День счастья — завтра - Оксана Робски

Но не спасло. Я увидела руку, которая стремительно приближалась к моему лицу.

Боль вонзилась в меня, и она была такой сильной, что я даже не почувствовала страха, когда чьи-то руки подхватили меня и я оказалась на заднем сиденье своей машины.

Я попыталась за что-то ухватиться, но сильные удары, уже ногами, затолкали меня в пол, между сиденьями, и я, как будто глядя на себя со стороны, на секунду удивилась, что смогла там уместиться.

Казалось, что еще мгновение назад я была на безопасном тротуаре, но машина уже мчалась, я лежала под чьими-то ногами, и тут только я поняла, почему темно: на голове было что-то, что закрывало мне глаза.

Я пошевелилась, чтобы избавиться от этого, но тотчас же получила пинок ногой. Боли не почувствовала: то ли от страха, то ли пинок был слабым.

Они говорили не по-русски. Я не понимала ни слова.

Голова болела так, словно в нее воткнули острую вилку и накручивали мозги, как спагетти.

Я вдруг поняла, что плачу. Сильно и очень мокро. Но абсолютно не шевелясь.

— Где права и техпаспорт? — услышала я голос с сильным акцентом.

Мне на голову что-то опустилось, и мне показалось, что это моя сумка.

— Громче, сука!

Я с готовностью повторила:

— В бардачке.

Мой голос был заискивающим, я специально старалась. Мне хотелось отвечать на их вопросы, говорить, рассказывать что угодно, чтобы их успокоить. Чтобы их разжалобить.

Чьи-то жесткие руки оказались у меня на теле… в моих карманах… у меня на груди.

— Деньги есть? — рявкнул тот же голос.

Нет, не надо скулить. Они меня не пожалеют.

Я постаралась совладать со своим голосом:

— Конечно есть. У кого ж их нет?

Я даже зажмурилась от страха. Шея напряглась в ожидании удара.

Они начали ругаться. По-русски. Матом.

— Вот сука…

«Они взяли мой „мерседес“. Забрали мои документы. Они убьют меня».

— Давай деньги, где они?

Я приготовилась не реагировать на боль. Каждая моя мышца напряглась и застыла.

Я ответила максимально вежливо:

— Права отдайте. Потом поговорим.

Я решила, что если в моем кармане будут права, то они меня не убьют. О том, что их могут потом вытащить, я почему-то не думала.

Меня не ударили.

— Слушайте, — я говорила бодро, словно все еще находилась в шезлонге на своей дачной веранде, — хотите, я вам доверенность на машину напишу, катайтесь на здоровье!…

Я замолчала на полуслове. Дура! Если они продиктуют мне данные, на кого доверенность, тогда уж точно убьют.

— Хотя вы и сами можете выписать…

Они говорили на смеси русского и какого-то армянского. Или таджикского. Или чеченского.

Один все время орал.

Мне показалось, что они дергались не меньше меня.

«Обдолбанные, — с ужасом подумала я, — на шприце».

— Слушайте, давайте нормально поговорим. Я ж нормальный человек, и вы нормальные. У меня в сумке, видели в кармане, кокс. Хотите?

Да. Нормальные люди обычно именно так и разговаривают. В скрюченном состоянии и когда половой коврик забивается в рот.

Ноги на мне задвигались, голоса стали оживленными.

Наверное, когда говорят: «В эту минуту напряжение между ними спало», имеют в виду именно такую ситуацию.

— Гур, гур, гур, вые…ть, гур, гур… сука…

«Не убьют, — думала я, — шапку на глаза надели, не убьют».

— Слушайте, хотите, я вам анекдот расскажу? В два часа ночи мужик шарит по всем кухонным шкафам, заходит заспанная жена. «Где-то здесь водка была спрятана». — «Так ты ее на похоронах отца выпил». — «То-то я смотрю, что-то папашки не видно!»

Тот, что сидел впереди, засмеялся.

Они снова заговорили. По-моему, заспорили.

Разбавляя свои слова русским матом.

В какую сторону мы едем? Сколько времени?

Большим пальцем я стянула со среднего кольцо. Не бог весть что, но все-таки бриллианты.

Подняла руку вверх, наугад.

— Держите кольцо. Денег стоит немерено. С бриллиантами. Муж подарил.

— Кто твой муж?

Мысли в голове закрутились, как на ускоренной перемотке: «Дипломат? Американец? Депутат? Олигарх?…»

— Права отдайте, — проныла я.

«… — Милиционер? Прокурор? Художник?»

Что сказать? Чтобы не испугать. И не слишком расслабить.

— Давайте я вам еще один анекдот расскажу, а вы мне за это — права?!

— Давай.

Я получила легкий пинок в живот.

— Девушка приходит к врачу: «Доктор, меня все раздражает». Доктор спрашивает: «Что именно?» Девушка ему, злобно так: «Не зли меня, сволочь!»

