Поэты и цари - Валерия Новодворская

Армия повернула назад очень скоро, и Хлебников – вместе с ней. Его заносит в Пятигорск, там он работает ночным сторожем.

В 1921 году железное дыхание Антимира становится ощутимым. У Хлебникова появляются две вполне нормальные поэмы о Гражданской войне вроде «Двенадцати» Блока: шквал и ужас, конец мира, хоть и с левым уклоном – «Ночь перед Советами» и «Ночной обыск». Впрочем, смерть Блока и расстрел Гумилева приводят его в норму, он даже пишет некрологи. И неожиданно едет в Москву. Катаев вспоминает, что он приехал оборванный, лохматый, полубезумный и ходил по тусовкам с наволочкой, полной стихов. Маяковский пытался помочь, подкормить, поселить, но Хлебников понял, что они построили, раньше Маяковского на девять лет.

У поэта началась лихорадка. Голод, отчаяние, безумие как проявление отчаяния.

Поклонник его таланта (и сноб) Петр Митурич хотел дать убежище и пригласил в местечко Боровенко Новгородской губернии. Там у поэта развился паралич, отнялись ноги, началась гангрена. Будетлянин умер 28 июня 1922 года.

В 1960 году советская власть угостила провидца Новодевичьим кладбищем. Мертвый, он стал добычей архитекторов Антимира. Стал пером в крыле его Железного Журавля.

В 1977 году астроном Н.С. Черных назвал малую планету 3112 «Велимир».

Он призывал отказаться от пространства и жить во Времени, считал себя воплощением Эхнатона, фараона Египта, Лобачевским, Омаром Хайямом. Он верил в переселение душ. Но это не помогло. Он был раздавлен пониманием, что вокруг растет, как лес, нечеловеческий мир. Антимир. А он остался Человеком и поэтому погиб.

А воплотился его больной и провидческий дух не в Омаре Хайяме, а в Данииле Хармсе и обэриутах, которые пытались найти убежище в абсурде, когда Антимир сдали под ключ.

Хармс умер за решеткой, в тюремной больнице, но они с Хлебниковым, умершим вроде бы на воле, но знавшим, что воли больше нет, были оба узниками Черного и Красного Времени, которое отменило Пространство. Оказалось, что там нельзя жить даже детям Выдры.

Химеры на нашем Храме не улыбаются. Их оскал – от боли.

Маленькая рыбка,Жареный карась,Где ж твоя улыбка,Что была вчерась?

СТИХИ ВЕЛИМИРА ХЛЕБНИКОВА

Подборка Валерии Новодворской

84. ЗВЕРЬ+ЧИСЛО

Когда мерцает в дыме селСверкнувший синим коромысел,Проходит Та, как новый вымысел,И бросит ум на берег чисел.Воскликнул жрец: «О, дети, дети!» —На речь афинского посла.И ум, и мир, как плащ, одетыНа плечах строгого числа.И если смертный морщит лобНад винно-пенным уравнением,Узнайте: делает он, чтобСтать роста на небо растением.Прочь застенок! Глаз не хмуря,Огляните чисел лом.Ведь уже трепещет буря,Полупоймана числом.Напишу в чернилах: верь!Близок день, что всех возвысил!И грядет бесшумно зверьС парой белых нежных чисел!Но, услышав нежный гомонЭтих уст и этих дней,Он падет, как будто сломан,На утесы меж камней.

21 августа 1915

103. ЖИЗНЬ

Росу вишневую мечаТы сушишь волосом волнистым.А здесь из смеха палачаПриходит тот, чей смех неистов.То черноглазою гадалкой,Многоглагольная, молчишь,А то хохочущей русалкойНа бивне мамонта сидишь.Он умер, подымая бивни,Опять на небе виден Хорс.Его живого знали ливни —Теперь он глыба, он замерз.Здесь скачешь ты, нежна, как зной,Среди ножей, светла, как пламя.Здесь облак выстрелов сквозной,Из мертвых рук упало знамя.Здесь ты поток времен убыстрила,Скороговоркой судит плаха.А здесь кровавой жертвой выстрелаЛожится жизни черепаха.Здесь красных лебедей заряСверкает новыми крылами.Там надпись старого царяЗасыпана песками.Здесь скачешь вольной кобылицейПо семикрылому пути.Здесь машешь алою столицей,Точно последнее «прости».

Начало января 1919

159

Сегодня Машук, как борзая,Весь белый, лишь в огненных пятнах берез.И птица, на нем замерзая,За летом летит в Пятигорск.Летит через огненный поезд,Забыв про безмолвие гор,Где осень, сгибая свой пояс,Колосья собрала в подол.И что же? Обратно летит без ума,Хоть крылья у бедной озябли.Их души жестоки, как грабли,На сердце же вечно зима.Их жизнь жестока, как выстрел.Счет денег их мысли убыстрил.Чтоб слушать напев торгашей,Приделана пара ушей.

