Король франков - Владимир Москалев

– Просто сказка, – развел руками Можер. – Выдумка…

– Причем нелепая! – подхватил рассказчик. – А чем объяснить, что, едва вода вернулась на небеса, как реки и озера тотчас отделились от океанов и морей и рыбы вернулись в свою стихию: одни – в пресную воду, другие – в соленую?

– Это сделал Бог, ведь он всемогущ, – робко попытался встать на защиту Священного Писания нормандец.

– Пусть так, но случай с горами?.. А с животными? Ни одному богу не заставить голодать тигров, львов, медведей, слонов и остальных целый год! Что отсюда следует, ты и сам теперь понимаешь: никакого ковчега никогда не существовало. Но оставим это, давай заглянем в Евангелие или Новый Завет, породивший христианство. Здесь говорить можно много, и нам не хватит этого дня. Скажу лишь о рождении двух младенцев – Иоанна Крестителя и его брата Иисуса.

– Разве они братья?

– Да еще какие! История любопытнейшая, ты обхохочешься. Впрочем, всем и без того известно о беспорочном зачатии Девы Марии. Но ты, граф, без сомнения, умный человек – скажи, разве может быть такое? Ведь Мария была девственницей, плотник не спал еще с ней, мало того, они еще и женаты не были, а у нее уже заметно округлилось брюшко. С чего бы это вдруг, как полагаешь?

– Я думаю, дети не могут рождаться без совокупления мужчины и женщины, – уверенно заявил Можер.

– Как же тогда появились на свет Иоанн и Иисус?

Можер подумал и сказал:

– В Библии говорится, что это дело архангела Гавриила, посланца божия.

– Шустрый, однако, был посланец; пригляделся к Елизавете, кузине Марии, видит, служба Богу для Захарии превыше супружеского долга, да и наведался в гости к скучающей супруге священника. Молод, красив, статен телом – как такому откажешь? Супругу же ловкач заявил, что жена его вскоре родит сына, который Духа Святого исполнится от чрева матери своей. Потом, поразмыслив, наведался к Марии – молодой очаровательной смуглянке, – заморочил ей голову насчет божественного промысла… однако не будем больше об этом.

– Понимаю, тебе неловко продолжать. Но что же мужья? Неужто не поняли, что их надули?

– Еще как поняли! Первый, одураченный, сам признался в этом, когда однажды изрек: «Благословенен Бог Израилев, что воздвиг рог спасения нам!» Что же до Марии, то призналась она сестре, когда уже тяжела стала: «Величит душа моя Господа, что сотворил мне, явив силу мышцы Своей».

– Так и сказала? – и Можер покатился со смеху.

– Истинно, так в Библии написано, – кивнул Рено. – А мужу Мария поведала, что, мол, это дело Святого Духа, который явился к ней в виде голубя.

– Черт возьми, Рено, а ведь нам толкуют, что Иисус – сын Божий.

– Так оно и есть, ведь архангел, прежде чем приступить к работе, заверил обеих дамочек, что он посланец Бога.

– А еще Иисуса называют Сыном Человеческим.

– И это верно, ведь архангел был в человеческом обличии. К тому же по-еврейски Гавриил – человек божий.

– А его бабка с дедом, – Иисуса Христа то есть, – евреи?

– Чистокровные.

– Значит, Мария, их дочь, Богородица иначе…

– Тоже еврейка.

– Кто же тогда Иисус?

– А ты еще не догадался? Ведь христианская религия создана на основе верований евреев.

– Любопытно… Вот, оказывается, кого возвели в ранг Спасителя и кому молится народ, падая на колени и пытаясь пробить лбами полы? Хорошенькое дело! Но скажи, монах, выходит, Иоанн и Иисус – родные братья?

– По отцу – без сомнения, по матерям – троюродные. Видишь теперь, граф, какова Библия – инструмент одурачивания невежественных масс? Хочешь, расскажу тебе еще кое о чем, в этом писании полно нелепостей, грязи и выдумок, в нем же – море крови и призывы к насилию и мятежу. Но, боюсь, это надолго. Не стану больше тебя утомлять, на первый раз хватит. Обобщая, скажу: Библия способна возбудить в человеке лишь хитрость, лицемерие, обман, тягу к предательству и убийству. Когда-нибудь она доведет людей до сумасшествия. Ибо нет более позорной, более чудовищной и лживой книги для человечества. И весь ужас в том, что сказка эта написана для взрослых, которые верят ей, не догадываясь, что выглядят при этом ничуть не умнее дикарей.

– Что же заставляет людей веровать? Неужто никто не понимает того, что понял ты сам?

– Человек по природе своей ленив, не хочет шевелить мозгами. К чему, если за него это делают другие? Этим и пользуются церковники, которые не хотят работать и своими баснями паразитируют на теле человечества, питаясь его кровью. Ибо Церковь – колоссальный институт обмана людей, обыкновенного шарлатанства, и все церковники, начиная от монаха и кончая папой, – типичные жулики, прячущие свое тело и душу под церковным облачением.

– А знаешь, монах, ты мне нравишься! – хлопнул Можер собеседника по плечу, отчего тот скривился. – В тебе есть бунтарский дух, а мне это по душе.

– Это потому, что и в тебе тот же дух, граф.

– Верно! Согласись, это лучше, чем позволять кому бы то ни было властвовать над собой или распускать слюни в объятиях сопливой девчонки.

– Согласен.

– Только знаешь, что я тебе скажу, брат Рено? Неблагодарное это дело – бунтовать против религии. Я вижу мракобесие, тупость церковников и не терплю их всех от мала до велика. Но что сможем сделать мы с тобой вдвоем против всего человечества, отравленного заразой? Лишь наживем себе врагов, и Церковь – не самый слабый из них. Быть как все, подчиняться, делать вид – вот что нам осталось, а лекарей из нас не получится. Одно утешение – мы с тобой знаем горькую правду и в душе смеемся над попами, потому что видим то, чего не видят другие. Жить иначе не выйдет. Как и все, мы в сетях огромной паутины, в центре которой папа – главный паук. Что ему сделает комар, запутавшийся в его тенетах? Лишь жалобно пискнет да покорно склонит голову. Нелишним будет здесь вспомнить одну поговорку: «Коль очутился в семье волков, вой так же, как и они».

И Можер поднялся. За ним встал Рено.

– Что ж, наденем личину послушания и будем являть смирение. Я же, как послушный сын матери Церкви, стану проповедовать слово Божье и заслужу исповедями, благословениями и молитвами во славу Господа добрую славу благочестивого монаха, как и подобает в моем сане.

– Договорились, брат. А теперь едем во дворец к королю. Впрочем, почему едем? – я в седле, а ты рядом.

Сев на коня, Можер поглядел на нового знакомого и заметил:

– Ну, точь-в-точь как месяца четыре тому назад, только тогда был герцог, а теперь монах.

– О чем ты?

– Да так, пустое. А скажи, Рено, отчего вы, монахи, в темных рясах? Так указал вам Господь?

– Монах носит темные одежды в знак того, что он считает сам себя последним грешником, – смиренно ответил Рено. – Клюнийцы, которых боится сам папа, тоже в черном и живут по нашему, бенедиктинскому уставу.