Они громко заржали. Я почувствовала себя актрисой, которую осыпали овациями на дебютной премьере.

Тот, что впереди, перестал орать.

По времени мы уже вполне могли оказаться за городом.

— Это твой адрес? У тебя ребенок есть?

Зачем я взяла с собой паспорт? В голову снова вернулась боль.

— Это адрес прописки. А живу я за городом. На Рублевке, слыхали? Туда не подъедешь просто так. Камеры и охрана. Вам туда лучше не соваться. «Мерседесов» и в Москве хватает.

Мне хотелось сказать: «Отпустите меня, пожалуйста». Мне так сильно хотелось это сказать!

Еще сильнее, чем в пятнадцать лет объясниться в любви Сереже Храмцову.

Они переговаривались. Именно переговаривались. Я напряженно думала: хорошо это для меня или нет?

Машина стала реже останавливаться. Значит, светофоров все меньше…

— Господи, помоги мне… — Я забормотала слова, выдумывая их на ходу, бессвязные и бессмысленные, тихо, но так, чтобы они смогли уловить суть. -…Вседержитель, прости нас, грешных, помоги нам, кающимся…

Пинок в бок.

— Ты чего там?

— …Господи, всепрощающий, рабы твои… — Что-то подобное я исступленно бормотала несколько минут. Как пела без музыки.

Несколько рук сильно дернули меня вверх.

Я завизжала от ужаса. Я забыла все свои уловки.

Я кричала от страха. Кричала не потому, что решила кричать, а кричал мой рот. Сам. Моя голова. Мое тело. Сердце. Руки. Все кончено. Я кричала с тем же отчаянием, с каким кричит ребенок, рождаясь. Не понимая, почему он кричит. Но не кричать не может.

Я ударилась головой о дверь; перед глазами оказалось крутящееся колесо машины; мое тело перекатилось несколько раз по асфальту; я шевельнула рукой. На небе собирались тучи. Я была жива. Меня выкинули из машины.

Я вскочила и побежала… Бежала, пока были силы. Хотелось оглянуться назад, но я не позволяла себе.

Когда бежать я уже не могла, я пошла. Я шла очень долго, и за все время не проехало ни одной машины. С двух сторон дороги был лес.

Я устала и остановилась. Села на обочину. И заплакала.

Я была одна, в лесу, избитая, уставшая. Неизвестно где. Телефон они забрали.

На шум мотора и яркий свет фар я бросилась грудью в лучших традициях отечественного кинематографа про войну.

Ромы дома не оказалось.

Я налила полную ванну воды. Вылезла, мокрая, добежала до входной двери, проверила — заперта ли, вернулась.

Доливая только горячую, я смогла согреться.

Рома был на встрече и домой не собирался.

Я расплакалась.

Он приехал через двадцать минут.

Мы лежали, обнявшись, и он гладил меня по голове.

Он принес мне чай, а потом коньяк. Я смешала и то и другое и закрыла глаза. С облегчением поняла, что засыпаю.

Мне позвонила с сочувствием вся Москва. Сарафанное радио.

Всех интересовали жуткие подробности. Не изнасиловали меня? Страшно было? Как, анекдоты рассказывала, правда?

Приехали Машка с Анжелой.

Последние события затмили все, что было до этого, и я встретила их без замирания сердца.

— Перестань брать трубку, — посоветовала Машка, — пусть мучаются от любопытства.

— Ты на чем теперь ездить будешь? — спросила практичная Анжела.

— Только не на «мерседесе», — ответила я. — Мне Рома «фольксваген» какой-то обещал. Из офиса.

Они понимающе кивнули.

— Я сама так боюсь на этом Cayenne, — призналась Анжела. — Всю дорогу в зеркало смотрю, ужас.

— Мне в милиции сказали: девушки, которые на дорогих машинах ездят, у них называются «парашютистки», — сообщила я.

Я действительно утром побывала в отделении.

Рома возил. Я заявление написала. Пусть мой «мерседес» ищут.

— Да, ужасно страшно, — согласилась Машка.

— Хочется иметь пистолет или охрану, — сказала я. — Я стреляю отлично, кстати.

— Никита. — Анжела поставила ударение на последний слог.

— Только не знаю, успела бы я достать пистолет или нет.

— Никита. Клево! — подхватила Машка. — Давайте агентство откроем: «Никита».

— Пистолеты будем продавать? — спросила я.

— Нет! — Машкины глаза азартно заблестели. — Женщины-телохранители. Такого еще нет!

— Лучше уж нахлобучки на каблук, — засомневалась я.

— Какие нахлобучки? — удивилась Анжела.

— Да нет, охранницы — это суперидея. Это будет модно. И дорого. Все захотят.

— Действительно, здорово, — похвалила Анжела.