9 ноября 1921 – начало 1922

212. НОЧЬ ПЕРЕДСОВЕТАМИ

Сумрак серый, сумрак серый,Образ – дедушки подарок.Огарок скатерть серую закапал.Кто-то мешком упал на кровать,Усталый до смерти, без меры,В белых волосах, дико всклокоченных,Видна на подушке большая седая голова.Одеяла тепло падает на пол.Воздух скучен и жуток.Некто притаился,Кто-то ждет добычи.Здесь не будет шуток,Древней мести кличи!И туда вошлоВидение зловещее.Согнуто крючком,Одето, как нищая,Хитрая смотрит,Смотрит хитрая!«Только пыли вытру я.Тряпки-то нет!»Время! Скажи! Сколько старухеМинуло лет?В зеркало смотрится – гробы.Но зачем эти морщины злобы?Встала над постельюС образком девичьим,Точно над добычей,Стоит и молчит.«Барыня, а барыня!» —«Что тебе? Ключи?»Лоб большой и широкий,В глазах голубые лучи,И на виски волосы белые дико упали,Красивый своей мощью лоб окружая, обвивая.«Барыня, а барыня!» —«Ну что тебе?» —«Вас завтра повесят!Повисишь ты, белая!»Раненым зверем вскочила с кровати:«Ты с ума сходишь? Что с тобой делается?Тебе надо лечиться». —«Я за мукой пришла, мучицы…Буду делать лепешки.А времени, чай, будет скоро десять.Дай барыню разбужу». —«Иди спать! Уходи спать ложиться!Это ведьма, а не старуха.Я барину скажу!Я устала, ну что это такое,Житья от нее нет,Нет от нее покоя!»Опустилась на локоть, и град слез побежал.«Пора спать ложиться!»Радостный хохотВ лице пробежал.Темные глазки сделались сладки.«Это так… Это верно… кровь у меня мужичья!В Смольном не была,А держала вилы да веник…Ходила да смотрела за кобылами.Барыня, на завтра мне выдайте денег.Барыня, вас завтраНаверно повесят…»Шепот зловещийСтоит над кроватьюПтицею мести далеких полей.Вся темнота, крови засохшей цвета.И тихо уходит,Неясное шамкая:«На скотном дворе я работала,Да у разных господ пыль выметала,Так и умру я,Слягу в могилуОкаянною хамкою».

Осень 1921 г.

214. НОЧНОЙ ОБЫСК

На изготовку!Бери винтовку.Топай, братва:Направо 38.Сильнее дергай!– Есть!– На изготовку!Лезь!– Пожалуйте,Милости просим!– Стой, море!– Врешь, мать,Седая голова,Ты нас – море – не морочь.Скинь очки.Здесь 38?– Да! Милости просим,Дорогие имениннички! —Трясется голова,

ЕДВА ЖИВА

– Мать!Как звать?Живее веди нас, мамочка!ПочтеннаяМамаша!Напрасно не волнуйтесь,Все будет по-хорошему.Белые звери есть?– Братишка! Стань у входа.– Сделано – чердак.– Годок, сюда!– Есть!– Топаем, море,Закрутим усы!Ловко прячутся трусы…Железо засунули,Налетели небосые,Расхватали все косые,Белые не обманули их.– А ты, мать, живейПоворачивайся!И седые люди садятсяНа иголку ружья.А ваши мужья?Живей неси косые,Старуха, мне, седомуМорскому волку!Слышу носом, —Я носом зорок, —Тяну, слышуВерхним чутьем:Белые звери есть.Будет добыча.– Брат, чуешь?Пахнет белым зверем.Я зорок.А ну-ка, гончие – братва!Вот, сколько есть —И немного жемчужин.– Сколько кусков?– Сорок?– Хватит на ужин!Что разговаривать!Бери, хватай!Братва, налетай!И только!Не бары ведь!Бери,Сколько влезет.Мы не цариСидеть и грезить.Братва, налетай, братва, налетай!Эй, море, налетай! Налетай орлом!– Даешь?Давай, сколько влезет!– Стара, играй польку,Что барышня грезит.

7—11 ноября 1921

ЗОЛОТАЯ РЫБКА НА ПОСЫЛКАХ

Начало российской фантастики; сокровенные саги о любви; грозная, яростная Петровская эпоха; две Смуты (1917–1922 гг. и та, первая, со Лжедмитрием, ХVII в.), которые мы узнавали и запомнили по его рассказам, потому что лучше никто не написал; картины из жизни эмигрантов в Париже – жуткие, истинные, исступленные (тоже лучшее, что есть на эту тему). Призер и отличник по линии Муз. Золотая рыбка.

Задумывались ли вы когда-нибудь об этой коллизии? Как бы это все выглядело: неумная, жадная, злобная старуха, помыкающая чудесной, красивой, мудрой золотой рыбкой. В сказке этого не произошло, жадная баба осталась у разбитого корыта. А в жизни сверкающий, талантливый и впрямь золотой Алексей Николаевич Толстой пошел на посылки к хамам-большевикам. Он продавался без колебаний и комплексов, без рефлексии и печали, весело и с энтузиазмом, как шлюха на Плешке или трассе.