Сожженные мосты Часть 4 - Александр Афанасьев

– Мой самолет сбили в горах – сказал принц Уильям – а мои сослуживцы вероятно погибли.

– Прискорбно – кивнул головой наследник – увы, милорд, но мне это хорошо знакомо. Находясь на действительной военной службе, я участвовал в Бейрутской операции и потерял там более половины своих бойцов при обстоятельствах, о которых не стоит говорить. К сожалению – такова война, сэр.

На это ответить британскому принцу было нечего.

– Думаю, мы пришли к соглашению, милорд. Мой самолет вылетает примерно через полчаса, это прямой рейс до Санкт-Петербурга. Хотя… нет, я думаю мы сделаем короткую остановку в Верном. Да, определенно сделаем. Это ближайший форпост цивилизации в этих местах. Появляться в таком виде в столице не стоит ни вам, ни… вашей даме. Честь имею.

Отдав честь, принц пошел к штабному зданию, Катерина и ее спутник молча стояли в тени диспетчерской вышки.

– Кто ты? – спросила Катерина

Принц долго молчал. Потом все же ответил.

– Тот, кем я не хотел бы быть…

Трудовая колония для наркоманов под Санкт-Петербургом финансировалась пополам, казной и Православной церковью и представляла собой нечто среднее между монастырем и тюрьмой. Наркоманом, на самом деле, очень просто стать. Убийственно просто. Ты приходишь на дискотеку, видишь очаровательных дам – но они к тебе по тем или иным причинам не проявляют ни малейшего внимания. Что делать? На этот вопрос тебе подскажет ответ шнырь с потными руками, какие пасутся на каждой дискотеке, стремясь до поры прикинуться ветошью. У него в кармане есть таблетки самые разные – желтые, голубые, розовые. Таблетка – червонец. Дорого, раньше намного дешевле было – но это раньше, раньше не так страшно было. Раньше за ними сыскная полиция охотилась – а теперь из старших скаутов создали особое подразделение, что-то типа "друзей полиции". В конце концов, хорошие люди нужны не только в армии, хорошее пополнение нужно и полиции, полицейские в последнее время тоже присматривают себе смену среди пацанов, приглашают в полицейские участки, ездят вместе за город поиграть в футбол и пожарить шашлык. Вот, подойдешь ты к такому парнишке, твоему сверстнику, предложишь "глотнуть колес" или "раскумариться по полудозе" – а он тебя скрутит и до кутузки или до стоящей неподалеку полицейской машины. Чаше всего они не в одиночку работают, один приманкой, двое-трое прикрывают. Крепкие, не вырвешься. А потом тебе и уголовный судья и десять лет светят ярким светом. Потому и червонец за колесо, что занятие это опасное, все кто в нем как минимум рубль на рубль должны делать, иначе ищите дураков в другом месте. Теперь по другому делают – один предлагает, другой выдает – но и эти… волчата тоже хитрят, могут и следить заранее, налетели, скрутили – тех, кого надо.

Но есть те, которые купят это проклятое колесо, глотнул – и весь мир твой, а девчонки в особенности. Потом колеса уже не хватает, а потом конечно же предложат "вмазаться". Или нюхнуть, если уколов боишься и деньги есть. Сначала и бесплатно предлагают – чтобы человек втянулся, ведь каждый втянувшийся по сути раб своего дилера. Он все сделает – обманет, украдет, родителей убьет, только чтобы на дозу денег добыть. Так и сгорают люди.

Боролась с этим в основном церковь – Патриархат у христиан, Духовное управление у мусульман. В Казани первым делом – в джуму, пятницу после праздничного намаза выводили во двор перед мечетью, снимали штаны и пороли как сидорову козу. В других местах на первый раз как попался на употреблении, давали выбор: или в тюрьму, или в реабилитационный центр, курируемый священниками. Там дают шанс покончить со всем с этим – но только один. Если не воспользовался – сам виноват, дальше может быть только тюрьма.

Два темных бронированных внедорожника, на каждом из которых на переднем крыле красовался маленький золотистый герб, свернули с большой бетонной автострады, покатили по ровной, но несколько неухоженной сельской – тут она была не асфальтовой, просто щебень, залитый чем-то вроде гудрона и прикатанный катком, самый дешевый способ сделать относительно ровную дорогу. Машины покатили как раз по такой, шурша протектором по неровностям – хотя в бронированном салоне не раздавалось ни звука.

