Мерзавец - Сабрина Пейдж

— Прекрати учить меня херне, Принцесса, — предупреждает он. — Чёрт, он просто сделает несколько наших фотографий и уберётся ко всем чертям. Это ненастоящая история. Он хочет историю наших родителей.

Я уже привыкла к тому, что мой отец был постоянно в центре внимания. Всё-таки он сенатор. Но нормальные сенаторы не делают такой показухи с папарацци. Я имею виду, что, если кто-то из них попадёт в дерьмо, первым об этом узнает Президент. Быть ребёнком сенатора нелегко. Я всегда жила по указаниям папы: все интервью и фотоссесии тщательно планировались, а не делались средь белого дня прямо на пороге дома. Тот факт, что Колтер и я стояли здесь, навевал мне чувство тревоги. И я очень зла на Колтера за то, что он так необдуманно поступает.

— Конечно же, они заинтересованы в нашей истории — ты сам как история, придурок, — прорычала я, вставая перед ним и держа руки на своих бёдрах. Чувствую себя учительницей, отчитывающей плохого ученика, но, увы, не могу остановиться. — Ты весь в тату, куришь, распиваешь алкоголь, сыночек-ходячая-катастрофа кинозвезды, которая собирается выйти замуж за моего отца-сенатора, морского пехотинца в отставке. Ты просто кишишь заголовками в таблоидах, просто даже стоя передо мной!

Колтер смотрит на меня, его лице будто окаменело, а челюсти напряжены. Затем он снова выдыхает дым прямо в моё лицо, от которого я начинаю кашлять и хаотично махать руками перед собой. Думаю, я разозлилась не на шутку.

— Чё, правда? — саркастически спрашивает он, наклоняясь вперёд и тыча в меня своим пальцем. — Ну, ты, сладкая, заносчивая, утомляющая девственница, настолько встревоженная тем, что не сможет найти кого-нибудь, чтобы пробить её V-карту, за исключением парня-шлюхи из школы, который буквально вставит любой, — он сделал паузу. — И потом оказываешься самой скучной грёбаной любовницей, которую я когда-либо имел.

Я зарычала от злости, но Колтера это только повеселило, что заставило меня расстроиться ещё больше.

— Что такое, Принцесса? — спросил он, наклоняясь ещё ближе, и при этом всё машет своим средним пальцем перед моим лицом. Блядь, как же мне хочется поломать этот чёртов палец.

Из-за злости на Колтера я не могу нормально мыслить. Просто наклоняюсь вперёд и тычу в ответ ему своим средним пальцем в лицо. Мы так и стоим как два придурка, тыча пальцами друг другу. Это то же самое, если бы вы увидели детей, которые показывают друг другу язык.

А затем Колтер улыбается:

— Какое же отличное получится фото.

Дерьмо.

ГЛАВА 5

КОЛТЕР

Придурок сенатор бросил газету на стол. На первой странице красовалось фото Кэтрин и меня, где мы тычем средними пальцами друг другу в лицо, взгляды сердитые, губы приподняты как в оскале, и заголовок гласит: «ХАРИСОН И СТЕРЛИНГ ОБРУЧЕНЫ: ПРОТИВОСТОЯНИЕ ДЕТЕЙ!»

Кэтрин подбежала ко мне, её лицо тут же побледнело. Она не смотрела на меня, так как была поглощена статьёй. У меня даже появилось желание достать свой телефон и сфоткать её бледное лицо, а также лицо сенатора, у которого оно было почти фиолетового оттенка.

— Это действительно лестный снимок, однако — говорю я. — Ну, для меня. Но это не оправдывает Кэтрин.

И это была ложь. На фото её зубы были почти обнажёнными, да и выглядела она практически дико. Я не должен быть таким повёрнутым на этом прямо сейчас, но, чёрт, находясь здесь, смотрю на то, как она реагирует, и это заставляет мой член изнывать от боли. Это, конечно, не лучшая ситуация для дочери сенатора Придурка. А он выглядит так, будто у него случится сердечный приступ. Моя мать кинула короткий взгляд на меня, и я точно уверен, что прямо сейчас она уже обдумывает, как урезать мой трастовый фонд.

— Колтер, — предупреждает Элла.

— Что, чёрт побери, вы двое о себе возомнили? — сенатор ударяет кулаком по столу, в результате чего газета подпрыгивает, а его голос переходит на крик.

Я смотрю на Кэтрин, но она так и не смотрит на меня.

— Милый, — говорит Элла.

— Это не так плохо, как выглядит, — говорит Кэтрин, её голос звучит тихо.

— Не так плохо, как выглядит? — сенатор снова сжимает кулак. Этому чуваку серьёзно нужно задуматься о медитации или о чём-то таком. Слишком нервный парень. Если бы он не говорил, то я бы точно не был уверен, дышал ли. — Скажи мне, как именно, ты думаешь, это выглядит для дочери сенатора Соединённых Штатов Америки, красующейся на первых страницах газеты и показывающей средний палец сыну его невесты?

Ну, это намного лучше, чем заголовок «Дети сенатора трахаются, где только пожелают». Но я придержал язык за зубами. И мысленно поздравляю себе за такое терпение к окружающим.

Кэтрин удивила меня тем, что снова заговорила:

— Я хочу сказать, что это же не первая полоса. Всего лишь первая страница раздела светской хроники. И это же Post (прим.: Вашингтон пост (англ. The Washington Post) — американская ежедневная газета), так что…

Клянусь, держался из последних сил, но у меня не получилось, и я засмеялся. Сенатор тут же обратился ко мне:

— Эй, ты. Думаешь, это весело?

Я закатил глаза:

— Боже. Это же всего лишь бумага. Не долбаный же конец света всё-таки.

Он обошёл стол, а я так и остался стоять на месте, не веря в то, что этот мужик реально не сможет держать всё дерьмо при себе. Я участвовал по меньшей мере в двадцати ещё более ужасных скандалах. Но, когда он хватает меня за ворот рубашки, я начинаю выходить из себя.

— Не долбаный конец света? — повторяет он мой вопрос, в его глазах злость. — Ах ты, маленький сукин сын. Твоя мать, может, мягкий человек, раз даёт тебе деньги на одежду и наркотики, но ты не имеешь никакого права появляться в моёом доме и…

Я отталкиваю его руки:

— Ты хочешь в этом разобраться, Папочка, — говорю я, чувствуя, как нарастает отвращение. — Так вперёд.

— Прекратите! — кричит Кэтрин. Да, кричит. Что заставляет её отца перевести взгляд на неё, и, если судить по его выражению лица, он не ожидал такого.

— Что ты только что сказала? — переспрашивает он.

— Думаю, мы все должны успокоиться, — говорит Элла, стоя у дальнего конца стола. — Бен, Колтер не твой ребёнок, а мой, и я лучше знаю, что для него…

— Ох, Элла, уволь, — поднимаю руки вверх.

— Я не желаю слышать, как ты зовёшь свою мать по имени, словно она одна из твоих подружек, — тявкает сенатор.

— Тебе не кажется, что это не твоего ума дело, а? — спрашиваю. — Я не один из твоих подчинённых, так что не нужно указывать.

— Бен! — кричит Элла. — Я сказала, это мой ребёнок. Колтер и я так общаемся. И ты не должен менять этого, давая указания.

— Твой ребёнок уже взрослый, — отвечает сенатор, его голос становится выше. — Не малыш. И время объяснить ему, как себя нужно вести в таком возрасте. Вы двое уже взрослые и…

Кэтрин снова вопит, прикрывая руками уши.

— Святое долбаное дерьмо, — кричит она.

— Кэтрин Ева Харисон, — проговаривает Сенатор. — Не упоминай Бога всуе в этом доме.

— Я не могу уже слышать всю эту хрень! — орёт она. — Да, Колтер и я слегка повздорили. Да, это теперь в газете. Да, это дойдёт до парламента. Мне жаль, что таким образом объявили о твоей помолвке. И если уж ты решил поговорить об эгоистичных чертах характера, то давай поговорим. Понимаю, ты замотался и всё такое — дом — работа, работа — дом — но мог бы мне рассказать об Элле? Не знаю, ты хотя бы мог мне сказать о том, что собираешься снова жениться? — Кэтрин задавала эти вопросы, в то время как её голос дрожал.

Я сделал шаг назад, скрещивая руки на своей груди, самодовольная улыбка тронула мои губы. Передо мной стояла уже не та маленькая папина дочка. Я просто не мог поверить тому, как она яро выражала свою точку зрения отцу.

— Думал, ты будешь рада услышать это дома, — вдруг начинает обороняться он.

— Да, папочка, видишь, как я радуюсь, — отвечает она. — Знаешь, каково мне было, когда я пришла и увидела вас троих в дверях. Уверена, что так говорят во всех родительских книгах. Найти слабое место, на которое можно надавить, да?

— Я принял решение, которое было более подходящим для…

— Ты держал эти отношения в секрете! — прикрикнула Кэтрин. — Ты хоть понимаешь, как по-идиотски себя вёл? Ты собирался ударить Колтера на грёбаной кухне! Так ты ещё не видишь, кто тут из нас эгоист? Мама бы ненавидела того человека, которым ты стал, и тебе это прекрасно известно.

Как только она произнесла слова о своей матери, все словно затаили дыхание. Сенатор тут же побледнел.

Кэтрин продолжила.

— Ты привёл их, — она не посмотрела на меня, просто указала в нашу сторону, — в летний дом, наш дом. Её дом.

— Она умерла! — крикнул сенатор. — Твоя мать мертва уже чёртовы четыре года.

— Не могу об этом говорить, — ответила она, глядя на сенатора с разочарованием, и прошла мимо меня, не удостоив взглядом.