Багровый город - Сергей Афанасьев

Добрались до странных конструкций. Пустые цеха, трубы, перекрытия, пролеты. Ржавая жесть под ногами. В груде хлама она показала ему старый небольшой летательный аппарат, проржавевший местами, помятый и поцарапанный.

Максим кряхтя залез внутрь. Кругом — пыль, мусор и обрывки проводов.

Он уже почему-то знал — ему во что бы то ни стало надо запустить этот самолет.

Недолго думая соединил скруткой провода между собой — по цвету. Сел за штурвал, положив на железный каркас сиденья охапку стекловаты.

Полетел. Поднялся над землей. И вдруг открылась мрачная багровая равнина с одинокими заброшенными сооружениями. Довольно грустная картина.

Полетел к гигантским конструкциям — что-то около сотни эйфелевых башен высотой километров 20, причем, все они были соединены между собой такими же гигантскими перекрытиями. Максим из любопытства влетел в одно такое перекрытие, свободно полетал там между металлическими балками, подивившись грандиозности сооружения — зачем вот только оно было нужно?

Между тем небо стало покрываться легкой дымкой. И где-то, среди легких темно-красных облаков, мелькнула черная точка. Максим погнался за ней, зная — это и есть враг.

Противник спрятался в большом облаке. И когда Максим протаранил облако насквозь, черный самолет нырнул в гигантские пролеты, прячась среди хаоса металла.

Максим носился за ним в перекрытиях. Внизу — облака. Земля слилась в разноцветные пятна. Не видно стало и города с вечным кроваво-красным закатом.

Не поймал.

А серых облаков становилось все больше и больше. Облака, сливаясь, увеличивались в размерах, темнее на глазах, росли, и Максим почувствовал что-то зловещее в этой сгущающейся черноте.

Вот противник мелькнул в облаке маленьким черным пятном. Максим рванул за ним. Туча настороженно зашевелилась.

Врезался в нее. Завяз в этой мгле, чувствуя, как задрожал и заскрипел корпус самолета — вот-вот развалится.

Стал стрелять из пушки, нажимая кнопку на рукоятке штурвала. Вспышка луча и готов светлый квадратик просвета в облаках.

Вынырнул на свободу. Осмотрелся. Свободного пространства стало совсем мало.

Снова на скорости врезался в черноту облака, выстрелами расчищая себе дорогу. А сбоков тьма сдавливала, подбиралась к самолету, угрожающе подступала.

И вот вроде уже показался хвост черного самолета. Ну вот-вот, еще немного, чуть-чуть… Но тут кончился заряд в пушке. Давил и давил на притихшую кнопку — Эх, зараза…

Успел выскочить из сгустившейся тучи. Отлетел немного в сторону. Ну, что делать?

Вся в дырках, как голландский сыр, поредевшая, посветлевшая туча представляла собой жалкое зрелище.

Максим летал кругами, в бессильном отчаянии наблюдая, как затягиваются дырки, сгущается чернота, растет туча.

И вот она заняла почти все небо. Тьма покрыла землю. И только один маленький лучик красного солнца пробивался где-то у границ тучи. И в этом луче он и летал.

Резко обозначилась граница света и тьмы.

Снова появился черный самолет. Теперь он уже не боялся, не убегал, завис, выжидающе, как бы насмехаясь.

И тут решение пришло мгновенно. Еле-еле, на малой скорости, вроде как неуверенно, поплыл в сторону врага, как покорный вассал, побитая собака. Туча довольно колыхнулась. А когда до черного самолета осталось совсем немного — резко нажал на газ. Противник дернулся… Поздно… Удар… Что-то взорвалось у него в голове тысячами разноцветных искр. Что-то засверкало, засияло, нестерпимо слепя глаза… Закружилось… Завертелось… И он стал падать… В бездну… Замахал руками, закричал — Нет!!!

— Больной, успокойтесь.

Он с трудом открыл глаза. Огляделся ошалело — обыкновенная больничная палата. Рядом — женщина в белом халате — врач.

— Лежите, лежите. Вам нельзя вставать.

Хотел было спросить, что с ним, но не смог. Закрыл глаза. Тяжело.

Глава 8. Последняя встреча Максима. (29–30.08.1988)

Между тем болезнь прогрессировала. Врачи ничего не могли поделать. Он находился постоянно в беспамятстве и в бреду, мокрый и потный.

День за днем Максим проводил в полусонном полу бредовом состоянии, видя окружающее словно в тумане, где действительность сливалась с вымыслом.

В один из таких дней, когда он лежал без движения на постели и бессмысленно смотрел в потолок сквозь прикрытые веки, легкое дуновение коснулось его лица, и он вдруг почувствовал, что уже не один. Но кто был в комнате — сказать не мог. И какое-то чувство тревоги и сладостного ожидания захлестнуло его. Впрочем, оно быстро погасло, т. к. не было сил и желания ни обдумать эту мысль, ни открыть глаза, ни, тем более, повернуть голову и осмотреть комнату. Он так и остался лежать, безучастный ко всему.

Между тем в комнате стало вроде как прохладнее и светлее. И ему показалось, что у изголовья кто-то стоит. Он даже почувствовал на себе посторонний мягкий взгляд, почему-то полный доброго участия и такой невыносимой грусти, что веки у него сами по себе чуть-чуть задрожали, — как в детстве, когда он собирался плакать. Чья-то теплая рука нежно опустилась на его горячий лоб и короткая мысль, ускользающая все это время, все-таки пробила вязкую стену болезненного бессильного безразличия — "Оля" — мелькнуло в голове, и сердце радостно стукнуло несколько раз, но потом снова перешло на медленно-вязкий ритм — он был все-таки очень слаб. "Оля" — снова подумал он, но уже как-то отрешенно, но все-таки успел вяло удивиться, что он только собирался подумать — Оля — а подумалось какое-то другое странное женское имя, которое вдруг показалось таким родным и близким.

Но тот угол комнаты, который он еще видел, уже поплыл перед его глазами. Предметы один за другим покрывались легкой дымкой и исчезали. И вот он уже один, в серой пустоте, проваливается, проваливается куда-то, летит, летит… И падает.

Проснулся он весь мокрый. Поднялся, не удивляясь тому, что появились силы. Ошалело оглядел комнату — пусто, нет никого.

Встал. Зашатался. Закрыл глаза. Передохнул. Стал одеваться, выронив откуда-то хрустальный шарик, помутневший и покрытый тонкой паутиной трещин.

Навязчивая, беспокойная мысль подгоняла его. И вот уже, второпях схватив пиджак, он выскочил на улицу, на минуту замерев у подъезда от ослепительного солнечного света, вдруг резко ударившего в глаза.

А нестерпимо яркое солнце все сильнее и сильнее разгоралось на небе, словно собиралось испепелить эту бестолковую землю. Светлел город, белели дома и тротуары.

Он подбежал к зданию, похожее на вокзал. Выскочил на перрон. Все застилал удивительно яркий желтый солнечный свет, окрашивая все предметы в такие же желтые тона. Абсолютная тишина. Ни ветерка, ни мух, ни гудков тепловозов и электричек. Бесшумно открываются желтые двери. Бесшумно и не спеша проходят мимо равнодушные люди в светлых желтых одеждах — их очертания иногда подергиваются, преломляясь в восходящем потоке горячего воздуха.