Особо дикая магия - Эллисон Сафт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Веди себя прилично, пока меня нет.
Он подумывает пойти к Уоллесам и воспользоваться их телефоном, но, кажется, Аннетт вряд ли будет рада видеть его так скоро. Или вообще когда-нибудь. Он вряд ли забудет разочарование, мелькнувшее у нее в глазах, когда он оставил ее одну на берегу. Ради того, чтобы избежать этой неловкой встречи, можно и пожертвовать мелочь телефонному автомату.
Он ныряет на узкую боковую улочку, ответвляющуюся от уикдонской площади, хмурой и сумрачной, словно заброшенная ярмарка. Весь город выглядит как после погрома. Витрины темные, булыжники усеяны яблочными огрызками и мятыми бумажными стаканчиками. Обойдя несколько сомнительных луж, он находит в конце улицы телефонную будку. Внутри – как в исповедальне с ее уединением за железными решетками. Отыскав в кармане несколько монет, он проталкивает их в прорезь. Они с веселым звоном падают на дно.
Телефон успевает издать только один гудок, потом трубку берут.
– Алло?
– Так-так, да это же моя любимая сестренка! Какой приятный сюрприз.
На самом деле нет. Меньше всего он надеялся нарваться на Мад.
В трубке треск.
– А-а. Чего тебе?
– У меня все отлично, спасибо, что спросила. С чего ты взяла, что мне что-то нужно?
– Ты только в таких случаях звонишь.
Вот уж неправда. Уэс хмурится, но старается говорить беспечным голосом:
– Мне нужен всего один драгоценный дар – возможность поговорить с любимой сестрой.
– Трепло. – И после краткой паузы: – Когда охота?
– На следующей неделе, – он навивает на запястье телефонный шнур. – Надо бы вам приехать. Будет весело, конечно, если никто не погибнет.
– У нас с Кристиной работа, у Коллин школа. Мы не можем позволить себе уволиться, чтобы ради тебя болтаться где-то в провинции.
– Это же конец недели, так что Фасолька может приехать, – он медлит. – И если мы победим, тебе будет незачем снова выходить на работу – по крайней мере какое-то время, если не захочешь.
– Ты правда готов попросить маму смотреть на все это?
– Ничего с ней не сделается. Я уже пообещал ей сходить на исповедь. Думаю, десятка-другого молитв по четкам в качестве покаяния вполне хватит.
Мад фыркает. Он прикусывает губу, чтобы удержаться и не искушать судьбу. Шутить с Мад – все равно что вести боксерский матч: надо уметь вовремя покинуть ринг.
– Так ты подумай, ладно?
– Хорошо. Подумаю. Ну и с кем ты хотел поговорить?
«С тобой». Но эти слова застревают у него в горле, и потом, даже если она не бросит трубку, что ей сказать? Что он соскучился? Что хочет от нее прощения? Да, это правда, но его намерения и желания всегда мало что значили для нее. Пока он не наполнит для нее ванну золотом и не исцелит мамину руку сам, никакие мольбы не принесут ему никакой пользы.
Поэтому он говорит:
– Можешь позвать маму?
– Конечно.
Он ждет, закручивая телефонный шнур вокруг пальцев так туго, что их кончики сначала краснеют, потом белеют. Минута и еще одна монета, брошенная в прорезь, – и в трубке слышится мамин голос:
– Уэс?
– Как ты, мам?
– Я так рада тебя слышать. Ты ведь целую вечность не звонил. Я за тебя беспокоилась.
– Да я был немного занят. Но вот теперь звоню! Живой и здоровый.
– Правда? Ты не голодаешь? Высыпаешься?
Уэс с размаха закрывает лицо ладонью и тянет ее вниз.
– Да, мама…
– Вот только не надо таким тоном! Голос у тебя усталый. Только и всего.
– Просто немного нервничаю. А ты как себя чувствуешь?
– Рана заживает нормально. Вот только подвижности руке недостает. Но ты об этом не беспокойся, a thaisce. Сейчас уже ничего не поделаешь. А что тревожит тебя?
Ему следует солгать. Но едва он открывает рот, чтобы дать уклончивый ответ, желудок подскакивает, словно в попытке сбежать.
– Вообще-то многое.
Она молчит так долго, что он уже думает, что она не расслышала. А потом осторожно, словно чтобы не спугнуть его, спрашивает:
– Так почему бы не рассказать об этом мне?
– Магистр Уэлти в Уикдон до сих пор не вернулась. А остальные участники… – Рассказать ей о Джейме значит лишить сна; так обременить мать он не может. – Здесь полным-полно народу, и все хотят победить. А если мы проиграем, мне никогда не стать алхимиком, и Маргарет вечно будет несчастна, и мы останемся без дома, и в довершение всего, по-моему, Мад меня ненавидит.
– В твоей сестре нет ненависти к тебе.
Уэс морщит нос.
– Я все слышу.
– А я ничего и не говорил!
– Я слышу, о чем ты думаешь, – укоризненно объясняет она. – У Мад множество причин злиться, и на тебе ей удобно срываться. Я не говорю, что кто-то из вас прав. Просто так обстоит дело.
– Но я не понимаю, почему на мне.
Она вздыхает.
– Мад на все готова ради тех, кого она любит. Как и ты. Но завоевать ее любовь нелегко. В сердце у нее хватает места лишь немногим. А ты… Ты любишь всех, кого встречаешь.
– И при этом она считает меня эгоистом.
– Это она так говорит. А на самом деле в тебе избыток идеализма. Ей кажется, что чужих людей ты ценишь так же высоко, как своих близких.
– И вовсе я не…
– Знаю. Но ты не облегчаешь ей задачу, не даешь увидеть это. Никому не даешь. И в своей гордыне не признаешь, что ради тебя она рвется на части.
– А я думал, ты любишь меня, – хмуро бурчит он.
– Люблю, потому и объясняю все это. Сосредоточься на том, что сейчас зависит от тебя. Делай свою работу и доверься Богу – он позаботится об остальном. Ты нужен нам, – она делает паузу. – Ты нужен Маргарет.
– Скорее, это она нужна мне.
Тяжесть ее последующего молчания ему не нравится. Не внушает доверия.
– Она славная девушка, – говорит она.
– Ты серьезно? – Он разражается лающим смехом. – Мама, ты же знаешь, что она не сумистка.
– Ну, лишь бы была не против церковного брака. А детей она любит?
– Твою ж… – бормочет он.
– Не выражайся, Уэстон.
– Прости, прости, – он проводит пятерней по волосам. – Но должен сказать, вряд ли она… в общем, думаю, я не в ее вкусе.
– Чепуха. И вообще, я всего лишь дразню тебя. Просто будь к ней добрым, хорошо? Бедняжке не помешает друг. Неужели ее мать даже не пишет?
Уэс прижимается головой к стеклу телефонной будки.
– Нет. Ничего. Будто исчезла.
– Что же это за мать, если так поступила со своим ребенком? Пусть даже и
