Кукушата Мидвича - Джон Уиндем

— У меня к вам предложение. Если оно подойдет…

— Выкладывай, разберемся, — подбодрил его я.

— Суть вот в чем: нам очень важно, чтобы кто-то наблюдал за Мидвичем и был в курсе всего, что здесь происходит. Конечно, мы могли бы оставить одного из наших людей, но: во-первых, ему надо быть своим человеком в деревне; во-вторых, не так просто найти ему здесь работу. Если же мы найдем надежного человека из местных, который станет письменно сообщать нам о всех новостях, это будет выгодно во всех отношениях. Итак, что вы об этом думаете?

Я размышлял недолго:

— Знаешь, вообще-то нам это не очень нравится. Все зависит от того, в чем конкретно будут заключаться наши обязанности. — Я поглядел на Джанет, сидящую рядом.

— Это выглядит так, словно нам предложили шпионить за друзьями и соседями. Думаю, нам это не подходит.

— Верно, — поддержал я супругу. — В конце концов, нам здесь жить.

Бернард кивнул, будто ожидал именно такой реакции.

— Вы считаете себя частью этого общества? — понимающе спросил он:

— Мы стремимся к этому, — ответил я. Он опять кивнул.

— Это хорошо, что вы чувствуете обязательства по отношению к Мидвичу. Это очень важная черта для наших представителей.

— Я не понимают зачем вообще нужна слежка, — я начинал сердиться. — Сотни лет Мидвич прекрасно обходился без этого.

— Ты прав, — Он был невозмутим. — Обходился. До сегодняшнего дня. Теперь же Мидвич нуждается во внешней помощи. И он ее получит, конечно, но вот насколько своевременно — будет зависеть от степени нашей информированности о здешних делах.

— Какого рода информация вас интересует?

— Всевозможная. В настоящий момент — в основном о тех, кто лезет не в свое дело. Друг мой, неужели ты думаешь, что события в Мидвиче не попали на страницы газет лишь по чистой случайности? А то, что в день пробуждения Мидвича здесь не было репортерских орав — ты считаешь, это из-за отсутствия у них интереса?

— Конечно же, нет, — ответил я. — Естественно, я знаю, что это дело ваших рук, ты мне сам об этом говорил. Но я, например, совершенно не знаю, что делается на Ферме, и вряд ли узнаю — как быть с этим?

— Ферма пусть тебя не волнует, — Бернард повеселел. — Зона поражения гораздо шире. Твой боевой пост — это Мидвич. А Ферма: видимо, она была главным объектом воздействия. Похоже, влияние просто не удалось сконцентрировать на меньшей площади, и Мидвич явился случайной жертвой, так сказать, пострадал попутно. А в Мидвиче считают иначе?

— Да нет, так же, с незначительными вариациями.

— Значит, все валят на Ферму?

— Надо же найти козла отпущения. Да в Мидвиче ведь больше ничего интересного и нет.

— Ну, а если я скажу, что есть факты, согласно которым Ферма не имеет со всем этим ничего общего?

— Тогда все превращается в сущую бессмыслицу.

— В той же мере, в какой бессмыслицей является любая катастрофа или авария.

— Катастрофа? Ты имеешь в виду вынужденную посадку?

Бернард пожал плечами.

— Этого я утверждать не могу. Во всяком случае объект приземлился в Мидвиче не оттого, что здесь находится Ферма. Да, Гордон, хочу спросить тебя: почему вы — все, кто побывал под влиянием странного воздействия — убеждены, что это воздействие прекратилось?

Мы с Джанет уставились на него.

— Ну, — сказала она, — прилетели, затем улетели, а что здесь такого?

— Просто прилетели, посидели на полянке и умчались, не оставив следов. Так, да?

— Не знаю. Но ведь никакого видимого влияния не отмечено.

— Видимого влияния, — с нажимом повторил Бернард». — В наши дни это слово почти ни о чем не говорит, не правда ли? Вы, например, можете схватить серьезную дозу облучения, и все это без определенного видимого результата. Да вы не волнуйтесь, это я просто к примеру: что-нибудь в этом роде мы сумели бы обнаружить, все в порядке. Но что-то, безусловно, присутствует. Это «что-то» не по зубам нашим приборам. Нечто совершенно чуждое нашей природе, но способное вызвать памятное вам состояние, — назовем его «искусственный сон». Уверены вы, что никаких последствий необъяснимого состояния не окажется в будущем?

Бернард явно истолковал наше молчание как ответ, и закончил:

— Так нужно или нет следить за всем, что происходит в Мидвиче?

Джанет стала понемногу сдавать позиции:

— Вы имеете в виду, что мы или кто-то другой должен выявлять и записывать эти последствия?

