Маска - Илья Крымов

— Высокородному тану не пристало опускаться до таких слов.

— Что не пристало высокородному тану, вполне приемлемо для восьминогого чудовища. Забирайся-ка ты мне на спину.

— Высокородному тану не пристало…

— А ещё мне не пристало скакать на твоей спине по крышам старкрарских домов, но когда-то это меня не остановило. Оставь нравоучения на потом, Себастина, и лезь ко мне на спину. Это приказ.

Гибкой кошкой она взлетела по одной из моих ног и вскоре уже повисла на моём плече, зацепившись когтями за краешек хитиновой пластины. Я двинулся дальше, немного успокоенный присутствием моей неотъемлемой частички. Теперь, что бы ни случилось, я встречу это как полноценное существо.

Отсутствие чувства времени убивало меня. Не знаю уж, медленно или быстро, но точно знаю, что мучительно. Когда я уже свято уверился, что ничего нового в этой пустыне не увижу, кроме песка и мёртвых деревьев, внезапно мы вышли к водоёму, небольшому прудику, вода в котором была столь чиста, что я не сразу поверил в её материальность. Однако она была мокрой, холодной, и издавала плеск, когда я погружал в неё пальцы. Себастина спрыгнула на песок.

— Что ты собралась делать?

— Простите, хозяин, я хочу пить.

— На твоём месте я бы не отважился. Такая чистая вода бывает лишь там, где не может выжить ничто живое, ни мхи, ни водоросли, ни мелкие рачки. Возможно, она ядовита.

Себастина посмотрела на пруд, и мне невольно стало её жалко. Наша связь никуда не исчезла, а лишь стала удивительным образом сильнее и в моей пасти уже начинала властвовать засуха. Умом я понимал, что у меня нет пищевода, языка, слюнных желёз тоже, скорее всего, нет, только ядовитые жвала и железа, вырабатывающая паутину, но как же я хотел пить!

Вскоре, я думаю, нам попался новый пруд, чуть больше прежнего. Затем появился третий, четвёртый, пятый, и каждый оказывался больше предыдущего, как будто увеличиваясь по мере того, как росла наша с Себастиной жажда. Наконец я не выдержал и позволил дракулине напиться. Наконец-то жажда отступила. Мы продолжили путь, и вскоре я отметил, что территория водоёмов осталась позади и вновь вокруг раскинулись пустынные просторы белых песков.

— Себастина, сейчас я буду думать о том, чтобы найти кого-то или что-то. Что могло бы прояснить ситуацию с нашим положением. Делай то же самое.

— Будет исполнено, хозяин.

Ничто не менялось, мы двигались в неестественной тиши, которую и сами не торопились нарушать, спускались в изящные чаши низин, поднимались на осыпающиеся барханы и проходили мимо меловых древ. Чёрный небосвод взирал на наши скитания с неизменным безразличием, и мне уже начинало казаться, что задумка не оправдает себя, когда ровная гладь горизонта отрастила два белых клыка, нарушавших её плавно изгибающееся совершенство. К ним я и направился. По мере нашего приближения цель непрерывно росла. Вблизи оказалось, что из песков торчали две лихо закрученные костяные башни, одна из которых была сломана пополам.

Оставив Себастину внизу, я решил опробовать свои паучьи ноги и вскарабкаться на одну из башен — на сломанную. Поначалу было нелегко, но, найдя новый центр тяжести и поменяв положение своего более традиционного туловища по отношению к паучьей части, я смог довольно ловко карабкаться вверх по отвесной неровной поверхности. Наверху обнаружилось, что башня не полая, а, следовательно, и не башня она вовсе. Некий монумент, гротескная, выгнутая и закрученная колонна, обелиск, стелла.

— Не имею понятия, что это, но здесь мы должны были получить ответы.

— Должны были, хозяин?

— Это место, вся эта мёртвая пустошь, если я хоть что-нибудь понимаю, имеет свойство подстраиваться под наши нужды. Я хотел найти тебя, и нашёл. Ты хотела пить и водоёмы стали попадаться один на другом. Мы хотели узнать, где мы находимся, и что происходит, и пришли сюда.

— Но кому задавать вопросы?

Неприятное ощущение холодным слизнем скользнуло вниз по моему позвоночнику, хотя, судя по строению хитинового панциря, позвоночника у меня не было, и быть не могло.

— Хозяин, я чувствую нечто необычное.

— Опиши.

— Будто рядом находится огромное существо, не поддающееся обозрению, и…

— Живое.

— Да, хозяин.

Где-то глубоко под нашими ногами, действительно что-то было. Что-то слишком отличное от привычных мне источников эмоций, чтобы я пожелал с этим чем-то встретиться…

Пески вздрогнули.

— Уходим, живо!

С Себастиной на закорках я бросился прочь со всей скоростью, которую могло развить моё уродливое тело. Песок вокруг ходил волнами, барханы рассыпались, и песчаные волны едва ли не захлёстывали нас. Мне приходилось скакать и вилять, чтобы не оказаться похороненным в сыпучей гробнице. Впереди из растекающихся белых волн стали подниматься острые чёрные столбы, в которых не сразу угадывались огромные пальцы. Вильнув в сторону, я постарался бежать ещё быстрее, думая о том, что недалеко от одной руки, как правило, обретается и другая.

