Зал потерянных шагов - Ирина Левитес

Во время редких родственных визитов Ираида Петровна, поджав губы, постоянно поучала невестку, не прощая ей малейших промахов, как истинных, так и вымышленных. Отца вскоре перевели по службе, и Женя, к счастью, получила передышку от нравоучений в устном виде, замененных наставлениями в виде письменном.

Поскольку молодожены учились в одном институте, комендант общежития выделила им комнатушку, в которую едва втиснулись диван-кровать и письменный стол. А им больше ничего и не было нужно.

Поначалу Женя, наученная более опытными подругами, стереглась. А потом, успокоившись, перестала осторожничать. И все же младенец, обещанный Ираидой Петровной, появляться не спешил. Но тревоги по этому поводу они не испытывали. Словно оба знали: придет время, и ребенок родится. Обязательно родится, ведь от такой любви, как у них, и появляются дети.

Тревога пришла к окончанию института: может быть, и впрямь что-нибудь неладно? И каждый втайне сомневался, не высказывая своих мыслей вслух.

После института их распределили на Сахалин. Откровенно говоря, они сами попросились на остров, соблазнившись восторженными рассказами Риты, коренной сахалинки. По ее мнению, Сахалин был райским местом, в котором росли невиданные растения, бегали сказочные животные, плавали удивительные рыбы, летали волшебные птицы, жили, любили и мечтали мужественные романтики. Женя и Павел поверили ей на слово.

Их ждало разочарование. Они думали увидеть нечто более интересное, чем скромный маленький город, застроенный обычными пятиэтажками в центре и ветхими бараками по периферии. Единственным намеком на экзотику были вкрапления следов пребывания японцев на юге острова, безжалостно искоренявшиеся задолго до приезда Антоновых. Уцелело лишь монументальное здание, в котором размещался краеведческий музей, да еще несколько японских домов и полуразрушенных памятников.

Рита, тоже получившая распределение на родину, с таким неподдельным энтузиазмом проводила экскурсии для новоиспеченных сахалинцев и так радостно нахваливала совершенно обыденные, на взгляд Жени и Павла, достопримечательности, что приунывшие было молодые специалисты несколько приободрились и решили по крайней мере отработать обязательные три года, а там видно будет.

В то время они считали себя свободными, вольными уехать, как только закончится трехлетний срок повинности, не подозревая о странной закономерности, необъяснимой, но тем не менее существующей: остров неудержимо затягивал, незаметно подкидывая по мелочам то печальный неброский пейзаж, то завораживающую музыку дождя, то яростный всплеск бурана, а затем властно привязывал к себе навсегда.

И если некоторые люди самонадеянно решали уехать, спастись бегством из ненавязчивого плена, они были обречены на постоянные воспоминания, переходящие в откровенную ностальгию, вынуждающие их за тысячи километров искать единомышленников, бывших сахалинцев, единственно способных понять тоску по тому пленительному времени, когда они были истинно счастливы.

Большинство приезжали на остров временно: отработать после института или техникума обязательные три года либо заработать на счастливую обеспеченную жизнь, которая начнется когда-нибудь. Материальные блага в виде надбавок, коэффициента и бесплатного проезда в отпуск создавали иллюзию больших денег, которыми можно будет оплатить будущее.

Многие так и жили, отказывая себе во всем сегодня и откладывая каждый заработанный рубль на завтра. Жили словно в зале ожидания и мечтали о той прекрасной жизни, которая начнется на материке, и поругивали суровый остров, и иронизировали над его слабыми потугами на цивилизацию, и даже позволяли себе пренебрежительно отзываться о нем, не подозревая, что он уже вошел в их плоть и кровь. И просто так не отпустит.

Нет, конечно, можно уехать. Купить билет на самолет — и вперед! А потом бессонными ночами тосковать по серой сетке дождя, заслоняющей горбы сопок; по переливам поющей воды в прозрачных реках и ручьях; по шелесту прибоя, накатывающего волны на прибрежную гальку; по исполинским скалам причудливых очертаний; по незабываемой симфонии воды, камня, света…

Ничего этого Женя и Павел тогда не знали. Да и позже не задумывались над тем, почему решили остаться на Сахалине. Понравилось — вот и остались. Обросли друзьями. Получили квартиру как молодые специалисты. В работу втянулись.

Первая осень удивила их неожиданным теплом, затянувшимся до середины октября, и невиданным буйством красок тайги, языками пламени спустившимся с сопок и растекшимся по городским улицам.