— В том числе. Но мне нужна также и общая информация о Мидвиче. Я хочу быть в курсе дел, чтобы знать все обстоятельства, когда необходимо будет что-либо предпринять.

— Теперь это выглядит вполне благородной миссией.

— В каком-то смысле так оно и есть. Мне нужны регулярные доклады о состоянии умов, здоровья и нравственности в Мидвиче, тогда я могу по-отечески приглядывать за ним. И ради бога, выбросьте из головы мысли о шпионаже. Вы будете действовать в интересах Мидвича!

— А как вы думаете, Бернард, что может произойти?

— Знай я это, зачем нужны были бы наблюдатели. Но все меры предосторожности приняты. Мы не в состоянии наложить на Мидвич карантин, но зато можем наблюдать. Похоже, мне удалось добиться вашего понимания, — в его голосе прозвучал вопрос.

— Еще не знаю, — вздохнул я. — Дай нам пару дней, я позвоню тебе.

— Хорошо, — просто ответил Бернард. И разговор перешел на другую тему.

Мы с Джанет обсуждали предложение Бернарда несколько дней.

— Бернард сказал нам не все, — утверждала Джанет. — У него что-то на уме, но что?

И еще:

— Думаю, Гордон, с этической стороны это будет сродни медицинскому вмешательству: нехорошо, но во благо.

И еще:

— Если не мы, то кто-нибудь все равно согласится. И будет неприятно, если ему придётся приглашать кого-то со стороны.

Кого Джанет уговаривала больше, себя или меня — это еще вопрос. Но уговорила.

В итоге, зная о стратегическом пункте мисс Огл на почте, я не позвонил, а написал Бернарду, что мы принимаем его предложение и получил ответ, в котором меня просили приехать в Лондон. В письме не было и тени благодарности, одни лишь инструкции.

Следуя им, мы следили во все глаза. Но ничего достойного внимания не попадалось. Спустя две недели после Утраченного дня лишь немногое напоминало о нем. Меньшинство, обиженное тем, что интересы безопасности воспрепятствовали им попасть в газеты и пополнить ряды национальных героев, уже успокоилось, остальные были рады, что их жизнь вошла в привычную колею.

Мнения жителей Мидвича разделились во взглядах на Ферму. Одни считали, что ее загадочная деятельность имеет самое непосредственное отношение к событиям. Другие полагали, что лишь благодаря Ферме удалось избежать более серьезных последствий.

Артур Кримм, директор Фермы, снимал один из коттеджей в поместье Зеллаби. Встретив однажды своего постояльца, м-р Зеллаби в беседе с ним выразил мнение большинства жителей деревни, согласно коему Мидвич в неоплатном долгу у исследователей. Правда, при этом интерпретировал его на свой манер:

— Ваше присутствие ниспослано нам Господом. Если бы не вы, и не интересы Безопасности, Мидвич ждала бы катастрофа гораздо худшая, нежели сам Утраченный день. Наше драгоценное уединение было бы разрушено, а наша чувствительность оскорблена тремя современными фуриями — печатью, радио и телевидением. Так что можете смело рассчитывать на благодарность жителей Мидвича, чье спокойствие осталось девственным.

Мисс Полли Раштон, едва ли не единственная гостья, пребывавшая тогда в Мидвиче, завершила свои каникулы у тетушки и вернулась в Лондон.

Алан Хьюг, к своему ужасу, узнал, что его задерживают на службе на несколько недель, а в довершение всего еще и отправляют на север Шотландии. Большую часть своего времени он посвящал отныне спорам с начальством, а остальная уходила на переписку с мисс Зеллаби. Миссис Гарриман, у дома которой обнаружили тело Герберта Флепа, устала упражняться в сочинении правдоподобных объяснений и находила выход из щекотливой ситуации, постоянно напоминая мужу о его давних похождениях.

Почти все остальные жили как прежде. Три недели прошло после известных событий, и все казалось уже глубоким прошлым. Даже свежие надгробия, казалось, находятся на кладбище долгие годы. Овдовевшая миссис Кренкхарт оправилась от постигшей ее утраты и была (прости ее Господь!) даже более жизнерадостной, чем раньше.

Нахлынувший водоворот событий, по сути, лишь всколыхнул вечно сонную деревушку — в третий или четвертый раз за последнее столетие.

Несколько замечаний о манере изложения рассказчика. Если бы я подавал информацию в том порядке, в каком она ко мне поступала, читателю было бы не просто разобраться в мешанине людей и событий, последствий, опережающих причины и т. п. Мне было необходимо осмыслить весь массив информации независимо от времени ее поступления. Проделав это, я расставил все события в хронологическом порядке. И уж потом вынес на суд читателя. Так что если кому покажется, будто писавшего эти строки отличает некая сверхнаблюдательность, он ошибается — это лишь следствие того, что я повествую о событиях давно минувших.