Зал потерянных шагов - Ирина Левитес

Женя стремглав вылетела из общежития и помчалась по улице, благо до переговорного пункта было недалеко. Нужно было перебежать на другую сторону, но, поколебавшись, она решила дойти до светофора на следующем перекрестке.

Навстречу ей шли двое: «пастушок», торжественно держащий двумя руками перед собой, как жезл, бутылку шампанского, и его самоуверенный дружок. Сомнений не было: «Советское шампанское», как опознавательный знак, наглядно подтверждало, что приятели и есть те самые таинственные гости, о которых Рита все уши прожужжала. Жене на секунду стало страшно: а если бы она успела перебежать на другую сторону? Но какие-то необъяснимые силы ее удержали и не дали уйти от своей судьбы. В том, что это именно судьба, она не сомневалась.

Отогнав сомнения по поводу теткиных волнений, она махнула рукой на свои недавние планы и, потоптавшись для приличия несколько минут у газетного киоска, вернулась в общежитие, чтобы Светка из четыреста двенадцатой комнаты ее не опередила.

В комнату она влетела, будто за ней собаки гнались, и, старательно скрывая волнение, независимым тоном небрежно бросила:

— Привет! — и на этом привете ее решительность иссякла.

— Вот, познакомьтесь, пожалуйста. Моя подруга Евгения, — чинно произнесла засмущавшаяся Рита.

Самоуверенный парень назвался Валериком, что рассмешило девушек, поскольку инфантильное имя не вязалось с его нагловатыми манерами.

А «пастушок» оказался Павлом Антоновым. Так и состоялось их знакомство.

Парни шли в общежитие с определенной целью, четко сформулированной искушенным Валериком и настойчиво аргументированной им же. Он, заслуженно исполнявший роль лидера, взял на себя ответственную функцию просвещения неопытного друга и приобщения его к радостям бытия. Павел ничего не имел против и легко поддался уговорам старшего товарища, тем более что очень кстати подвернулась удача в виде легкомысленной и, казалось, на все согласной Риты, располагающей несомненными преимуществами в виде подружки и свободной комнаты.

Рациональный Валерик все заранее распределил: ему — Рита, поскольку именно он с ней познакомился, в то время как робкий Павел молча стоял рядом, нисколько не помогая другу. К тому же хорошенькая смешливая Рита сразу понравилась Валерику, а главное — дала понять, что она не прочь развлечься. (И в этом он глубоко заблуждался, ибо принял готовность к кокетству и наивность милой простушки за более приземленные планы.) Ну а неведомая подружка предназначалась Павлу. Это, по мнению Валерика, было по справедливости. Правда, не исключено, что подружка может оказаться крокодилом, но придется рассчитывать на удачу.

Подружка оказалась не крокодилом. О конкретных действиях, вбитых в его голову подробными инструкциями просвещенного друга, Павел забыл в ту же минуту, когда увидел обращенное к нему лицо Жени. Ее распахнутые глаза сияли навстречу Павлу, так что даже недалекий Валерик заподозрил нечто, не соотносящееся с его планами.

Легкомысленной вечеринки не получилось. Все четверо сидели за столом и чинно пили чай. Выпили и шампанское, налив его в граненые стаканы, за первую удачно сданную сессию. Но даже оно не растворило скованности. Рита и Валерик пытались разрядить обстановку, но, почувствовав бесплодность своих усилий, сникли.

Наконец парни собрались уходить.

— Пошли покурим, — хмуро бросил Валерик Рите, и та, безропотно подчинившись, всунула ноги в сапоги, накинула пальто и вышла вслед за ним.

Павел стоял у двери и медлил. Хотелось сказать что-то значительное, важное для них обоих, но почему-то ничего не придумывалось.

— А я завтра уезжаю. Домой, — наконец произнесла Женя.

— А где твой дом?

— В Лесозаводске.

Павел разулыбался так, словно наличие дома в Лесозаводске сообщало Жене дополнительную прелесть, и взял ее за руку.

— Какое у тебя кольцо красивое, — сказал он и, скрутив простенькое колечко с Жениного пальца, вначале рассмотрел его внимательно, поворачивая на уровне своих глаз, а потом опустил серебряный ободок в свой карман. — Во сколько у тебя поезд?

— В десять тридцать. Вечера, — ответила Женя, вспыхнув от прикосновения Павла к ее руке.

— Я приду тебя проводить. Тогда и кольцо отдам. Пока!

Павел повернулся и вышел за дверь, у которой осталась стоять Женя, чувствуя жжение в том месте, где было кольцо.

На вокзал Павел не пришел. Женя долго стояла у вагона, вглядываясь в толпу, снующую по перрону, и ступила на подножку, когда поезд уже тронулся.

