Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова

Барон задумчиво перебирал свидетельства, особенно ценные для него, коль скоро ныне зашла речь о единении христианских народов.

Иноземцы в Москве

В Москве было несколько церквей для приезжих иностранцев, которые жили в основном в предместье Кокуй. Эрколе Зани перечислил эти церкви:

«Между предместьями главное Кокуй; дома в нем деревянные, но красивы, как игрушки; оно предоставлено немцам. У лютеран там три кирхи; у кальвинистов — голландцев и англичан — две; все без колоколов. Заведуют ими особые царские сановники. В ближайшей слободе, Басманной, живут перекрещенцы, принявшие московскую веру».

Барону доводилось иметь дело с такими людьми. Многие из них неплохо устроились в Москве, женились на русских, переняли русские обычаи и домашний обиход и не думали о возвращении на родину. Иные, по большей части военные, были за ратную доблесть пожалованы поместьями, владели крестьянами и немало тем гордились. Да и для остальных иноземцев Москва была привлекательна и на свой лад открыта. Умно писал об этом Олеарий:

«Московиты относятся терпимо к представителям всех наций и религий, и ведут сношения с лютеранами, кальвинистами, армянами, татарами, персиянами и турками. Однако они крайне неохотно видят и слышат папистов и иудеев, и русского нельзя сильнее обидеть, как выбранив его иудеем или жидом, хотя многие из купечества довольно похожи на жидов. Лютеране и кальвинисты до сих пор встречали хороший прием не только в разных местах в стране, но и в самой Москве при дворе, ради торговли и сношений, которые с ними усердно ведутся, а также и ради тех должностей, на которых они служат его царскому величеству дома и в поле.

Тех из них, что живут в Москве, имеется до тысячи. Каждому разрешается по-своему совершать богослужение в публичных церквах. Раньше обе религии имели в городе Москве в округе Царь-город свои построенные здесь церкви. Однако лютеране лет двадцать тому назад потеряли церковь из-за ссоры и драки женщин, споривших о первенстве. Когда перед тогдашней осадой Смоленска немецкие военные офицеры женились на купеческих служанках, то эти последние, как жены капитанов и поручиков, уже более не хотели сидеть ниже бывших своих барынь. Жены же купцов полагали, что было бы постыдно для них, если бы те, кто недавно были их служанками, стали сидеть выше, чем они сами. Вследствие этого в церкви поднялся большой спор, который, в конце концов, перешел в драку. Патриарх в это время проезжал мимо церкви, увидел свалку и спросил о причинах ее. Когда ему сообщили, что это в немецкой церкви идет спор из-за мест, он сказал:

— Я полагал, что они будут приходить в церковь с благоговейными мыслями для совершения своего богослужения, а не ради высокомерия.

После этого он приказал, чтобы тотчас церковь была сломана, и, действительно, в тот же день она была разрушена до основания. Лютеранам, однако, позволили построить вне Белой стены, в округе Большой город, новую церковь.

Кальвинисты также внутри Белой стены стали, рядом со своей деревянной часовней, строить красивую каменную церковь и довели ее почти до крыши. Так как, однако, патриарх и великий князь не разрешили постройки, а лишь смотрели на нее сквозь пальцы, то патриарху как-то пришло в голову приказать разрушить эту церковь, а заодно упразднить и часовню, находившуюся близ нее. После этого кальвинисты некоторое время для слушания проповеди ходили в церковь к лютеранам, пока они, наконец, не получили собственной церкви.

Когда некоторое время спустя лютеране принуждены были, по настоянию патриарха, убрать свою церковь и из Большого города, они, с соизволения его царского величества, заняли вне вала на свободной площади место и построили на ней церковь размером больше, чем предыдущая. Однако недавно они вновь со своей церковью должны были перейти на другое место. Произошло это таким образом.

Попы в Москве уже очень давно жаловались, что немцы, живущие среди русских в городе, закупили самые большие и лучшие площади из их приходских земель и обстроили их так, что попы потеряли многое из своих доходов. Однако, так как предыдущий великий князь относился благосклонно к немцам, им ничего нельзя было добиться. Теперь, однако, когда сам патриарх стал жаловаться, что немцы ходят среди русских в одинаковых с ними одеждах, и как бы крадут у него благословение, попы воспользовались случаем, возобновили свою жалобу и довели дело до того, что отдан был строгий приказ: кто из немцев хочет перекреститься по русскому обряду, тот пусть остается жить в городе, но кто отказывается поступить так, тот обязан в течение короткого времени вместе с жилищем своим выбраться из города за Покровские ворота, в Кокуй, место, где сорок и более лет тому назад немцы исключительно жили и где погребен датского короля Христиана IV брат, герцог Иоганн.

