За гранью - Питер Робинсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джулия Форд, не выдержав, вскочила со стула:
— Может быть, уже довольно, инспектор? Еще одно подобное высказывание, и допрос будет закончен, а я подам на вас рапорт.
Бэнкс пригладил рукой свои коротко стриженные волосы. Он чувствовал закипающее раздражение.
Паузу прервала Уинсом, задав уточняющий вопрос:
— Люси, так он все же вас изнасиловал? — спросила она с легким ямайским акцентом. — Ваш будущий муж изнасиловал вас?
Люси повернулась к Уинсом. Бэнксу показалось, что она мысленно прикидывает, как теперь решать уравнение, в которое добавилось еще одно неизвестное.
— Конечно, нет. Я никогда бы не вышла замуж за насильника.
— Так вы не знали правды?
— Конечно, не знала.
— И вы не замечали ничего странного в поведении Терри? Я не была знакома с ним, но мне непонятно, как насильник и убийца может не вызвать у окружающих никаких подозрений.
— Он мог быть просто очаровательным.
— Он делал или говорил что-либо, что казалось вам подозрительным, пока вы были вместе?
— Нет.
— Он любил сексуальные игры?
— Как это?
— Ему нравилось привязывать вас? Или притворяться, что он вас насилует?
— Нет, ничем подобным мы не занимались.
Уинсом подала Бэнксу сигнал перехватить инициативу; в ее взгляде он ясно увидел то, что она сейчас чувствует: ничего не получается, Люси Пэйн, вероятнее всего, лжет.
— А где видеокамера? — задал вопрос Бэнкс.
— Какая видеокамера?
— Мы обнаружили следы от штатива в подвале. Видеокамера была установлена возле матраца. Я думаю, вам нравилось смотреть видео с этими девушками.
— О чем вы говорите! И о видеокамере мне ничего не известно.
— И вы никогда не видели ее у мужа?
— Нет.
— Он никогда не показывал вам никаких видеофильмов?
— Только те, что брал напрокат или на время у знакомых.
— Нам известно, где он приобрел видеокамеру. Мы скоро это проверим.
— Проверяйте. Еще раз повторяю, я никогда не видела дома видеокамеры, никогда не слышала, что она у нас есть.
Бэнкс сменил тему:
— Люси, вы сказали, что вас не привлекают сексуальные игры, так что же заставило вас одеться соответствующим образом и на вечер стать проституткой? Или опять не помните?
— Все было совсем не так. Я не вышла на улицу и ни к кому не приставала. Кто рассказал вам об этом?
— Это не важно. Так вы сняли мужчину для секса в баре отеля?
— Ну и что? Это было ради забавы, на спор и еще до знакомства с Терри.
— И как все происходило?
Люси изобразила на лице стыдливую улыбку:
— Я довольно часто разрешала себе поболтать и пококетничать с мужчинами в пабе. Но в тот раз мне заплатили двести фунтов. Это была шутка, всего лишь шутка. Уж не хотите ли вы арестовать меня за занятие проституцией?
— Только шутка, — задумчиво, словно про себя, повторил Бэнкс.
Джулия Форд слегка растерялась от столь неожиданного поворота допроса, но не проронила ни слова.
Бэнкс понимал, что они так и не вышли из тупика. Хартнелл был прав: никаких улик против Люси у них не было, если не считать странностей в ее отношениях с Пэйном, следов крови на одежде и волокон от бельевой веревки под ногтями. Ее ответы, хотя и не всегда понятные, не содержали признания в том, что она подстрекала своего мужа совершать убийства или помогала ему в этом, иными словами — предъявить ей было нечего.
Он присмотрелся к ней. Кровоподтеки почти исчезли с ее обрамленного черными волосами, бледного, красивого лица, выражающего оскорбленную невинность, — Мадонна, да и только. Единственное, что поддерживало уверенность Бэнкса, что ей есть что скрывать, были ее глаза: черные, задумчивые, непроницаемые. Ему казалось, что если долго и неотрывно смотреть в эти глаза, то можно лишиться рассудка. Но это не улика, а плод его воображения. К немалому удивлению всех присутствующих, он резко встал, с грохотом отодвинув стул, и объявил:
— Вы свободны, Люси, — и быстрым шагом вышел из комнаты для допросов.
Изингтон показался Дженни намного более приятным местом, чем Олдертхорп, когда она припарковала машину возле паба в центре деревни. Хотя Изингтон и находится примерно в таком же отдалении от цивилизации, но многое указывало на то, что связи с внешним миром все же присутствуют, чего нельзя было сказать об Олдертхорпе.