Первая зима поразила изобилием пушистого снега, заботливо укутавшего дремлющий город искрящимися под солнцем сугробами.

А весной Женя захандрила. Черный снег подтаявшей коркой скрывал промерзшую землю и никак не хотел уходить. Промозглый ледяной ветер качал голые ветви деревьев, стряхивая с них холодные капли. Женя зябко куталась в пуховый платок и хмуро смотрела из окна на унылую картину. Она думала о том, что в родном Приморье веселится настоящая весна: солнце давным-давно растопило остатки снега, молодые клейкие листья развернулись и набирают силу с каждым днем, ростки травы укрыли землю, и кое-где желтеют неприхотливые одуванчики.

Если бы Женя знала, что стоит у окна не одна, а вдвоем с Мишкой, она бы тогда и не тосковала.

8

Почему все время хочется спать? Наверное, оттого, что покачивает. И снаружи мерно стучит: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Как мое сердце, только намного медленнее.

Зато снятся сны. Сегодня приснилось очень красивое. Будто я уже не в шарике, а ТАМ, откуда звучат голоса.

ТАМ так здорово! Все заполнено золотым светом. Он такой слепящий, яркий, что я даже во сне посильнее зажмурилась. А потом потихоньку открыла глаза.

Это только во сне могло случиться — ведь им положено быть закрытыми.

И тут я увидела ЕЕ. ОНА держала меня на руках. Это чудесно. Приятнее, чем в шарике плавать.

ОНА красивая. У НЕЕ волосы длинные, пушистые. И глаза блестящие и добрые. Прямо на меня смотрят ласково-ласково.

А потом ОНА прижала меня к груди, а из нее полилось сладкое-пресладкое. Прямо в рот. Я и не знала, что когда в рот попадает, очень вкусно. Гораздо лучше, чем эта дурацкая трубка.

И все поплыло, поплыло куда-то.

Я проснулась. Тепло. Темно. Мягко. Тоже хорошо. Но во сне было лучше.

Жаль, что это только сон…

Женя заехала за Оксанкой, как договаривались, в половине четвертого. Оксанка скользнула на заднее сиденье и притихла. Женя поглядывала на нее в зеркальце заднего вида, отражавшее быстрые хитренькие лисичкины глазки.

— Боишься? — посочувствовала Женя.

— Нет. А чего бояться?

— Ну и правильно. Дело житейское. Тем более что Татьяна Сергеевна — доктор хороший. Я ей доверяю.

— А вы ее давно знаете?

— Давно. Лет пятнадцать. Нет, шестнадцать.

Да, точно, шестнадцать. Мишке было два года, когда Женя решила прервать вторую беременность. Вторую и, как оказалось, последнюю. Доктор Татьяна Сергеевна, к которой Женя обратилась по рекомендации, в тот раз уговаривала оставить ребенка, но Женя была непреклонна. А через полгода они случайно встретились в одной молодой и веселой компании, сплоченной воскресными лыжными пробегами зимой и пешими марш-броском летом по окрестным сопкам. Так и подружились. С годами видеться стали реже, все больше общались по телефону, но продолжали считать себя подругами.

Тогда, шестнадцать лет тому назад, Женя была уверена в том, что двух малышей им не потянуть. И время было сложное, неустроенное. И Мишка не вылезал из болезней. Женя планировала родить второго ребенка, когда сын пойдет в первый класс. Многие знакомые так же рассчитывали: удобно сидеть с малышом дома и заодно присматривать за первоклассником. Но, как показала практика, не все можно спрогнозировать.

Поначалу, когда выяснилось, что долгожданная беременность не наступает, несмотря на заверения врачей, что видимых органических нарушений нет, и Женя вполне может стать матерью, она отчаянно переживала. Очень хотелось родить маленькую хорошенькую девочку и наряжать ее, как куклу. Тем более сильным было это желание, что к тридцати годам они с Павлом осознанно хотели второго ребенка, повзрослев и встав на ноги. Потом Женя свыклась с тем, что Мишка так и останется их единственным сыном, и перестала терзаться понапрасну. А когда они увязли по уши в рыбном бизнесе, оставили тщетные мечты о маленькой девочке. Какая уж тут девочка: самим бы выпутаться, не взваливая на себя дополнительные хлопоты.

Но горький опыт научил Женю избегать необдуманных поступков, особенно в тех случаях, когда речь идет о здоровье и даже о будущем. И если легкомысленные Оксана и Мишка не вполне осознают степень риска, то долг Жени — помочь им не наломать дров.