Лучше чем когда-либо - Езра Бускис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я в замешательстве, еще не веря, что она говорит именно со мной.
– Пересадка была, и я отстал… В туалете сидел и не слышал объявление… Теперь самолет только завтра.
Несу какой-то маразм…
Она улыбнулась:
– В туалете задержался… Ах, как романтично!
И мне кажется, что я краснею. Еще этого не хватало…
– Иди в жопу!
– Да! Ты Эзра! – уверенно говорит она.
Я овладеваю собой.
– Так почему я тебя не знаю? Или знаю?
– Не помнишь? Институт… Студенческий театр…
Как-то неловко… Все по-дурацки…
– Не помнишь, как танцевали на ночной улице под одинокое соло саксофона?
Черт… Не помню…
– А я часто вспоминаю… Веселее компании у меня в жизни не было!
Какая она все же красивая… Вот козел! Как это я ее не помню…
– И как вы учили меня папе Дода говорить слова благодарности на идиш… И как мацой угощали…
– Конечно, помню… – осторожно говорю я.
Она смотрит и не верит.
Нет! Ни черта не помню…
– У кого-то из вас был зимний тулуп, и на штампе было написано: артикул-номер-шкурки русские.
– Это был мой тулуп, а шкурки бараньи…
Улыбнулась:
– Знаешь, я вам была страшно благодарна за свое театрально-жмеринское воспитание… – Задумчиво: – А ведь это было в прошлой жизни… – С улыбкой. И с театральным выражением: – Я пришла к тебе из прошлой жизни… Нет! Не так! Ты пришел ко мне из прошлой жизни… – И еще раз улыбнулась, но как-то грустно. – Умение смеяться, и в том числе над собой, спасает меня всю жизнь.
Она склонила голову набок и опять улыбнулась.
Я посмотрел на ее склоненную голову, на эту улыбку, и сразу все вспомнил: ее, театр, Дода, всех ребят… Я даже вспомнил, как я впервые с ней заговорил. Не помню, о чем я ее спросил, но ее ответ… «Это что-то особенного».
– Он пережил когнитивный диссонанс! – сказала она небрежно.
– Чего? Когнитивный диссонанс? И что это значит? Небось, гадость какая– то?
– И никакая не гадость! Это когда твои представления о чём-либо или о ком-либо оказываются вдруг опрокинутыми реальностью. Например, когда человек внезапно открывает для себя что-то неожиданное, ну, знаешь, когда ты встречаешь вечером девочку такую красивую – и вдруг видишь ее утром ненакрашенной…
– Знаю! У меня так было… Только ненакрашенным был я! Оставлю себе! Как подарок… Если кто подумает, что дурак, сразу так небрежно скажу: «Ты просто в когнитивном диссонансе…» Пусть попу рвут от зависти!
Затем, посмотрев на нее внимательнее, подумал: «А ведь тогда она не казалась мне такой красивой… Вот козел!.. Как же ее зовут?..»
– Как все сложилось у тебя? Вид вполне респектабельный, даже после туалета…
– Ха! Ха! Ха! А ты что в этом городе делаешь? Живешь?
– Не поверишь… Тоже пересадка…
Как же ее зовут?..
– Какой-то пересадочный город!
– Как Жмеринка…
– Да!
И вдруг неловкая пауза…
– Ну? И куда ты сейчас? – спросила она небрежно.
– Не знаю… Собирался в гостиницу. Самолет только завтра. А ты?
– И у меня завтра самолет …
И опять какая-то неловкая пауза…
– Гуляем?
Она посмотрела на меня, склонив голову:
– Если вспомнишь, как меня зовут, гуляем!
Неужели эта красотка согласится пойти со мной?! Блядство, как же ее зовут? Вот непруха… А-а, будь что будет… Наугад…
– Дина!
Она опять склонила голову и улыбнулась.
– Видишь, помню!
– Значит, гуляем…
Как же я обрадовался! И не только оттого, что она согласилась идти со мной, а еще потому, что угадал. В общем как говорили в Жмеринке: для того, чтобы быть везучим, не надо иметь ума, но для того, чтобы быть умным, надо быть везучим.
Улица…
– Как же я ее не заметил раньше? Как это было возможно? Только там, в трамвае, в том неизвестном городе я увидел ее… И какая она красивая… и веселая… столько времени потерял… Вот козел!
Он дошел до трамвайной остановки и стал ждать трамвай. Задумчиво оглядывает людей. Рекламные плакаты на стенках трамвайной остановки. Уставшие ждать трамвай люди. Звук полицейской сирены. А вот и полицейская и пожарная машины с шумом проскочили мимо. И дождь, дождь пошел… Неудивительно, осень все-таки…
– Хаим, посмотри, какая грустная курочка у нас во дворе! Может, сварить из нее суп? – вспомнил он последнюю хохму и грустно улыбнулся…
Подошел трамвай он посмотрел на номер… нет, не его… И хорошо… Не хочется никуда ехать… Подумать хочется…
Открылась трамвайная дверь… одни входят… другие выходят… А он стоит в одиночестве и думает…
Я представляю…
Театр… Сцена… Красные, желтые, оранжевые цвета…
Девушка из кафе в рваном желтом платье и босиком. Прижимая руку к груди, с театральным выражением произносит в зал:
– Эзра! Послушай меня, пожалуйста! Ты игрушка в ее руках. Каприз… ее каприз… А мы… Мы созданы друг для друга… И мы должны быть вместе! Эзра! Когда мессия придет, мы должны быть вместе!
