Оковы равновесия - Яна Алексеева

Венец — лишь проводник воли мира…

Женщина подошла, стянула с моих ног теплое цветастое покрывало, помогла пересесть на край ложа, аккуратно тронула Лейра, пугающе неподвижного, перебинтованного от пояса до подмышек, да еще и с повязкой на пол-лица, за основание шеи, прислушиваясь к биению пульса. Покачала головой, поджав губы.

— Ай, супруг ваш не совсем еще оправился…

Я чуть качнула головой, сдержав жест отрицания. Супруг? Теперь, видимо, можно сказать и так. Хотя ритуал связал нас как бы не крепче, чем брачные клятвы перед алтарем всех богов.

— Ну-ну, не переживайте. Я не целитель, но скажу, что не бывает такого ранения, которое нельзя вылечить при терпении и хорошем уходе.

Но это не значит, что будет легко. И быстро…

— Руки-то расцепите, госпожа, а то мы намаялись, вас перенося. Чуть на шаг дальше, так сразу будто сердце заходится у вас, а господин так вообще метаться начинал. И давайте я вашими пальчиками займусь…

Я подала руки, женщина, выудив из кармана мазь в матовой баночке, ароматной жижей стремительно обмазала покрытую ссадинами кожу, натянула тонкие перчатки. Потом занялась ногами.

Я вопросительно качнула головой, удивленная сноровкой и явной привычкой к общению с высокими дамами.

— А, госпоже интересно?

Кивок.

— Так до того, как трактир открыть, мы с мужем и в столице поработать успели, и в доме исцеления, и в дамском приюте. Да и здесь, у самого Саренийского наместничества, кого только не встретишь! Пройдемте-ка, тут в соседней… я помогу, — женщина подставила плечо, помогая мне подняться на дрожащие ноги, — комнатке посидите, пока муж мой господином займется…

— Благодарю за заботу, — прошептала я, выходя из комнатки, тревожно оглядываясь на Лейра, а потом на поднимающегося по лестничке солидного мужчину.

Бывший наемник… широкий в плечах, седой, по вороту серой рубахи вышиты руны защиты. Ладно.

— Ну, — усаживая меня на пуф в личной спаленке хозяев, продолжила монолог женщина, — в нынешние времена люди должны держаться друг за друга.

Я чуть расширила глаза, отрывая взор от наполовину готового гобелена с рунными благопожеланиями, растянутого на стене.

— Да-да! В столице уж пятый день беспорядки, а тут позавчера в замке наместника началось. Шум, взрывы, да потом и от самого замка мало что осталось… Мы вас там и нашли. Успели вы до последнего удара оттуда сбежать?

Снова кивок.

— И уж вы там не по доброй воле гостили, думается мне.

Я скривила губы, прикрыла глаза. Не по доброй!

Кажется, под веками собрались злые слезы, пробивая оболочку отстраненности. Я запрокинула лицо, прикрывая его широким рукавом одолженного одеяния. Мягкая ткань впитала соленую влагу.

— Шшш, все нормально будет с вашим супругом, госпожа. Поправится. Главное сейчас для него — покой. Есть вам куда пойти?

Женщина осторожно поглаживала меня по спине, проверяя, как заживают царапины, я же крепко задумалась.

Дано — Сарения, замок наместника, день пути от столицы. Не хочу возвращаться ни туда, ни в любое другое место, где меня могут узнать как Ивон Верлийскую. Там Лейр не выживет… Мне достаточно венца и долга, повисшего на плечах. И мира, танцующего на тонкой цепи, что связала меня с воином.

И пошли ли уже слухи о том, что я отреклась от рода?

Хм… А ведь у сера хранителя есть дом. В Шиноре. Осколки моей памяти подсказывают, что сером Лейром Шинорским он не просто так назывался. Так только главы владетельных семейств величаются, и немалые владения им принадлежат обычно. Найдется где жить.

Да. Решение принято. Шинора. Два дня пути от столицы, три — от Сарении, если не изменяют мне обрывки знаний.

Я решительно кивнула.

— Мы не будем долго обременять вас, — сказала я, взглянув в окно.

И куда слезы делись, едва было принято решение? И как вовремя оно было принято…

В окно хозяйской спальни прекрасно видно, как к распахнутым воротам подъезжает десяток гвардейцев в зеленых цветах Сарении с руной «знание» на изумрудном штандарте.

Дознаватели…

Не по наши ли души пришли прославленные псы ищущих? Будь мы даже просто беглецами и бывшими пленниками или свидетелями случившегося рядом сражения, внимания получим с лихвой.

Придется обрубать мосты.

И голову стиснул невидимый и неосязаемый венец.

Как странно. Я только сейчас осознала, что хозяйка не заметила его.

Значит, невидимый и неосязаемый чужими людьми… пока я этого не пожелаю?

Вдох-выдох.

Главное, сделать первый шаг.

Поднявшись, я потянула хозяйку следом, прошептав тихо:

— Гости незваные, вам здесь не рады…

И каждое слово ложилось золотым знаком отрицания на саму реальность, стекая с пальцев видимыми только мне искрами.

Осторожно, борясь с наваливающейся слабостью, я прошла по узкому коридорчику, спустилась, цепляясь за резные деревянные перила, по узкой лестнице. На галерее второго этажа, обрамляющей большой зал внизу, застыла, прислонясь к столбу, поддерживающему крышу.

Каменные стены, узкие окна, сейчас не заложенные ставнями, к балкам подвешены светильники, между деревянных столов и скамей снуют люди. И от входа волнами расходится настороженность. Дознаватели в зеленом по-хозяйски расположились у дверей, перекрывая выход. Старший, оглядевшись, взмахом руки подозвал разносчика и что-то резко сказал. Парнишка, вытянувшись в струну, замер на миг и метнулся к лестнице.

Воин, одетый в черный камзол, из гостей, зашедших в таверну чуть раньше, демонстративно громко засмеялся, поднимаясь из-за стола. Спросил вызывающе:

— И что здесь делают ищейки осиротевшей Сарении?

— Выполняют свой долг! — рявкнул одетый в зеленое хищник, стискивая рукоять меча. — Разыскивают беглецов и дезертиров… Вы не из таких ли?

Прочие посетители, почуяв опасность, начали буквально распластываться вдоль стен.

Что-то будет…

Рядом тренькнуло. Обернувшись, я поняла, что это хозяин уверенно заряжает уже второй арбалет коротким, изрисованным рунами болтом. Первый лежит на перилах, рядом, только руку протяни.

Надо же, я и не заметила… Хорошим наемником был раньше владелец трактира.

— Вы, госпожа, поднимайтесь наверх. К супругу.

Я покачала головой:

— Кому-то, возможно, придется остановить… все это.

На запястьях медленно нагревались незримые браслеты.

В душе все сильнее вскипала ярость.

В зале обнажилась сталь.

Руки проделали все словно самовольно.

Арбалет, прицел, выстрел. И между взъярившимися друг на друга людьми на миг расцветает огненный тюльпан.