Женский клуб - Това Мирвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень хорошо, – произнес раввин, когда пробило шесть.
Они возвращались домой, продолжая возбужденно обсуждать то, что сейчас изучали, и бурно жестикулируя. Уже смеркалось, и, накрывая на стол к ужину, нарезая овощи для салата и помешивая в кипящих кастрюлях, мы смотрели, как они проходили мимо наших окон, подобно теням-близнецам.
15
Снег редко выпадал в Мемфисе. Годы подряд могло не случаться снегопадов. Но этот год был богат на крайности. Лето выдалось самым жарким на нашей памяти, а осенью листья окрасились в небывалые оттенки красного и желтого. Когда снежинки заплясали вокруг нас в середине марта, наполнив воздух неземной белизной, мы уже не удивлялись.
Йосеф вышел из дома за несколько часов до начала занятий с отцом в синагоге. Снег все падал и падал, и, должно быть, Йосефу окрестности тоже предстали в непривычном виде. Дома, лужайки и улицы были покрыты слоем еще не тронутого снега, и эти белоснежные поля раскинулись вокруг, как бескрайние голубые небеса. Йосеф первым оставил на них следы, протоптав одинокую тропинку от своего дома до Бат-Шевы.
Он подошел к ее двери и постучался. Она открыла, одетая только в белую футболку и спортивные штаны. Она заговорила, стоя на пороге, и белый снег шапкой ложился на темные волосы Йосефа. Он стряхнул его, устроив маленькую пургу. Бат-Шева засмеялась над его недоуменным выражением, и в следующую секунду он, пожав плечами, тоже смеялся вместе с ней. Она жестом пригласила его в дом, и он замялся в нерешительности. Она ждала, словно подначивая его зайти. И хотя он знал, что это неправильно, все же, глянув по сторонам, будто переходил дорогу, и снова пожав плечами, Йосеф вошел. Бат-Шева закрыла за ним дверь, и нам показалось, что нам дали пощечину.
Со всем, что происходило последнее время, мы только о том и думали – что Бат-Шева соблазнила Йосефа и втянула его в ужасную непозволительную связь. Мы пытались уговорить себя, что это невозможно. Она на десять лет его старше. А он религиозен, хоть на ее счет такой уверенности не было. Но эти доводы не слишком унимали нашу тревогу, мы просто не находили других объяснений тому, что они столько времени проводили вместе. Может, где-то еще подобное поведение и не вызвало бы беспокойства, но у нас одинокие молодые люди не дружили с одинокими женщинами старше себя; такое было не принято.
Бат-Шева с Йосефом оставались внутри около часа, и мы могли только воображать, что там происходило. Мы старались не думать об этом, но перед глазами проплывали картины того, как они лежат в объятиях друг друга на ее диване или в спальне, и ее легкомысленная футболка и его накрахмаленная белая рубашка валяются на полу. Мы хотели двинуться туда и освободить Йосефа, позвонить раввину и чужим голосом призвать его немедленно отправиться к Бат-Шеве. Но поскольку на самом деле мы ничего не могли поделать, мы просто наблюдали за ее домом в перерывах между попытками отвлечься на домашние заботы.
Вскоре после полудня Бат-Шеве, как и всем нам, позвонили: школа отменялась. Всего пары снегопадов довольно, чтобы парализовать Мемфис. На дорогах лежало добрых пять сантиметров снега, а машина для уборки была одна на весь город. Поговаривали о покупке новых, но вряд ли это было так уж нужно, учитывая, что последний раз снег шел пять лет назад. И тем не менее у школы был особый план на этот случай: когда дело касалось наших детей, излишняя осторожность никогда не мешает. При каждом классе состояли две мамочки, которые помогали во внеклассных поездках, проверяли вшей, заказывали кексы на праздник в честь конца учебного года и в маловероятных случаях снегопада следили за тем, чтобы дети благополучно добирались до дома.
В детском саду этим занимались Леанна Цукерман и Рена Рейнхардт, и, как только им сообщили про отмену уроков, они достали из шкафов высокие ботинки, доверху застегнули длинные шерстяные пальто и отправились в школу. Несмотря на имевшийся для экстренных случаев распорядок, там царил хаос, мамы-помощницы пытались дозвониться до всех родителей, а учителя пытались уследить, кого уже разобрали по домам. Чтобы не выдергивать нас на улицу, Рена сообщила, что проводит домой всех детей, живущих поблизости, а Леанна развезет тех, кто живет далеко, – не стоит нам лишний раз рисковать на скользких дорогах.
Когда Рена позвонила Бат-Шеве, голос той звучал вполне обычно, но, с другой стороны, вокруг стоял такой гвалт, что трудно было что-то расслышать. Рена собрала детей и повела их по домам, останавливаясь, чтобы стряхнуть снег с лица дочки или одернуть Моше Ньюбергера, который кидался в девочек снежками. Подходя к каждому дому, она придерживала всю группу и дожидалась, пока ребенок проберется по снегу до двери и войдет внутрь.
Дойдя до дома Бат-Шевы, Рена не отпустила Аялу одну, а двинулась вместе с ней по дорожке, держа за руку. Аяла была меньше других ребят, и Рена боялась, как бы она не упала. Рена уже давно не общалась с Бат-Шевой, но считала, что обязана оберегать Аялу.
Она позвонила в дверь, и, пока Бат-Шева шла открывать, Рена все больше напрягалась из-за предстоящего неловкого разговора. Она очень злилась на Бат-Шеву из-за ее романа, но Леанна Цукерман пересказала ей слова Бат-Шевы о том, как легко судить кого-то, не побывав в его шкуре. Рене это было близко и понятно – она уж точно не хотела, чтобы ее судили. И все же дружбы с Бат-Шевой не возобновляла – чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы быть с ней связанной в глазах людей. Впереди маячил возможный развод, и Рена просто не могла дать лишний повод судачить о себе. Но когда Бат-Шева открыла дверь, решимость Рены держать дистанцию ослабла, и она вдруг поняла, до чего же ей не хватало их разговоров.
– Это ж надо, метель в Мемфисе! Но тебе, наверно, не привыкать, ты же жила на севере, – нервно начала Рена.
– Как у тебя дела, Рена? Я думала про тебя, – сказала Бат-Шева.
– Не знаю. Наверное, ничего. По крайней мере, так же.
– Ну, я-то по-прежнему здесь, если вдруг захочешь поговорить, – заметила Бат-Шева и посмотрела Рене прямо в глаза, словно давая понять, что знает, какие о ней ходят слухи, и что у истории есть и другая сторона.
Когда мы спросили Рену, не видела ли она случайно Йосефа дома у Бат-Шевы, она