Черный снег на белом поле - Юрий Воробьевский

Писатели-современники прекрасно поняли человеческий тип который представлял собою Бакунин. Для Тургенева он послужил прототипом нигилиста Рудина, а для Достоевского — прообразом чудовищного Ставрогина. Только Рихард Вагнер был очарован Мишелем. Возбужденная масонская фантазия знаменитого композитора рисовала портрет легендарного Зигфрида с натуры могучего длинноволосого бородача... Кстати, сам Бакунин был членом масонских лож Германии, Франции, Италии (посвящен самим Гарибальди). Он даже написал масонский катехизис.

Антирусская революция в России поначалу причислила Бакунина к пантеону «великих». В Москве у Мясницких ворот ему поставили памятник — в кубической манере. Зимой 1919 года дощатую ограду растащили на дрова. Вскоре в анархическом хаосе исчез и сам памятник. Говорят, когда с монумента сняли только часть лесов, от него начали шарахаться лошади извозчиков. Считается, что памятник был крайне неудачным, но, возможно, суть анархии своим диким видом он передавал очень даже неплохо.

Главной движущей силой анархии Бакунин считал люмпен-пролетариат, а главной формой пропаганды в этих слоях — систему постоянных мелких восстаний и бунтов. По сути — перманентную революцию. Люмпинизированное население, на которое столь надеялся знаменитый анархист, после революции в России показало свою суть. Нынешние пьяницы и бездельники из Премухино, конечно, ни о чем таком не задумываются.

Однако и они, и многие-многие другие «россияне» получили по наследству того духа, о котором писал в своих прокламациях Бакунин. Он поздравлял молодое поколение с духом «противу- государственным» и «всеразрушительным». Он требовал только «дико-разрушительного воодушевления».

Вот его характерный перл: «Позвольте нам довериться вечному духу, который только потому разрушает и уничтожает, что он есть и неисчерпаемый и вечно творящий источник всякой жизни. Страсть к разрушению есть вместе и творческая страсть».

Бакунин был из тех, кто преклонялся перед «творческим потенциалом» хаоса. В реальности это означало разрушение старого мира до основанья. А затем... «мы наш, мы новый мир построим...» Недисциплинированный ум Бакунин подразумевал под «новым миром» что-то свое, туманно-неопределенное. В воззвании 1848 года он ставил целью революционного движения «учреждение всеобщей федерации европейских республик»...

Кажется, этот энергичный дилетант, которым он оставался и в революции, не осознавал до конца, кому служит.

Михаил Александрович гневно писал: «весь еврейский мир, который является одной бандой эксплоататоров, пиявок и паразитов, который лишь обжирается за чужой счет, не считаясь с государственными границами... находится сегодня, с одной стороны, в распоряжении Маркса, а с другой стороны, Ротшильда». Бакунин любил обличать, но замечал ли сам, что его друг Герцен, типографией которой Михаил Александрович пользовался, также состоял на содержании Ротшильда?! И, по большому счету, все революции, столь милые сердцу Михаила Александровича, расчищали фундамент для нео-иудейского храма на горе Мориа. «Созидательный» потенциал революционного хаоса всегда состоял именно в этом.

Заблуждения Бакунина происходили, конечно, в первую очередь из-за его безмерной удаленности от Духа Святаго. Сам же он считал, что умственное освобождение личности возможно только на почве атеизма и материализма.

Он был обуян идеей анархии. Настолько обуян, что не мог долго сосуществовать даже со своими соратникам. Сподвижники по европейским восстаниям старались как можно скорее отправить от себя беспокойного, неуживчивого и болезненно самолюбивого русского с каким-нибудь поручением. Не важно куда, главное — подальше. Взаимоотношения Мишеля с другими знаменитыми теоретиками революции знаменовались взаимной ненавистью. Как в мире демонов.[9]

Бакунин был подобием Анарха, — владыки хаоса из поэмы Мильтона «Утерянный рай». Кстати, выписанный в ней образ сатаны, которого жажда свободы довела до зла, стал источником демонизма всей романтической школы в литературе. А началом героизации диавола, явился любимый Бакуниным миф о Прометее.

«Жалеющий человечество», этот титан приносит огонь, идею богоборчества и... неисчислимые бедствия. Именно Прометей становится непосредственной причиной высвобождения зла. Пандора ведь была послана на землю, чтобы наказать людей за то, что они приняли дар огня.

... После гибели отца Андрея некому стало окормлять в Премухине немногочисленную паству. Зато недавно здесь создан муниципальный музей семьи Бакуниных, проводятся «бакунинские чтения». Людей из различных стран мира сюда привлекает, конечно, не история дворянского рода. Они приезжают почтить память великого анарха. Что же касается наследства, то его ищут напрасно. Оно на виду у всех: это сама изуродованная русская земля, которая дышала когда-то «гармонией и блаженством». Это заросшие борщевиком поля, это засоренные грехами сердца. Это заколоченные и запустевшие дома, это запертые для Бога двери души.

