Уточкин - Максим Александрович Гуреев

Итак, Сережа пошел на второй круг на мельничной лопасти, испытывая при этом нечеловеческий, неведомый ему ранее восторг, не чувствуя при этом ни боли в руках, ни страха.

Очень хорошо запомнил, как тогда, на берегу озера Сасык под Евпаторией, гипнотизировал взглядом время, мечтал о том, чтобы оно остановилось и он вот так навсегда бы и остался между небом и землей.

А потом произошло то, что и должно было произойти, — при заходе на третий круг судорога внезапно отпустила и он непроизвольно разжал окостеневшие пальцы.

И упал.

Первый полет на мельничной лопасти, на руках-брусьях сказочного великана закончился бесславно, что уж тут говорить.

При падении разбил лицо, прикусил язык и сломал правую руку.

Таким образом, поход в грязелечебницу закончился, так и не начавшись, а сестра выбежала из глубокой тени на солнце и бросилась с плачем к Сереже.

— Живой? Живой?

— Жжжж-ииии-вой…

Велосипедные тренировки и соревнования по понятным причинам пришлось на время отложить.

Больше всего не любил это время, когда был обездвижен, когда целыми днями приходилось лежать в постели, принимать лекарства, терпеть перевязки, а также постоянно пребывать в полусне, извлекая из него диковинные сновидения, участником которых становился он сам.

Как бы раздваивался, принимал разные образы, примеривал разные маски.

Читаем в рассказе Ю. К. Олеши «Цепь»:

«Из кожаной сумки, прикрепленной под седлом, я достал французский ключ. Я поворачивал винт и опускал седло. Как прохладны фибровые ручки руля! Я веду машину по ступенькам в сад. Она подпрыгивает, звенит. Она кивает фонарем. Я поворачиваю ее. Вспыхивает на переднем стволе рамы зеленая марка фирмы. Движение — и марка исчезает, как ящерица.

Я еду.

Так хрустит гравий; так бежит под взглядом сверху шина; так калитка норовит попасть под плечо, как костыль; так лежит на дороге какая-то гайка, пушистая от ржавчины, — так начинается путешествие!

Движение происходит как бы по биссектрисе между стремительно суживающимися сторонами угла.

В глаз попала мушка. О, почему это случилось? Так громадно пространство, по которому несусь я, так быстро мое движение — и надо ж… И надо ж двум совершенно несогласованным движениям — моему и насекомого — столкнуться в таком небольшом моем глазу!

Поле зрения становится горьким. Я зажмуриваю глаз так сильно, что бровь касается щеки; руль выпустить нельзя, — я стараюсь поднять веко, оно трепещет… Я торможу, схожу, машина лежит, педаль еще вертится; я раскрываю глаз пальцами, — яблоко повернуто книзу, и я вижу алое ложе века.

Почему насекомое, попав в глаз, немедленно гибнет? Неужели я выделяю ядовитые соки?

И вновь я качу.

Птица улетает из-под самого колеса — в последнюю долю секунды. Не боится. Это мелкая птица. А голубь не улетает даже. Голубь просто отходит в сторону, даже не оглядываясь на велосипедиста.

Бег велосипеда сопровождается звуком, похожим на жарение. Иногда как будто взрывается шутиха. Но это не важно. Это подробности, которых можно наворотить сколько угодно. Можно сказать о коровах, распертых изнутри костяком и напоминающих шатры. Или о коровах в белых замшевых масках. Важно то, что я потерял передаточную цепь. Без нее на велосипеде ездить нельзя. На полном ходу слетела передаточная цепь, и я это заметил слишком поздно.

Она лежит на дороге. Нужно вернуться и подобрать. Ничего тут страшного нет. Страшного тут нет ничего. Я иду и веду машину за фибровую ручку. Педаль толкает меня под колено. Три мальчика, три неизвестных мне мальчика бегут по краю оврага. Они убегают, позлащенные солнцем. Блаженная слабость возникает у меня в низу живота. Я понимаю: мальчики нашли цепь. Это неизвестные мальчики, бродяги. Вот они уже бегут в глубине ландшафта.

Так произошло несчастье…

Возле лавки, где продаются прохладительные напитки, собралась толпа. И я слышу слово „Уточкин“.

Уточкин пьет в лавке прохладительный напиток. Толпа говорит о великом гонщике. „Уточкин“, — говорят. „Рыжий“, — говорят и вспоминают, что он заика.

Толпа раздается. Выходит великий гонщик. Без шапки. И еще какие-то люди с ним. Тоже рыжие. Он идет впереди. На велодроме он победил Петерсона, Бадера…

Я смотрю на Уточкина.

Он одет в нечто, напоминающее мешок, испачканное, блестящее, разрезанное наверху. Он доедает кремовое пирожное. Руки его в кожаных рукавицах. Пирожное рассыпается по рукавицам, как сирень. Персидская сирень на губах у него, на щеке.

Я падаю вместе с велосипедом. Хватаюсь за спицы.

Уточкин поднимает меня».

…Тут-то Сережа и просыпался.

Леля наклонялась к нему и говорила, что сейчас надо сделать перевязку, а он смотрел на нее и думал о том, что это из-за него она не смогла принять грязевую ванну от бессонницы, ипохондрии и острой мигрени.

Уточкину становилось жалко ее, он пытался обнять сестру за шею, но острая боль входила внутрь его тела и не давала ему возможности пошевелиться.

Глава вторая

Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри…

Зигмунд Фрейд

В книге «Развитие физической силы» Владислава Францевича Краевского — врача, эпидемиолога, физиолога, создателя Петербургского кружка любителей атлетики, председателя Петербургского велосипедно-атлетического общества — читаем:

«Много, много лет тому назад, когда кто-либо желал участвовать в гонке или состязании, его тренеры применяли нелепые средства: они заставляли его потеть и с этой целью, между прочим, вводили ему в организм всевозможные лекарственные вещества до тех пор, пока от несчастного спортсмена не оставались только кожа да кости, а об эластичности тела и говорить нечего! Правда, такими способами не трудно и развить в ком бы то ни было известную выносливость, хотя и то не всегда, но зато все эти меры подрывали в корне здоровье многих.

Ввиду этого, совершенно излишне распространяться о том, что родители и воспитатели должны быть далеки от старой системы. В применяющейся теперь новой системе лекарственные средства почти совсем утратили свое значение: роль их доведена до полнейшего минимума. В деле трени́рования, имеющего своей целью систематически довести наше тело до способности производить те или иные упражнения, сопряженные с затратой известной силы и ловкости, сделано столько упрощений и при том целесообразных, что сама тренировка в наше время нисколько не страшна…

Упражнения с гантелями вызывают усиленную деятельность всех мускулов тела, но все же в этом направлении указанные приборы уступают гирям. Не говоря уже о том, что гири во всех отношениях развивают мускулы рук, ног и туловища, они в то же время значительно красивее гантелей. Здесь также нужно упомянуть о том, что не следует сразу браться за упражнения со слишком тяжелыми гирями: лучше постепенно приучать себя