам подробное о ней известие; она приготовляется в Астрахани из осетров и белуг. Белугой называется большая рыба, около двенадцати или пятнадцати футов длиною, без чешуи, которая похожа на осетра, но гораздо слаще вкусом и больше; ее мясо белее телятины и вкуснее мозгу. Белуг и осетров ловят множество единственно для икры, которую солят, сдавливают и кладут в бочки. Отправляют также некоторое количество икры недавленой и малосольной, и она считается большим лакомством. Есть два рода икры: первая, добываемая из осетров, черна, зерниста, имеет некоторую клейкость и называется по-русски икрою: она приготовляется также и турками. Другой род икры добывается из белуги; цвет этой икры темносерый, и величина ее зерен равняется с перцем. Белуга лежит на дне реки и глотает множество камней, невероятно тяжелых, чтобы противиться быстрому течению Волги, усиливаемому тающим снегом; она выбрасывает камни, как скоро стремление реки ослабевает. Икра ее называется армянскою, может быть, потому что армяне ее первые приготовляли. Икру эту очищают, солят и кладут в корыта, чтобы стекли масляные и жирные ее соки; потом кладут ее в бочки и давят очень крепко, покуда она сделается твердою. Около Астрахани убивают множество белуг и, вынув икру, бросают остальные части, но это напрасно, потому что белуга — одно из лучших лакомств, из воды доставаемых, и брюхо ее вкуснее даже бычачьего мозга. Из белуги также добывается клей».

Поляк Самуил Маскевич, вдоль и поперек исходивший Москву, неплохо отозвался о своих русских хозяевах, по примеру Герберштейна, который говорил: «Я всегда бывал сыт»:

«В съестных припасах было у нас изобилие, и за деньги мы все могли купить, и притом дешево. В Москве четырнадцать рынков, где на каждом всякий день можно достать все, чего хотелось — там торгуют ежедневно.

Трудно вообразить, какое множество в их Китай-городе лавок: их считается до сорока тысяч. И какой везде порядок! Для каждого рода товаров, для каждого ремесленника, самого ничтожного, есть особый ряд лавок, даже для цирюльников, которые бреют в своем ряду.

И какое там бесчисленное множество осадных и других орудий огнестрельных на башнях, на стенах, при воротах и на земле. Там, между прочим, я видел одно орудие, которое заряжается сотнею пуль и столько же дает выстрелов; оно так высоко, что будет мне по плечо, а пули его с гусиное яйцо. Оно стоит против ворот, ведущих к Живому мосту. Среди рынка я видел мортиру, вылитую, кажется, только для показа: сев на нее, я на целую пядь не доставал головой до верхней стороны жерла. А оруженосцы наши обыкновенно влезали в это орудие человека по три и там играли в карты под запалом, который служил им вместо окна».

Свою лепту в рассказы о московитском рынке внес и Олеарий:

«Перед Кремлем находится величайшая и лучшая в городе рыночная площадь, которая весь день полна торговцев, мужчин и женщин, рабов и праздношатающихся. Вблизи помоста стоят обыкновенно женщины и торгуют холстами, а иные стоят, держа во рту кольца, чаще всего — с бирюзою, и предлагая их для продажи. Как я слышал, одновременно с этой торговлею они предлагают покупателям еще кое-что иное.

На площади и в соседних улицах каждому товару и каждому промыслу положены особые места и лавки, так что однородные промыслы встречаются в одном месте. Торговцы шелком, сукном, золотых дел мастера, шорники, сапожники, портные, скорняки, шапочники и другие — все имеют свои особые улицы, где они и продают свои товары. Этот порядок очень удобен: каждый благодаря ему знает, куда ему пойти и где получить то или иное. Тут же, невдалеке от Кремля, в улице направо, находится их иконный рынок, где продаются исключительно писаные изображения старинных святых. Называют они торг иконами не куплею и продажею, а «меною на деньги»; при этом долго не торгуются.