Любимый «Малыш» Трумэна

Знакомьтесь со знаменитым «Шотландцем». Гарри Трумэн. 13-й в истории США президент-масон. Посвящен в высший, 33-й градус. Символом этой степени является двуглавый орел.

Во время Потсдамской конференции, перед встречей со Сталиным, на стол перед ним положили телеграмму. Президент распечатал и прочел: «Ребенок родился». Это означало, что испытания атомного оружия прошли успешно. Трумэн не смог скрыть возникшей эйфории. Текст шифровки породил у него своеобразные ассоциации, и он прямо на переговорах ни с того ни с другого рассказал анекдот о девушке, которая утопилась, узнав, что беременна. Ее молодой человек сказал, что это сняло с его плеч большой груз... Шутка, прямо скажем, была... необычной. Она говорила не только об облегчении, испытанном Трумэном. Но и о его измененной, модифицированной морали. Ничего не дрогнет в окаменелом сердце, когда вскоре президент отдаст приказ об атомной бомбардировке Японии. «Родившегося ребенка» ласково назовут «Малышом» и сбросят на Хиросиму.

Итак, новый человек создал новое оружие! Трумэн назвал бомбу «важнейшей из вещей». А себя он (по Овидию) теперь вправе был считать настоящим «мастером вещей». Еще бы: атомный хаос, вторгшийся в материальный мир, смятение в умах, страх... Отличные условия для формирования «американского космоса»!

Потом поколения «мастеров» продолжат преобразование послевоенного хаоса в новый порядок. Теперь уже не европейский, как мечтал Гитлер, а — мировой. И каждый виток этого преобразования будет сопровождаться очередным управляемым конфликтом. Они станут постоянными. Настоящей перманентной революцией. Но все же главным фактором ее станет вовсе не распад атома. Запущен будет гораздо более страшный реактор — для расщепления массового сознания.

Темный лес и райский сад

Еще в 1913 году к созданию такой бомбы, которая заставила бы национальные государства отказаться от независимости и передать власть Мировому правительству, призвал Герберт Уэллс. Тот самый? Писатель? Миллионы людей с увлечением читали его «Человека-невидимку», а избранные — труд, который не издавался большими тиражами. Он назывался «Открытый заговор — планы мировой революции» и фантастикой отнюдь не являлся. Более того, автор в самом названии подчеркнул, что важнейшие процессы происходят у всех на виду. Но — не понятые, не расшифрованные.

Кстати, Уэллс возглавлял Британское отделение Фабианского общества. Оно было создано во второй половине XIX века для формирования глобальной системы управления. Причем, — эволюционным путем. С помощью незаметных изменений социальных форм и самого человека.

Вы ничего не слышали о фабианстве? Опасность этого движения как раз и заключается в том, что его «тела, корпуса никто не видит». Фабианство — фантом. Идея, охватившая деятельных, влиятельных, зачастую неструктурированных людей. Но как «общество-невидимка» сочетается с открытостью заговора? К этому мы еще вернемся. А пока отметим: сам термин «мировое правительство» принадлежит именно Уэллсу.

Соратником «фантаста» был философ и математик Бертран Рассел. Уже в 1946 году он призывал к атомным бомбардировкам СССР. Ярость мыслителя вызвало то, что Сталин встал на пути его «идеи фикс». Что он воспротивился идее преобразовать ООН в Мировое правительство.

О том, как это чудище вылупилось из ханжеской протестантской морали, рассказывает дневник Рассела: «Мои родители — лорд и леди Эмберли — считались ужасными людьми из-за передовых для своего времени взглядов на политику, теологию и мораль. Когда в 1874 году мать умерла, ее похоронили без всякой религиозной церемонии рядом с домом в Вай Вэлли. Отец хотел, чтобы его тоже похоронили там, но, когда в 1876 году он умер, его желаниями пренебрегли и обоих перевезли в фамильный склеп в Шени. В завещании нашими с братом опекунами отец определил двух своих друзей, разделявших его взгляды, однако с завещанием не посчитались, и решением Верховного суда мы были отданы на попечение бабушки и деда. Мой дед, известный государственный деятель, умер в 1878 году, и вопрос о том, как меня воспитывать, решила его вдова. Она принадлежала к шотландским пресвитерианам, а затем постепенно стала унитарианской. По воскресеньям меня попеременно брали то в приходскую церковь, то в пресвитерианскую церковь, а дома воспитывали в духе унитаризма. Не было проповеди вечного наказания и веры в буквальную истинность Библии, а воскресенье не соблюдалось, если не считать того, что в этот день — чтобы не смущать слуг — старались не играть в карты. Но в остальном мораль была строгой, считалось само собой разумеющимся, что совесть — это око божье — непогрешимый руководитель во всех практических затруднениях.