Это место лежит на реке Яузе и получило название Кокуй по следующей причине. Так как жены немецких солдат, живших там, видя что-либо особенное на мимо идущих русских, говорили друг другу: «Kuck! Kucke hie!», то есть «Смотри! Смотри здесь!», то русские переменили эти слова в постыдное слово: «х…й, х…й» (что обозначает мужеский член) и кричали немцам, когда им приходилось идти в это место, в виде брани: «Немчин, м…сь на х…й, х…й», то есть «Немец, убирайся на…» и тому подобное. По этому поводу к его царскому величеству была направлена жалостливая челобитная: они, немцы видят, что в настоящее время, безо всякой причины, подвергались они поношению со стороны русской нации, и, несмотря на верную службу свою и доброе расположение, выказанные перед его царским величеством и его подданными, тем не менее, на улицах, со стороны разных оборванцев, встречают и слышат вслед столь постыдные слова. Они просят поэтому его царское величество, чтобы он, по похвальному примеру предков своих, принял их под милостивейшую защиту свою и оберегал от таких поносителей и прочее и прочее.

После этого его царское величество велел публично объявить следующее:

— Кто с этого дня будет кричать подобные слова, хотя бы вслед самому незнатному из немцев, тот, безо всякого снисхождения, будет наказан кнутом.

Действительно, несколько человек нарушителей этого запрета были сильно наказаны. Теперь немцы освободились от этих позорных криков вслед. Его царское величество теперь дал этому месту другое наименование, назвав его «Новой иноземской слободой». Здесь каждому, по его личному состоянию, должности или промыслу, отведено определенное место для построек, и вся слобода разделена правильными улицами. Тем, у кого в городе были деревянные дома, велели их сломать и вновь сложить в Новой иноземской слободе, где они теперь, в случае часто возникающих у русских пожаров, живут в гораздо большей безопасности, чем в городе. Большинство немцев говорят, что снятие русской одежды и отделение от русских домов и ежедневных сношений с русскими было им столь же больно, как, например, было бы для рака утопление его, ради наказания, в воде».

В Москве было и специальное кладбище для иностранцев, отдельное от русских кладбищ. Роде как-то рассказал о немецких похоронах:

«1659 года 20-го апреля были похороны господина Рютца, на которые были посланы пятеро из нас, а именно: секретарь, толмач, гофмейстер, Петр Гуварт из Данцига и камердинер. Из них первые трое заехали сперва с полковником Бауманом в Слободу к Иоганну фон Дельдену и затем вместе с последним в дом Генриха Свелленгревера, то есть зятя покойного, куда принесли гроб два дня тому назад. Все участники траурной церемонии уступали нам, как представителям посланника, почетное место не только здесь и за столом, так как нас два раза весьма хорошо угощали, но и в церкви. Когда мы вошли в дом, то увидели, что в той комнате, в которой обыкновенно собираются мужчины, были накрыты три довольно длинных стола, тесно уставленные вареньями и другими яствами, предназначенными для завтрака. Кроме того, нам подавали холодный пивной суп из очень больших серебряных чашек, в которых лежало по ложке такой величины, что шесть подобных ложек, наверное, могли наполнить целый горшок, а затем пили согретое вино из маленьких серебряных кубков. После завтрака, около двух часов, нас пригласили на вынос; повесили тело, покрытое по нашему обычаю черным сукном, между двух лошадей и повезли его на кладбище при нашей церкви, где хоронят без различия вероисповедания всех немцев. За телом следовали верхом все присутствовавшие без соблюдения особого порядка, и затем с кладбища все опять поехали в кальвинистскую церковь, где впереди были поставлены три мягких кресла для секретаря, толмача и гофмейстера, и здесь они слушали проповедь, текст которой: «Да возлюбил Бог свет» — был взят из третьей главы Иоанна. Выслушав проповедь, мы опять поехали на кладбище, где тело еще находилось над землей. Здесь снова было сказано слово о бренности людской, после чего опустили покойника в могилу. Затем пастор поблагодарил от имени всей родни всех, оказавших покойнику последнюю честь, и попросил пожаловать еще раз в упомянутый выше дом, чтобы принять участие в приготовленном там угощении. Когда мы снова приехали туда, столы уже были покрыты и уставлены прекрасными кушаньями; блюда сменялись три раза, и угощение было превосходно. Говорят, что у здешних иноземцев всегда предлагают такое роскошное угощение при похоронах, вследствие чего несостоятельным у них приходится расходовать деньги выше своих средств, так как они не желают уступать другим. Угощение продолжалось около трех часов, и затем все поехали опять домой, за исключением представителей посланника, которых вместе с полковником Бауманом и фон Дельденом пригласили к Гордерту Герцу, где им предложили хорошее угощение».