Боги и человек (статьи) - Борис Синюков

Во–вторых, свое будущее очень интересует муравьев, иначе бы они не принимали в свое семейство дополнительных маток ввиду хорошего урожая того, что они едят. И не убивали бы своих же собственных маток ввиду плохого урожая. Кроме того, оса наверняка помнит, как ткала свой кокон в «спящем» состоянии, иначе бы она не позаботилась бы о своей будущей личинке. В связи с этим не надо говорить непонятных никому слов типа инстинкт, которые сам исчерпывающе не понимаешь и никому не можешь вразумительно объяснить. Именно поэтому вывод Фабра об отсутствии прошедшего и будущего у пчелы является не научным, а идеологическим.

Другое дело настоящее, как мы, люди, его понимаем, хотим понимать, идеологически. Живому охота жить, даже в ущерб будущему, прекрасно зная в прошлом, что в будущем так поступать нельзя, однако, поступаем. И даже иногда кушаем своих детей, виртуально или реально.

Знаменитая спираль развития в принципе должна иметь два конца, иначе она – не спираль. Только оба конца – в бесконечности. Поэтому ни до сотворения мира на одном конце, ни до его гибели – на другом никому и никогда не добраться, приходится довольствоваться более или менее длинным отрезком спирали очень далеким как от одного, так и от другого в принципе неизвестного конца. Жизнь на этом отрезке – бесконечно малая величина и именно поэтому она всегда соприкасается с прошедшим и будущим.

Главный вывод из всего этого – не надо разделять этих трех временных отрезков, а уж из этого следует, что абсолютно не важно, что первично – яйцо или курица? Из сгустка энергии и материи могли образоваться как яйцо, так и курица. При этом только непрерывность, неразрывность бесконечной спирали есть необходимое и достаточное условие прошедшего, настоящего и будущего. Поэтому при создании любой идеологии чего бы–то ни было надо не забывать всеобъемлющий принцип. Но он как бы не вмещается в наших головах, и мы выдумали анализ, разделение большого на маленькие его частички. Это помогает справляться нашим головам с задачами, но надо всегда помнить, что мы разрываем для удобства цепочку, а этого делать нельзя, если мы хотим понять ее всю.

Конечно, есть и синтез, склеивание маленьких частичек как бы в прежнюю спираль. Только мы всегда путаем прежний порядок этих частичек и склеиваем их либо как попало, либо с заранее выработанной выгодой (идеологией), не для цепочки, разумеется, а для самих себя. Чтобы нам самим в нашем настоящем было жить легче. Именно поэтому возникают не объективные, а субъективные идеологии мира. А идеология – не есть познание, сие есть – приспособление. В итоге не познание, а приспособление давлеет над нами. И в частности по вопросу инстинкта и разума, каковые есть – одно и то же. Поэтому, если уж мы так разделили мир, то надо искать не различие в инстинкте и разуме, а – общность.

Движение собственности, юриспруденция, кланы

Халикодомы хотя и пчелы, но живут и трудятся, так сказать, индивидуально, хотя и живут деревнями. Вот как их описывает Фабр.

«Унося далеко от гнезда моих халикодом, я заметил, что если они отсутствовали слишком долго, то, вернувшись, находили свои ячейки запертыми. Ими воспользовались соседки, закончили постройку, заготовили провизию, отложили яичко. Заметив такой захват, вернувшаяся из далекого путешествия пчела скоро утешалась. Она начинала грызть крышку какой–нибудь из соседних ячеек. Работающие рядом пчелы не препятствовали ей делать это: они были слишком заняты делами сегодняшнего дня, чтобы ссориться с разрушительницей вчерашней, давно законченной работы. Раскрыв ячейку, пчела немножко строит, приносит немного провизии, потом уничтожает находящееся в ячейке яичко, откладывает свое и заделывает ячейку. Перед нами особенность нравов, заслуживающая глубокого изучения.

Часов в одиннадцать утра, в самый разгар пчелиных работ, я подхожу к черепицам, привешенным у моего балкона. Халикодомы заняты, кто постройкой, кто заполнением ячеек провизией. Я мечу десяток пчел различными красками, наношу метки и на их ячейки. Когда метки высохли, ловлю этих десять пчел, помешаю каждую в отдельный бумажный пакетик и укладываю все это в деревянный ящичек до следующего дня.

Пока хозяек не было, их ячейки исчезли под новыми постройками, а иные, которые не были закончены, теперь заперты: их заняли другие пчелы. На другой день, как только я освободил моих пленниц, они вернулись к своей черепице. Сутки они отсутствовали, и все же каждая находит свою ячейку — дорогую ячейку, которую она вчера строила. Она тщательно исследует все вокруг нее и даже по соседству, если ячейка исчезла под новыми постройками.

