На руинах - Галина Тер-Микаэлян

— Не боитесь так далеко идти?

— В чужом месте боюсь, а здесь каждую тропочку знаю, поезд заранее слышу.

Скучно, конечно, было — ни телевизора, ни магнитофона, ни комиксов с картинками. Из книг только «Мать» Горького, старый потрепанный томик гоголевских «Мертвых душ» и пожелтевший от времени Устав ВЛКСМ. На стене висел старый радиоприемник, который с шести утра до полуночи вещал на весь дом. Как объяснила тетя Клава, это «чтоб знать, если война начнется». На четвертый день Зойка не выдержала.

— Тетя Клава, я сама за хлебом схожу, отдохните.

Продавщица в продмаге оказалась веселая молодая девица лет двадцати. Покупателей не было, и соскучившаяся по общению Зойка с ней около часа проболтала о всяких девичьих пустяках. Это ей дорого обошлось — спустя два дня она вышла с утра в огород и увидела стоявший по ту сторону обветшавшего заборчика автомобиль Жака.

— Привет, — весело сказал он, ловко выпрыгивая из машины, — видишь, сколько тебе чести — я сам за тобой приехал. А то ведь мог и ребят послать.

— Привет, — Зойка встала перед ним, уперев руки в бока, — чего тебе надо?

— Ты лучше спроси, как я тебя нашел — весь город на уши пришлось поставить, хорошо, продавщица местная твою физию по карточке опознала. Ты что это, подруга, в игрушки решила поиграть? Тебе сказано было журналиста вести?

— Имею право отдохнуть, найди кого-нибудь мне на замену.

— Никакой замены, журналист по тебе с ума сходит — сразу следом примчался, шуму навел, требует только тебя. Так что давай — исправляй свои промахи.

— Какие промахи? Я даже в Ленинград с ним поперлась, все делала, как ты говорил — постоянно следила, чтобы он нигде не шлялся и не собирал компромата.

— Плохо следила, как я понял, он все равно насобирал, чего не надо. Поэтому отношений с ним портить сейчас не хотят, и по шапке ему надавать тоже пока нельзя. Ну, ладно уж, тебя никто не упрекает — он хитрый оказался, зараза. Но только теперь мне снова пришло указание: доставить тебя к нему, чтобы он круглосуточно был под твоим контролем. Ты девочка умная и понимаешь, что и как делать.

— Так он меня в ЗАГС чуть ни силком тащит, — сердито буркнула она, — такого уговору не было. Я работать не отказываюсь, но чтобы день и ночь при нем…

— Детский лепет! Ты маленькую из себя не строй, здесь большие дела крутятся. Нужно будет — и в ЗАГС сходишь.

— Сдурел? Он еще, когда трезвый, то ничего, а как налижется, то копия мой папашка. Мне что, потом всю жизнь его пасти?

— Ладно тебе — всю жизнь! Сто раз люди женятся и расходятся. Кстати, чем тебе такой жених плох? Подумаешь — пьет! Да вся страна у нас пьет. В Москве с ним поживешь, заграницу съездишь, что ты, право, как ребенок рассуждаешь! Это тебе сейчас восемнадцать, а через десять лет сама будешь о столичном принце мечтать.

— О таком не буду, — фыркнула Зойка и беспечно добавила: — Я вообще так долго жить не собираюсь. Не заставляй, не пойду я к этому придурку! Пусть лучше ему заплатят и пошлют куда подальше, я потом эти деньги вам отработаю.

— Девочка, тебе сто раз объяснять? Ему нужна ты, ясно?

— Он что, кому-то угрожает, если меня к нему не привезут? — смекнула она своим сметливым умом. — Интересно, кто это так суетится, на кого он собрал свой компромат? — с губ ее сорвался веселый смешок. — Слушай, Жак, а помнишь, как мы тогда круто это дело с сыночком Гориславского завернули? Может, это его журналист откопал, ты как думаешь?

Сутенер недовольно поморщился.

— Девочка, не лезь не в свое дело, все, что нужно знать для твоей работы, мы знаем, а лишняя информация вредна для здоровья, сто раз это всем вам говорил. Кстати, меня просили тебе передать, что оплату за журналиста ты получишь в тройном размере, так что давай, собирайся.

Тон его был ласков, взгляд светился дружелюбием, но Зойка прекрасно знала, когда есть смысл упрямиться, а когда не стоит перегибать палку.

— Хорошо, возьму только сумку и с тетей Клавой попрощаюсь.

Притормозив возле отеля, Жак сказал почти ласково:

— Не дай тебе бог еще раз выкинуть такое — будет ой, как нехорошо. Ладно, иди, он тебя ждет.

Доронин встретил Зойку так, словно ничего особенного не произошло.

— Привет, сто лет тебя не видел, — сказал он таким тоном, словно они невзначай встретились на улице.

— Да? Ну, мне ведь тоже отпуск положен, — развалившись на диване, она закинула ногу за ногу.