Она сидела в плацкартном вагоне на своей нижней, ступенчато разложенной боковой полке и смотрела в черное ночное окно, по которому метеорами мчались огни вдоль отражения ее лица.

В вагоне шла дорожная суета. Проводница деловито собирала билеты, пассажиры обустраивали временный ночлег, застилая сиротские матрасы и подушки серым влажным бельем. Кто-то уже пил чай из стаканов в обжигающих подстаканниках, кто-то успокаивал плачущего ребенка, кто-то завязывал дорожное, ни к чему не обязывающее знакомство.

Женя сидела, отвернувшись от сутолоки, не желая ни с кем разговаривать, чувствуя, как слезы, переполняющие глаза, готовы выкатиться и поползти по щекам.

Внезапно на свободное место напротив Жени кто-то сел. Она возмущенно обернулась, чтобы резко указать нахалу, что это ее полка, между прочим!

Напротив Жени сидел довольный Павел и улыбался. Оказалось, что он тоже едет домой. В Лесозаводск.

Всю ночь они просидели рядом, накрывшись Жениной шубой. Сонный вагон, плавно покачиваясь, мчался сквозь снежную мглу. Женя и Павел не спали. Они то шепотом рассказывали о себе, то замолкали, вслушиваясь в дыхание друг друга.

Вот так все и началось.

7

О! Вот это я люблю. Сладко! Прямо по трубке льется сладкое по всему телу. Раньше я была совсем глупой. Думала, трубка меня к шарику привязывает. А чего вязать-то? И так никуда не денусь. Мне тут хорошо.

Как жаль, что сладкое бывает редко. В основном такое льется: бе-е-е! Какое-то жгучее-колючее. Интересно, откуда оно берется, такое противное?

Я люблю сладкое. Еще люблю, когда волны тихонько качают: буль-буль, буль-буль. А не плюхают и бултыхают туда-сюда.

ТА, в которой мой уютный шарик, все время прыгает и скачет. ОНА что, забыла, что я тут? Нельзя ли поосторожнее?

Вот. Еще я люблю слушать, когда ОНА звучит. Ласково. Правда, не всегда. Бывает слишком громко. Я даже пугаюсь. А вдруг ОНА злая? Как доберется до меня! Как даст! Ой-ой-ой, боюсь!

ОНА там не одна. Есть ВТОРОЙ ОН. У него звук другой, пониже. Но тоже бывает нежный. Иногда.

Бывают и другие. ИХ много. И все звучат по-разному.

Интересно, я ИХ увижу когда-нибудь?

Расписались они на втором курсе, едва обоим исполнилось по восемнадцать, втайне от родителей Павла. Его отец, военный в чине подполковника, ничего против Жени не имел. Но командовал он только на службе. Дома же было высшее начальство — жена.

Ираида Петровна была гранд-дамой, во всяком случае, старалась. Будучи сама из простой семьи, не обремененной светскими условностями, она на каком-то этапе своей жизни решила бдительно соблюдать этикет и соответствовать высокому званию супруги подполковника. К сожалению, ее образование осталось девственно-нетронутым, поскольку основные усилия были направлены на соблюдение внешней стороны: непременного наличия ковров и чешской полированной стенки, хранящей в своих недрах изобилие хрустальных ваз, вазочек, салатниц, рюмок и бокалов. Помимо хрусталя, символизирующего высокий социальный статус, она считала признаком светского тона невестку из хорошей семьи, причем выбранную лично Ираидой Петровной. Мнение дорогого Павлушеньки при этом не учитывалось, тем более потому, что Ираида Петровна планировала свадьбу в далекой перспективе, когда Павлик окончит институт и получит диплом.

Женя в планы Ираиды Петровны не входила. Чему-то она там не соответствовала. Ираида Петровна устроила пару хорошо поставленных семейных сцен, сопровождавшихся хватанием себя за область сердца и нервным отсчитыванием капель валокордина, падающих в хрустальную рюмку. Ее вдохновенные монологи с непременными вставками в виде фраз «только через мой труп!» и «я не позволю разрушить твою жизнь!» сделали бы честь актрисе провинциального театра.

Основным ее аргументом была неминуемая катастрофа в виде младенца, обязанного появиться на свет вследствие легкомысленного брака.

Павел, несмотря на кажущуюся мягкость, неожиданно проявил стальной характер и потащил вяло сопротивляющуюся Женю в загс. Окончательного разрыва с родителями не произошло, хотя Павел в глубине души так и не простил им пренебрежения к Жене.

Во время редких родственных визитов Ираида Петровна, поджав губы, постоянно поучала невестку, не прощая ей малейших промахов, как истинных, так и вымышленных. Отца вскоре перевели по службе, и Женя, к счастью, получила передышку от нравоучений в устном виде, замененных наставлениями в виде письменном.