Ячейка осталась на виду, она доступна, но заперта крепкой крышкой: захватчица отложила в нее свое яичко. «Яичко — за яичко, ячейка — за ячейку» — таков жестокий закон возмездия. «Ты украла мою ячейку, я возьму твою». Недолго думая, обиженные принимаются взламывать крышечки ячеек, которые им приглянулись. Иногда это своя ячейка, которой снова завладевает ее законная хозяйка. Чаще это чужое жилье, даже далеко расположенное от утраченной ячейки пострадавшей — освобожденной пленницы.

Пчела терпеливо грызет известковую крышечку. Общая покрышка всего гнезда будет наложена в конце работ на все ячейки сразу. Ее еще нет, и пчеле нужно разрушить лишь крышечку, чтобы открыть вход внутрь ячейки. Это медленная и трудная работа, но она посильна челюстям халикодомы. Вся крышечка превращается в порошок. Взлом совершается открыто и самым мирным образом: соседки не вмешиваются, хотя среди них находится и владелица этой ячейки. Пчела очень ревнива, пока строит ячейку, и она на редкость забывчива, когда дело касается ячейки законченной. Для нее существует лишь настоящее: в нем все; прошедшее и будущее — ничто.

Наконец крышка взломана, вход в ячейку открыт. Несколько времени пчела стоит, наклонившись над ячейкой. Она наполовину засунула в нее голову и как бы созерцает. Потом улетает, затем нерешительно возвращается… Наконец решение принято. Яичко, лежавшее на поверхности медового теста, схвачено и выброшено вон, словно мусор. Я много–много раз видел это злодейство и, признаюсь, много раз сам вызывал его. Когда пчеле нужно отложить свое яйцо, то она с жестоким равнодушием относится к яйцам других своих товарок.

У другой захваченной ячейки халикодома занята заготовкой провизии. Она отрыгивает мед и счищает цветень в ячейку, снабженную достаточным запасом. Вижу я и таких, которые немножко работают около пролома, принеся сюда лишь несколько лопаточек цемента. Пусть работы по заготовке провизии и постройке ячейки вполне закончены, халикодома принимается за прерванную ее пленением работу с той точки, на которой она прекратилась двадцать четыре часа назад.

Из моих десяти пленниц одна, менее терпеливая, не взламывает крышечку. Она попросту выгоняет хозяйку из наполовину снабженной провизией ячейки. Долго сторожит на пороге жилья и, наконец, почувствовав себя хозяйкой, принимается дополнять запас провизии. Я слежу одновременно и за ограбленной и вижу, что та завладевает в свою очередь тоже чужой ячейкой. Она взламывает крышечку, и ее поведение ничем не отличается от поведения халикодом, которых я сутки продержал в плену.

Значение этого опыта очень велико, а потому его нужно повторить: необходимо подтверждение. Почти каждый год я повторял его и всегда с теми же результатами. Добавлю лишь, что некоторые из пчел, которым нужно было вознаградить себя за потерянное в плену время, оказывались очень спокойными. Я видел таких, которые принимались строить новую ячейку, а иногда и таких, правда очень редко, которые отправлялись на другую черепицу, словно хотели избежать близкого соседства с грабителями. Встречались мне и такие, которые приносили комочки цемента и принимались усердно поправлять крышечку собственной ячейки, хотя в ней и лежало чужое яичко. Все же чаще всего они взламывали крышечку ячейки.

И еще одна подробность, не лишенная значения. Совсем не обязательно ловить халикодом и сажать их на некоторое время в тюрьму, чтобы увидеть только что описанные насилия. Последите терпеливо за работами в поселке, и вы увидите неожиданные вещи. Прилетает халикодома, взламывает крышку и откладывает яйцо в готовую ячейку. Вам неизвестно, почему она так поступает. На основании только что описанных опытов я вижу в такой пчеле запоздавшую хозяйку: какая–то случайность сильно задержала ее вдали от гнезда.

Запоздавшая захватывает заделанную — свою или чужую — ячейку. Переделывает заново крышечку, приводит все в порядок, уничтожает чужое яичко, откладывает свое. Станет ли она продолжать подобный разбой? Никоим образом. Месть — это удовольствие богов и, может быть, домашних пчел. Халикодома удовлетворяется взломом одной ячейки. Она сразу успокаивается, как только пристроит свое яичко, ради которого столько работала. С этого момента и побывавшие в плену и просто запоздавшие принимаются за обычную работу: честно строят, честно заготовляют провизию. Все злые помыслы оставлены…