Погода ухудшилась, и сильно – впрочем, погода в Санкт Петербурге в этом плане ничуть не лучше, чем скажем в Лондоне. То и дело принялся накрапывать дождь – это лето вообще было дождливым. По обе стороны от дороги тянулись поля – морковь, капуста, картошка, клубника. Все это обрабатывали люди в ярко-желтых дождевиках. Рядом с ними были другие люди, тоже в дождевиках, но белых. Они либо распределяли работы, либо работали вместе со всеми. Охраны – а это больше всего было похоже на тюремное поселение ослабленного режима, для подданных, совершивших преступления неумышленно или впервые – видно не было, только те кто работает. Периметра тоже не было никакого.

– Что это? – спросил принц

– Имейте терпение, ваше Высочество – ответил ему Цесаревич, привычно сидящий за рулем головной машины – это одно богоугодное заведение. Я попал сюда недавно… случайно, и теперь помогаю… благотворительность, понимаете? Я просто хочу, чтобы и вы побывали здесь.

– Но у меня нет денег, и я не могу оказать благотворительную поддержку.

– Это и не нужно. Переступая порог этого дома здесь не обязательно доставать кошелек. Здесь принимают всех.

Центр располагался на территории монастыря, довольно поздней постройки – но построенного по старинным канонам, когда каждый монастырь был крепостью. Массивные, белые стены, которые не прошибешь и танковым снарядом, внутренний дворик, постройки, перестроенные на современный лад – что-то типа корпусов.

Перед массивными воротами машины затормозили, трижды просигналили – и ворота начали открываться. Верней, не открываться – их открывал человек в длинной черной рясе и с большим массивным крестом на цепи, то ли священник, то ли послушник монастыря. Больше всего монастырь был похож на средневековый замок, как отметил это принц Уильям – вот только стены почему то, которые в Британии всегда оставляли просто каменными, здесь были побелены.

Машины остановились у одного из корпусов, навстречу вышел еще один человек – метра под два ростом, в простой черной рясе с крестом, с длинной с проседью бородой. Его отличали шрамы на щеках, которые не в силах была скрыть даже борода. Шрамы были симметричные, отчего можно было сделать вывод, что это не шрамы от пуль и осколков, а сделаны они человеческой рукой.

Ничего не говоря, Цесаревич остановил машину, полез наружу. Принц Уильям понял что приехали, вышел сам, галантно подал руку сопровождавшей его даме, стремясь поддержать реноме британского джентльмена и аристократа королевской крови. Катерина суетливо повязывала голову платком, который был ей мал – в святом месте нельзя находиться с непокрытой головой.

– Доброго вам здоровья, отец Виталий – сказал принц, подходя к великану и крестясь – куда складывать?

Охранники – их было только двое, только ради того, чтобы довезти груз их и взяли, из машины демонтировали второй и третий ряд сидений чтобы побольше влезло – тоже высадились, открыли двери.

– Кладовую знаете, туда и кладите. Да благословит вас Господь, Ваше Высочество, за свершаемое вами.

– Увы, отец Виталий, прощение мне нужно больше, чем благословение.

– Господь милостив. Приходи на исповедь и снимешь камень с души.

– Это мои спутники, отец Виталий. Я хотел бы, чтобы они посмотрели на творящуюся беду. Возможно, их это убережет от чего злого.

– Не старайся, дочь моя – просто сказал священник, глядя на то, как Катерина пытается скрыть свои локоны под платком – здесь можно. Пойдемте.

Отец Виталий квартировал в небольшом, просто обставленном кабинете посреди каменных стен, а рядом было что-то вроде аппаратной с экранами для наблюдения – на части территории наблюдение все же было, попадая сюда какое-то время новенькие жили под постоянным наблюдением и в закрытом, огороженном решетками, и лишь потом их переводили в общий сектор, где преградами были только стены.

На некоторых экранах было видно, как люди спали. На некоторых лежали под капельницами. На некоторых – лежали, привязанные ремнями к кроватям и дергались, как в пляске святого Витта. Камеры были хорошими, цветными, качественным – и видеть тех, кого только что сюда доставили можно было очень хорошо. Почти все походили на живых мертвецов, у многих даже кожа была странного, зеленоватого оттенка как у зомби.

Смотреть было страшно. Но они смотрели.

– Вот так вот – просто сказал отец Виталий – начинается все с того, что кто-то хочет попробовать. Человек слаб, и склонен оправдывать себя. Кто-то говорит, что один раз живем. Кто-то говорит, что лучше попробовать и жалеть, чем не попробовать и жалеть. И пробуют. А потом еще раз. И еще. А заканчивается – вот чем…