— Хозяин, сзади!

Кручёные колонны поднимались ввысь вместе с огромной массой сыплющегося песка, и становилось ясно как день, что были они чьими-то рогами.

— Осторожно!

Очередная песчаная волна захлестнула, придавила со всех сторон, и лишила возможности двигаться, но заточение продлилось, наверное, недолго, пока давление песка не ослабло, и я не обрёл свободу. И это не принесло никакого облегчения — куча песка, из которой я выполз, находилась на ладони с четырьмя исполинскими пальцами, а сверху на взирало алое око, столь великое, что закрывало собой половину мира. Я замер, невероятно ясно понимая, что оказался самым обычным паучишкой, которого могут прихлопнуть в любой миг. И всё же страх превратиться в кляксу, не шёл ни в какое сравнение с тем ужасом, который царапал изнутри мой череп от ощущения вселенской бесконечно сильной и неисчерпаемо глубокой ненависти, в океане которой купалось это существо.

Внутри родилось ощущение, которое появляется при движении лифта — ладонь опускалась вниз, и я впервые в своей жизни издал звук, широко известный всему миру как "хихиканье". Сразу вспомнил о Себастине, от которой мне передавалось это самое хихиканье, но не смог решить, стоит ли мне броситься её искать, или всё же лучше не дёргаться и дать этому горообразному исполину прихлопнуть нас обоих? То, что он желал моей смерти, не вызывало сомнений, нельзя так ненавидеть и не желать излить свою ненависть вовне.

Накренив ладонь, великан ссыпал меня вместе с песком вниз, почти сразу нашлась и Себастина. Пока я помогал ей выбраться из песчаной тюрьмы, великан не шевелился и лишь неотрывно следил за нами, исторгая потоки ненависти высокие и страшные как морские валы в шторм. Забросив горничную себе за плечи, я, обождав немного, стал пятиться, а когда попытался бежать, путь перекрыла огромная ладонь. Далее, куда бы я ни подался, меня отрезали от путей бегства, но не более того.

Могучее тело великана словно лесом поросло чернейшей шерстью, его ноги оканчивались копытами, пальцы рук устрашали кривыми когтями, на которые можно было бы нанизывать тяжёлые армодромы как. Крылья за его спиной состояли из перьев, каждое из которых своим размером могло поспорить с канонерской лодкой, и я понял, что до взгляда на эти крылья ещё не видел по-настоящему чёрного цвета. Уродливая башка, увенчанная парой рогов, один из которых был обломан, сидела на толстой бычьей шее, и лицо представляло собой одну чудовищную пасть и одно алое око, взгляд которого выжигал всё моё нутро.

Попытавшись бежать вновь, я был остановлен. Чудовище припало к песку все тушей и уставилось на нас с Себастиной будто чадо, с интересом разглядывающее крохотных букашек. Между глазом и пастью распахнулась пара ноздрей, жадно втянувших воздух, а когда оно заговорило, звуковая волна сбила нас с ног.

— ОТ ВАС ПАХНЕТ ЛУННЫМ СВЕТОМ.

Мы валялись наполовину засыпанные песком, и я впервые за время своего пребывания в новом облике, чувствовал боль. Поднял руки и поводил ими, осматривая себя — в нескольких местах внешний хитиновый скелет пошёл трещинами, не удара выдержав звуковой волны.

— Пожалуйста… не так громко…

Великан отстранился и весь мир вздрогнул, когда его пятая точка опустилась на пески.

— ВЫ ПРИШЛИ ИЗ МИРА ПОД ЛУНОЙ, ВЕДЬ ТАК? ОТВЕЧАЙТЕ!

— Да, ты прав, о, великий. — Я смог подняться, чувствуя, как восстанавливается целостность тела. Обличие Маски имело свои преимущества, в нём даже самые страшные раны растворялись бесследно. — Мы пришли из мира под Луной.

— КАК ИНТЕРЕСНО! НА МОЕЙ ПАМЯТИ ЛИШЬ ПАСЫНКИ ШНЫРЯЛИ ИЗ МИРА В ТЕМНОТЕ, В МИР ПОД ЛУНОЙ, НО НИКОГДА НЕ НАОБОРОТ. ХОТЯ, — великан погрузил когти в шерсть на груди и стал задумчиво чесать, — ТЫ ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ. ГРЯЗНАЯ ЖИЖА ВМЕСТО КРОВИ, ДИТЯ ДВУХ ЧАСТЕЙ РАСКОЛОВШЕГОСЯ ПОПОЛАМ ЦЕЛОГО. У ТЕБЯ ЕСТЬ МАСКА, НО И КРОВЬ РАСКАЯВШИХСЯ ЧУВСТВУЕТСЯ В ТВОЁМ ЗАПАХЕ.