Первый актер:
– Начало всегда трудно… Но я уже знаю… Я знаю, о чем говорить… Я уже выбрал!
Девушка из кафе:
– Ты выглядишь уверенно… Ты знаешь!
Первый актер:
– Да! Знаю! Я вспомнил их всех… И буду рассказывать о них обо всех! И о том городе, где все они жили…
Девушка из кафе:
– Ты помнишь, как этот город назывался?
Первый актер:
– Жмеринка! Он назывался Жмеринка!
Девушка из кафе:
– А я думала, это не реальный город, а придуманный, город для анекдотов… Делов аж до Жмеринки… или где вы купили это красивое платье? В Жмеринке. А это далеко от Парижа? Три тысячи километров. Ой! Вэй? В такой глуши – и такие модные платья…
В зале смех и жидкие аплодисменты. Девушка из кафе улыбается и кланяется публике.
Первый актер:
– Да! Это был великий горд… Одно название чего стоит… Жмеринка! Штейтл Жмеринка… Со своей культурой… Со своей уникальной культурой. Которая ушла в никуда и больше уже никогда не возродится.
Девушка из кафе:
– Ах, как же это грустно…
– Да! Очень грустно… Это был город философов, уличных философов. Однажды, когда спросили Яшу Столярова, отчего это в Жмеринке так много сумасшедших, он посмотрел на спрашивающего с недоумением и сказал: «Жмеринка – это большая узловая железнодорожная станция. Люди выходят из вагона пописать, купить мороженое. Они видят этот вокзал… этот город… эти улочки, людей… И тут они видят меня, Яшу Столярова, и они задумываются… И они говорят себе: “Как здесь красиво! Центральная улица, садик у вокзала, Пушкинская улица… Памятник Ленину… А большой базар чего стоит…” И тут они снова видят меня, Яшу Столярова! И они опять себе говорят: “Все! Я вспомнил! Этот город я знаю… я его видел во сне… Это он… Он мне снился!” Они прижимают руку к сердцу со слезами на глазах: “Это не просто город, это рай! И зачем нам куда-то ехать?” И я им предлагаю: “Оставайтесь!” А они: “Все! Мы остаемся…” – “Умэйн! (аминь)” Вот так!» – После паузы: – Опять почувствовал прикосновение… прикосновение грусти…
Девушка из кафе:
– Не умирай… Рассказывай… Расскажи про Жмеринку. Какая она была?
Первый актер:
– Хорошо… Слушайте…
Жмеринка…
Лето. Жаркий день. Мы в центре маленького городка. Шум уличной толпы… На улице много народу, все куда-то идут, спешат… По улице едут грузовики, редкие машины. Едут повозки, запряженные лошадьми…
Духовой оркестр из пестро одетых музыкантов марширует по улице. Барабанщик обращает на себя внимание: очень маленького роста, горбатый, на голове кепка с пуговицей посередине. Широкий кожаный ремень обхватывает его маленькое туловище, на котором висит огромный барабан.
Высокий мужской голос под аккомпанемент оркестра поет песню «Зингарелла» на идиш.
Дети и зеваки смотрят на оркестр в восхищении. Среди них высокий крупный парень лет двадцати восьми в пиджачке, который ему тесен, в маленькой кепке на крупной голове, в нервном возбуждении кулаком трет зубы и с болезненным восхищением смотрит на оркестр. Это Миля, местный дурачок.
Оркестр, минуя его, уходит вдаль. Толпа ребятишек бежит рядом.
Высокий мужчина в длинном старом вельветовом пиджаке, в шляпе с широкими полями и большим, повязанным на шее черным бантом быстрым шагом переходит улицу, не обращая внимания ни на оркестр, ни на машины, ни на повозки. У него под мышкой футляр от скрипки. Рядом с ним, еле поспевая, почти бежит мальчик лет десяти с футляром от скрипки поменьше. Мужчине около пятидесяти лет. Длинные волосы развеваются при каждом его шаге.
Они направляются в винный погребок мадам Чарны, где люди будут пить вино и слушать скрипку, на которой будет им играть Столяров-старший с сыном.
– Мадам Чарна, – говорит Боця, один из ее постоянных клиентов. – Ваш погребок лучший во всей Жмеринке.
На лице Мадам Чарны появляется румянец. Она краснеет и смущается:
– Ой! Что вы такое говорите, Беницион…
А Боця, церемониально держа стакан с оттопыренным мизинцем, медленно и важно делает два глотка красного вина «Лидия». Продолжает:
