Стихи. Посмертное издание - Всеволод Князев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Твои ручки и глазки в тревоге…»
Любовью лёгкою играя,
вошли мы только в первый рай…
Фёд. Сологуб
Твои ручки и глазки в тревогеСна любовного я целовал,И всё время неясный и строгий, —Кто, не знаю, — меж нами стоял…
Но когда, распалённый, сгорая,Я к твоей прикоснулся груди,Я вошёл в двери первого рая,Позабыв странно-слышное: жди…
Я пришёл с тобой к первому раюПоцелуйною нежной игрой…И я знаю, я знаю, я знаю,Мы, как боги, войдём в рай второй.
«Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть…»
Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть…Я иду, и на дожде мои никто не заметит слезы…Иду, никого не видя, никому не отдавая честь,А на груди, ах, на груди у меня две алые, алые розы!..
Ее милые руки я вчера целовал в последний раз,И она дала мне розы и нежно поцеловала…«Я не могу не думать… и не желать Вас»…Бедное сердце, что же ты биться перестало?..
СОНЕТ. «Пьеро, Пьеро, — счастливый, но Пьеро я!..»
Пьеро, Пьеро, — счастливый, но Пьеро я!И навсегда я быть им осужден.Не странно ли — нас четверо и трое,И я один влюблен — и отделен!Ах, рая дверь мне преграждают двое,Но в «первый рай» я все равно введен, —Пусть Арлекин закутан в плащ героя.Моей любви не уничтожит он!
Я видел смех, улыбки Коломбины,Я был обвит кольцом прелестных рук…Пусть я — Пьеро, пусть мне победа — звук,
Мне не страшны у рая Арлекины,Лишь ты, прекрасная, свет солнца, рукиНе отнимай от губ моих в разлуке.
«Ваши письма!.. Я снова и снова читаю…»
Ваши письма!.. Я снова и снова читаюУ окна, отодвинув длинную желтую занавесь…Вечер… Но совсем не поздно… И я не знаю,Почему так город затих вдруг странно весь?!
Вот, слышатся одинокие, церковные звоны,Чье-то пение, — голоса дальше, неясные…А предо мной — золотые скипетры и короны,И ангелы, ангелы, ангелы прекрасные!..
«Моя милая мне сегодня рассказала чудную сказку…»
Моя милая мне сегодня рассказала чудную сказкуПро сладостную Будур, прелестную и лунную,—Как ее принесли к принцу, и как он узнал первую ласку…Моя милая мне сегодня рассказала сказку нужную, струнную.Будур оделась юношей, и на плечах ее заалела порфира,И стала она королем любви, — и ее славят сказками…А кто же тебя, прелестнейшую всех солнц и лун мира,Кто же тебя сумеет воспеть с твоими глазками?!
В АЛЬБОМ. «Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомы…»
Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомыИ говорить в них о вуалях, говорить о стрелах,И о том, что сердце изнывает от любовной истомы…«Ах, если бы коснуться рук белых!..»
Но теперь я ничего не помню, ничего не знаю, –Все слова и желания где-то бесконечно далеко…Что же можно желать, когда я пришел к светлому раю,Когда две пунцовые розы в стихах Блока!..
НА РИСУНОК С.Ю. СУДЕЙКИНА *
* Изображен пленный французский офицер в русском помещичьем доме. Офицер сидит, раненый, в кресле, а девушка дает ему розу. «Сатирикон». 1912 г. № 36, С. 9.
Пусть только час я буду в кресле этом, —Ах, этот час мне слаще прошлых всех…И осень близкая мне будет светлым летом,—Таким же радостным, как лепет Ваш и смех.
Лишиться рук и ног, пускай!.. Что раны,Пока еще не вырвали мне глаз?!Вот я смотрю теперь — и вижу день румяный,И розу милую и Вас…
М. А. КУЗМИНУ
Нет, не зови меня, не пой, не улыбайся…
М. Kyзмин (К С.Л.И.)
Ах, не зови меня, любимец Аполлона,Будить напрасной лиры звон.Меня уж не пленит любовная ВеронаИ ранней розы небосклон.
И где, где мне найти созвучья и напевы,Созвучные струнам твоим,Чтобы, венок из роз плетя, хариты – девыСказали: «им двоим, двоим»…
Я знаю, сердцем мне ты говоришь: «мужайся,Приливом сменится отлив»…Нет, не зови меня… но пой и улыбайсяВ венке из лавров и олив.
7 сент. 1912 г.«Вот в новом городе… Все ново…»
Вот в новом городе… Все ново…Привез извозчик без резинК гостинице, где КазановаКогда-то жил и Карамзин,И где кудесник КалиостроСвоих волшебств оставил след.Идем по лестнице… Так остроОчарованье давних лет.Все кресла, зеркала, комодыИ рамы старые картинЕще хранят восторги одыИ трели милых клавесин.Свечей тяжелые шандалыСтоят на шифоньере в ряд,Как старой гвардии капралы, –Хоть меркнут, но горят, горят…А мне в зеленом доломане, –Что делать мне? Лишь смерти ждать,И на «Жильблаз де Сантилане» –Романе, как сейчас гадать?Гадать: дороги, скорбь, разлуки –Что ждет меня в потоке дней?..Но вот коснутся милой руки –И ярче солнца свет свечей!
Миттава. 9 сент. 1912 г.«Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат…»
Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат.Ах, одно от нее, от нее, от моей чудесной!..Целую его, целую… Все равно — рай в нем или ад!..Ад?.. но разве может быть ад из рук ее — небесной…
Я открыл. Читаю… Сердце, биться перестань!Разве ты не знаешь, что она меня разлюбила!..О, не все ли равно!.. Злая, милая, рань,Рань мое сердце, — оно все влюблено, как было…
Рига, сентябрь 1912«Недаром зеркало сегодня разбилось…»
Недаром зеркало сегодня разбилось,Недаром в церкви панихиду служили,Часы в комнате соседней не били,И во сне все что-то в пропасть с горы валилось.
Все предсказания верны, все недаром.И письмо… оно в желтом недаром конверте…Что мне теперь! Буду ль клоуном, монахом, гусаром, —Не все ли равно! Буду близиться к радостной смерти.
ПРАЗДНИК
Выхожу из церкви… На бульваре сотни людей,Офицеры, дамы, девицы с косами.Мимо гусары проводят своих лошадей,И гимназисты смотрят с папиросами.
Все толпятся, смеются, кричат.Смешались котелки с цветами и бантами,И каждый чему-то глупо рад,И каждая довольна, что идет с франтами.
А я вернусь домой, зажгу на столе свечу,Занавескою темной задерну оконце,И весь вверен далекого неба лучуБуду петь ее, мое голубое солнце!
Рига, окт. 1912 г.«Ах, какая лазурь…»
Ах, какая лазурь,как светло все сегодня!Посмотрите на небо, —света нету светлей…Это—нежность Господня,благодать Господня,—Голубое все море,голубой свет полей…
Но когда бы сейчас(ведь и ты веришь в сказки?)Ты пришла бы, склониласьнад оконцем моим, –Я б смотрел в твои глазки,смотрел в твои глазки,И, взглянув бы на небо,—посмеялся над ним!
«Холодно… Вероятно, за окном мороз…»
Холодно… Вероятно, за окном мороз…На крышах и на улице снег…А в ее письме лепестки розовых роз!Каких же еще мне весенних нег?
А скоро будет и лето, – лето совсем…Я увижу ее глазки, услышу ее смех!Она скажет: “у доброго К.. и в семь”…И странны будут санки и на шубке мех…
Рига, окт. 1912 г.«Я хотел бы ей выразить бесконечную нежность…»