— Разве? — слегка подняв бровь, Артем усмехнулся. — В трудовом законодательстве вроде бы ничего не сказано об отпуске проституткам. Государство, как видишь, о вас не заботится.

— Вот поэтому я сама о себе и думаю.

Не отрывая жадного взгляда от ее гибкого тела, он шумно сглотнул слюну, потом взял стул и, развернув его спинкой вперед, уселся в своей излюбленной позе — верхом.

— Давай, поговорим откровенно, Зоя. Тебе нравится жизнь, которую ты ведешь?

— Ну, я ж под поезд не бросаюсь — значит, нравится.

— Такая жизнь не может нравиться! Я понимаю, что твоим воспитанием никто не занимался, ты слишком рано попала в руки людей, которые стали использовать твою красоту ради наживы, они принудили тебя заниматься тем, чем ты занимаешься, они…

— Брось, Темочка, — в ее ленивом голосе звучала явная насмешка, — меня никто не принудит, если я не захочу. Мне всегда нравилось трахаться с разными мужиками, а если за это еще платят, то что тут плохого?

— Полное отсутствие представлений о морали! — всплеснув руками, Доронин вскочил и забегал по комнате. — Зоя, ты же не малограмотная, ты училась в школе, ты читала классиков, наконец!

— А классики-то тут при чем?

— Ты же себя продаешь! Продаешь!

В насмешливо прищуренных глазах Зойки сверкнула насмешка.

— Сейчас все себя продают, Темочка. Ты вот, чтобы меня получить, согласен свой язык на замке держать, а мне за тебя в тройном размере платят. Выходит, мы с тобой оба на продажу — что журналист, что проститутка.

Доронин побагровел.

— Ты… ты не соображаешь, что говоришь! — внезапно, словно обессилев, он махнул рукой и плюхнулся на диван рядом с ней. — Ладно, ты права! Никогда не предполагал, что меня до такой степени закрутит баба, да еще проститутка. Умоляю тебя, Зоя, выходи за меня замуж! Мне на все наплевать — кто ты, что ты, я тебя любую возьму! Я же за тебя переживаю, ведь твоя профессия опасна — каждый новый партнер это риск подхватить заразу, неужели ты не понимаешь?

— Ладно тебе, — она снисходительно хмыкнула, — это неопытные заражаются, а нам Жак всегда импортные резинки достает. Я за все время даже лобковую вошь не подхватила — мы сначала смотрим, здоровый клиент или нет, а потом с ним трахаемся.

— Да? А если б ты вдруг обнаружила у меня сифилис? Ты человек подневольный, раз тебе приказали меня ублажать, то никуда бы не делась. И что тогда?

Зойка снисходительно усмехнулась.

— Тогда, Темочка, тебя и ублажать не надо было бы, ты бы и без этого сидел тихо — со страху, чтобы про твой сифилис никто не узнал.

Расхохотавшись, Артем обнял ее и притянул к себе.

— Ты хитрая бестия, Зоинька, иди сюда.

Глаза ее мгновенно затуманились, дыхание участилось.

— Целуй меня, Темочка, я люблю, когда ты меня целуешь.

Он медленно раздевал ее, покрывая страстными поцелуями прекрасное гибкое тело, потом торопливо сбросил свою одежду. Сплетясь, они упали на ковер, ноги Зойки обхватили и с силой стиснули торс партнера, вынуждая его глубже проникать в нее. Наконец она со стоном расслабилась, позволив ему закончить. Обессиленный Артем какое-то время лежал, уткнувшись носом в жесткий ворс ковра, потом поднялся и, подхватив Зойку на руки, перенес на кровать. Лег рядом, обняв за плечи, а когда она попыталась немного отстраниться, крепко прижал к себе.

— Не пущу, даже не пытайся убежать!

— Я не пытаюсь, жарко же, Темочка.

— Ни с кем, кроме меня ты больше не будешь, поняла?

— Ты меня задушишь.

— Задушу, если ты станешь мне изменять. Завтра идем в ЗАГС.

— Ты ненормальный, я же тебе сказала, что не пойду.

Из груди его вырвался неприятный смешок.

— Не пойдешь сама — заставят, у меня тут кое-кто из сильных крепко в кулаке зажат.

Черные глаза Зойки полыхнули гневом, она презрительно фыркнула.

— Думаешь, ты так уж сильно на всех тут страху навел? Будешь много грозить — в Дону утопят, здесь у нас народ непростой.

Доронин расхохотался.

— Может, и утопили бы, да кишка тонка. У меня заключен своего рода договор, и твое мнение здесь никого не волнует. Завтра мы расписываемся, послезавтра уезжаем.

— Завтра?! — ахнула Зойка. — Но завтра нас никто не распишет, в ЗАГСе месяц лежит заявление.

— Ничего, — он весело взъерошил ее короткие волосы, — для нас с тобой срок сократят.

Закрыв глаза, она какое-то время сосредоточенно размышляла, потом решила, что выбора нет. Придется согласиться, а позже, может быть, удастся найти выход.