Henker - Палач - Олег Борисов

— Значит, письмо подбросили, а кто отправитель — неизвестно, — Клаккер еще раз начал повторять факты, чтобы убедиться, что не пропустил ничего из рассказа.

Гостеприимный хозяин накрыл стол в комнате, уставленной до потолка разномастными лампами. Несколько карбидных фонарей даже путались под ногами, не давая возможности Тени проявиться под столом или в другом любом темном углу. И хотя герр Штрауф хорохорился, но бегающие глаза и излишне резкие дерганые движения выдавали скрытое в глубине напряжение. Лишь под конец повествования старик чуть расслабился. Видимо, присутствие великого и ужасного истребителя нечисти подействовало благоприятно, подарив хотя бы иллюзию безопасности.

— Да. Парни открыли дверь практически сразу, как постучали. Письмо — на крыльце, а в проулке — никого. И сам видел, до улицы очень далеко. Прошли, проверили каждый куст, каждый угол — пусто.

— Забавно… Ладно, а дальше вы направили своего самого головастого на встречу. И в сумку на продажу положили нарезанную газетную бумагу. На всякий случай.

— Именно. Я человек битый жизнью, не верю в сделки без имени… За деньгами или товаром всегда кто-то стоит. Человек или организация. Имя должно быть у продавца. Имя, а не каракули на бумаге… Поэтому я условия встречи выполнил, послал человека с оружием, но без сопровождения. Чтобы не вспугнуть — сумку ему дал. А вот если бы посредник убедился, что меня не кидают, тогда бы обсудили уже реальную покупку. И не в лесу, а где-нибудь в Городе, к людям поближе… Ну а теперь вместо нормальной сделки мне приходится от каждого шороха вздрагивать. Ведь письмо-то мне подбросили, на меня нацелились, не на кого-то еще…

— И вместо сделки у нас очередной покойник. И человек-невидимка, оставивший письмо с предложением купить диковинку… Герр Штрауф, мне этого мало. То есть я мерзавца все равно найду. Но пока мы лишь тычемся как слепые котята. Даже слухов никаких нет. Я не говорю про полицию, им в последнюю очередь докладывают. Я про себя…

Старик шевельнул мизинцем и стоявший позади вышибала тут же наполнил высокие рюмки. Выпив, хозяин дома набил рот мясом и долго молча жевал, раздумывая о своем. Потом аккуратно отер рот расшитой салфеткой и подался вперед, внимательно разглядывая умотавшегося за день палача:

— Ты правильно сказал, люди из моего окружения твоему боссу ничего не скажут. Слишком многих из нас он на каторгу спровадил. Но с тобой — вопрос другой. Ты сам под ножами и пулями мотался, посредничал, у беспредельщиков заложников выкупал. Потом голову в петлю сунул, начал Город чистить. У общества к тебе претензий нет… Поэтому я расскажу все, что знаю. И помогу, чем возможно. Но хочу, чтобы ты гада не просто нашел. Я хочу, чтобы ты ему все кости переломал, когда на свет белый вытащишь. Потому что за своих людей я никогда спуску не даю. И такое прощать не намерен.

— Оно тебе надо? — Клаккер отодвинул опустевшую тарелку и грустно усмехнулся. — Сам говоришь — беспредельщиков никто не любит. Ни уголовники, ни законопослушные горожане. Становиться с ними на одну доску — себя не уважать.

— Значит — прощать?

— С чего? Найдем умника. Если вздумает сопротивляться — тогда разговор короткий. У Службы приказ простой — при сопротивлении оружие применять не задумываясь. Но обычно эти гады трусливы. Сразу кричать начинают, что по глупости вляпались, что жизнь запутала. Тогда — суд и каторга. Пожизненная. За дружбу с Тьмой скидок не бывает. Сгниет в кандалах на болотах. Или еще где, куда лишь каторжан сгоняют.

Подняв очередную рюмку, Штрауф усмехнулся:

— Черт с ним, пусть каторга. Пожизненная. Ты главное — найди ублюдка. А я его потом достану, если приспичит… Значит, рассказываю, что было до письма. О чем народ шептался, о чем ты мог и не знать…

Ранним утром Клаккер без приглашения ввалился к руководству домой, перепугав дремавшего консьержа в парадном своим воинственным видом.

— Опознал я тебе покойника, — вещал охотник, старательно дыша в сторону. — И остальных тоже. Поспособствовали добрые люди.

— Пойди, хоть рассолу хлебни, — поморщился Штольц, кутаясь в теплый халат. Не смотря на дневную жару, ночами уже холодало и сыщик по утрам предпочитал одеваться потеплее. Это у молодых здоровья лишнего без меры: что водку с непонятными друзьями пить, что в шесть утра по Городу бегать. — Как чуть в разум вернешься, можно будет продолжать.

— А еще мне подметное письмо досталось, которым последнюю жертву выманили. На, полюбуйся…

Пока вооружившийся увеличительным стеклом начальник департамента изучал мятую бумагу, палач влил в себя половину огромной банки, где плавали кислые огурцы, и захрустел плотным зеленым угощением.

— Я даже нашел, где наш клиент прятался, когда конверт принес. В мусорном баке сидел. Представляешь? Охрана весь переулок обыскала, а в мусор не полезла. Вот он под дощечкой с объедками и схоронился. Дождался, когда шум-гам уляжется, и домой. Даже следы от сапог остались. Смазанные, но я палкой переворошил все, что смог, и нашел. Благо еще, что мусор на выходных лишь вывозят.

— Охрана? Это чей же человек последним под удар попал?

— Гер Штрауф собственной персоной. Его парня грохнули. Очень просил розыск до конца довести. Обещал даже в суд заглянуть, послушать, как гаду пожизненную каторгу присудят. Если доживет в тюрьме до процесса, конечно.

Шольц отложил письмо и похлопал по пустым карманам, пытаясь найти коробку с цигариллами. Потом сообразил, что до сих пор в халате, а не любимом сюртуке и направился к крану: ополоснуть лицо и прогнать остатки сна.

— Даже и не знаю, что сказать. С одной стороны — плохо, когда нас с тобой различают. Получается, будто мы не одно дело делаем, не в одном департаменте служим. Ты — почти свой у криминала, я — так вроде бы и враг, которого пристрелить боязно, но и делиться информацией никто не захочет… С другой стороны — мы несколько дней сэкономим с именами. А каждый день — это спасенная жизнь… Вот и не знаю, печалиться или радоваться этому. Или оставить как есть…

— Лучше скажи, что письмо рассказало? Вижу, как ты его разве что не сжевал на радостях. Явно — полезную вещь добыл.

Сыщик вытер лицо и начал возиться рядом с плитой, намереваясь приготовить завтрак себе и раннему гостю.

— Я тебе так скажу, чтобы кое-кто не зазнался. Письмо твое — это не просто улика. Это практически готовый приговор одному человеку… Но — без всей предварительной работы мы могли бы мимо бумаги пройти и не заметить. Поэтому — за добытое доказательство тебе отдельное спасибо. А мне — за то, что кучу дел перетряхнул и возможное описание преступника почти составил… Итак, что у нас в активе сегодня?