У девушки, стоявшей за стойкой в баре, Дженни без труда узнала адрес Морин Несбит и вскоре, стоя перед раскрытой входной дверью, смотрела на женщину с недоверчивыми глазами и длинными седыми волосами, перехваченными голубой лентой. Она была одета в светло-коричневую шерстяную кофту и черные слаксы, слегка тугие для дамы с такими мощными бедрами.
— Вы кто? Что вы хотите?
— Я психолог, — ответила Дженни, — хочу поговорить с вами о том, что произошло в Олдертхорпе.
Морин Несбит посмотрела направо, потом повернула голову и окинула взором левую часть улицы, после чего перевела взгляд на лицо Дженни:
— Вы точно не репортер?
— Нет, я не репортер.
— Понимаете, они буквально одолели меня, когда все это произошло, но я им ничего не сказала. Только и могут, что копаться в мусоре. — Она поплотнее запахнула кофту на груди.
— Я не репортер, — повторила Дженни, копаясь в сумке в поисках какого-нибудь документа. Самым подходящим оказался читательский билет университетской библиотеки, в котором было указано, что она, доктор Фуллер, является штатным сотрудником. Морин придирчиво рассматривала билет, искренне сокрушаясь из-за того, что в нем не предусмотрено фото владельца, после чего все-таки пригласила Дженни войти в дом. Они прошли в гостиную, и Морин вдруг превратилась из Великого инквизитора в радушную хозяйку и, улыбнувшись, традиционно предложила чаю. Они расположились в небольшой уютной гостиной: два кресла перед камином, зеркало, горка с великолепным хрусталем, на маленьком столике возле кресла лежала книга «Большие надежды» в бумажном переплете и стояла недопитая чашка чая с молоком. Дженни села на другое кресло.
Морин ненадолго вышла на кухню и принесла чайник и тарелку с сухим печеньем на подносе.
— Извините за подозрительность, — сказала она. — Вы не представляете, что мне пришлось пережить за последние годы. Дурная слава может совершенно изменить вашу жизнь.
— Вы еще учительствуете?
— Нет. Я уже три года на пенсии. — Она постучала пальцами по книге. — Дала себе слово: когда выйду на пенсию, перечитаю всю любимую классику. — Она опустилась в кресло. — Пусть чуть настоится, подождете? Полагаю, вы здесь по поводу Люси Пэйн?
— Как вы догадались?
— Все эти годы я следила за судьбой несчастных детей, поэтому знаю, что Люси — раньше ее звали Линдой — жила у супружеской пары Ливерсидж рядом с Гуллем, потом поступила на работу в банк, перебралась в Лидс, где вышла замуж за Теренса Пэйна. Последнее, что я слышала в новостях, — сообщение о том, что полиция освободила ее из-за отсутствия улик.
Сама Дженни этого еще не знала и спросила:
— А как вам удалось узнать о таких подробностях?
— Моя сестра работает в службе социальной помощи в Гулле. Но пусть это останется между нами, хорошо?
— Конечно.
— Так что именно вас интересует?
— Ваше мнение о Люси.
— Она была сообразительной, толковой девочкой. Но ей все быстро надоедало, ее легко было вывести из себя. Настойчивая, упрямая: если что-то задумала, переубедить было невозможно. Не забывайте, что во время ареста родителей она уже перешла в местную единую среднюю школу. Я учитель младших классов, у нас она училась до одиннадцати лет.
— Но остальные дети все еще ходили в вашу школу?
— Да. У местных детишек выбора-то нет.
— А что еще о Люси вы можете припомнить?
— Вроде все, что знала, рассказала.
— Она дружила с кем-нибудь, кроме своих сестер и братьев?
— Никто из этих детей ни с кем не дружил. Это была странная компания. При виде их возникало неприятное ощущение — мурашки по коже, казалось, будто они говорят на каком-то своем, непонятном языке. Вы читали Джона Уиндема?
— Нет.
— Жаль, почитайте обязательно. Хороший автор, хотя пишет научную фантастику. В романе «Кукушата Мидвича» он рассказывает, как в одной деревне рождаются необычные дети — так начинается инопланетное вторжение. Думаю, в нашем случае обошлось без инопланетян…
— Да, похоже, — откликнулась Дженни.
— По этому роману поставлен фильм, называется «Деревня проклятых».
— Ну конечно, — оживилась Дженни. — Этих детей было трудно уничтожить, потому что они читали мысли.
— Да. Сюжеты разные, а дети чем-то похожи. Казалось, они всегда говорят шепотом, а когда вы проходите мимо по коридору, замолкают. Линда, я помню, очень расстраивалась, что ей предстояло раньше других перейти из младших классов в единую среднюю школу, хотя потом от ее учителя я узнала, что она очень быстро освоилась. Она оказалась сильной личностью и смогла приспособиться к обстоятельствам.