Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай

Бидхубхушон напомнил ему:

— Рама, теперь-то ты скажешь обо мне бабу?

Рама заглянул в комнату.

— Ты все еще здесь, тхакур? — удивился он и пошел к своему господину, так ничего и не пообещав Бидху.

А бабу начал отдавать распоряжения Раме:

— Помни, сегодня суббота. Придут Шем-бабу, Чондро-бабу и остальные. Вино в доме есть?

— Вино? Бутылка портвейна и бутылка виски.

— Как так? Почему только одна бутылка виски? Помнится, их было три.

(Конечно, Рама две бутылки выпил сам, но бабу даже не подозревал об этом.)

— Всегда я говорю, что не хочу отвечать за ваше вино. Тогда пять бутылок выпили. Вы сами счет им потеряли! — обиделся Рама.

— Пя-ять? — удивился бабу.

— Сколько вы мне велели принести, столько я и принес.

— Так. А ведь Шем-бабу много не пьет. Он все отца слушает и боится согрешить, чтоб не пришлось потом ходить с бритой головой. Ну да ладно!

После этого бабу заглянул в гостиную через окно в перегородке и спросил:

— А это еще кто?

— Это один тхакур пришел, — ответил Рама. — Говорит, что вы обещали ему помочь. А сегодня будто бы у них есть нечего.

— Пускай уходит. Скажи, что я занят. Пусть придет завтра после обеда.

Раме даже не пришлось передавать эти слова, Бидхубхушон и так все слышал. Он сразу же ушел. Вот уж не предполагал он, что бабу так быстро забудет свое обещание. После этого Бидху совершенно упал духом. Расстроенный, вернулся он домой и рассказал все Шороле. Она расплакалась.

А Промода каким-то образом узнала, что в тот день в семье Бидху не топили плиту. Под вечер она вышла на террасу и спросила у Шемы:

— Что у вас готовили сегодня, Шема?

— Что судьба послала, то и готовили!

— Ах вот как! Что ж, старшей хозяйке нельзя даже пошутить слегка? Тебе бы следовало быть терпеливее в разговоре со мной.

— Мне терпеть нечего, а вот вы еще натерпитесь, если судьба захочет.

— Что такое, Шема? С кем ты там разговариваешь? — донесся голос Бидху.

— Да вот, старшая хозяйка спрашивает, что мы готовили сегодня.

Тут уж Бидхубхушон вспыхнул, словно костер, в который подбросили дров:

— Ты слышишь? Слышишь, как она себя ведет? С чандалом[26] — и то так не обращаются! — крикнул он Шороле. — Пойду к даде. Посмотрим, что он скажет, когда узнает об этом!

— Не ходи никуда. Не стоит. Лучше не обращать внимания на ее слова, — успокаивала его Шорола.

Промода, услышав возбужденные голоса в комнате Бидхубхушона, снова обратилась к Шеме:

— Что там за шум? Уж не пригласили ли вы кого-нибудь в гости?

— Нет, ты только послушай, как она над нами издевается! — воскликнул Бидху, вскакивая с места.

Шорола схватила его за руки, умоляя никуда не ходить:

— Перестань! Она все-таки почтенная женщина.

— Какая там почтенная женщина! Сейчас же расскажу брату обо всех ее выходках.

Он вырвался из рук Шоролы и с громким криком «Дада, дада!» бросился в комнату Шошибхушона.

Промода хорошо разыграла испуг. Она кинулась вперед, словно ища защиты у мужа, хотела закрыть за собой дверь и тоже кричала: «Смотри, смотри! Твой брат напился, он изобьет сейчас меня!».

— Кто это? — спросил Шошибхушон, прислушиваясь.

— Я! — ответил Бидхубхушон. — Ты должен рассудить нас. Твоя жена смеется над нами. Она оскорбляет нас и говорит все, что ей в голову приходит.

— Да он в самом деле пьян, — перебила его Промода, не давая сказать ни слова. — Разве трезвый станет болтать такую ерунду? — кричала она.

Тут Шошибхушон пришел в ярость:

— Прекрати сейчас же свои пьяные выходки! — напустился он на брата. — Иди и проспись. А завтра я тебя выслушаю, если у тебя найдется, что сказать!

— Пьяная выходка? Я пьяный, по-твоему?! Да уж скорее ты пьян!

— Что-о?! Ты осмеливаешься называть меня пьяным! Вон из моего дома! Будешь дурить, так и ту комнату, что я тебе дал, отберу!

— Комнату?! Ты что, мне ее из милости дал? — закричал Бидхубхушон, дрожа от гнева.

— Ты в моем доме еще смеешь кричать и ругаться? Эй, Хори, уведи этого пьяницу в участок!

— Зачем звать Хори? — возразил Бидху. — Разве сам ты не можешь этого сделать?

Тут уж разъярился Шошибхушон. Он вскочил, распахнул дверь, потом забегал по комнате, пытаясь привести в порядок свою одежду: когда Шошибхушон выходил из себя, он всегда так энергично и яростно жестикулировал, что одежда его готова была свалиться. Но тут появилась Шорола, схватила Бидхубхушона за руку и увела с собой. Не приди она, дело, без сомнения, кончилось бы дракой.

Вернувшись с Бидхубхушоном в свою комнату, Шорола быстро закрыла дверь. Бидхубхушон стоял неподвижно, с налитыми кровью глазами, и не мог вымолвить ни слова. Наконец он заговорил, чуть не плача:

— Шорола, не могу я больше оставаться в этом доме. Я и трех ночей не выдержу здесь.

— Куда же ты пойдешь, — ответила Шорола. — Оставайся дома. Чему быть, того не миновать. Хоть я тогда спокойна буду. Подожди, до завтра ничего не случится. Перестань убиваться! Вытри глаза! Слезами горю не поможешь.

— Нет, послушай, что я скажу тебе, Шорола! Поверь, о себе я нисколько не беспокоюсь. За тебя и за сына сердце болит. Если б ты не вышла за меня замуж, пришлось бы разве тебе так мучиться? — сокрушался Бидху.

Слова Бидху еще больше расстроили Шоролу. Тут уж она сама не могла удержать слез. Она хотела что-то ответить, но, захлебываясь от подступивших рыданий, не в силах была сказать ни слова и только кончиком сари вытирала глаза мужу. Бидхубхушон нежно взял ее руки в свои и проговорил:

— Не увеличивай моих мучений, Шорола! Если бы ты меньше любила меня, если бы не делила со мной горе, если бы ссорилась со мной, как другие женщины ссорятся со своими мужьями, тогда мне не было бы так тяжело. Я никогда не говорил тебе об этом, а сейчас скажу. Когда ты сама отдала мне украшения, чтобы я их продал, я чувствовал себя так, словно мне отрезают руки. Но ведь потому мы и живы остались, что продали украшения. И только богу известно, каким горьким казался мне тогда каждый кусок, купленный на эти деньги. Если б ты запретила продавать украшения, не было бы у меня на душе такого гнета. А сейчас у нас один выход: ты должна на некоторое время уйти к отцу, а Шема пусть подыщет себе другое место. Зачем ей, бедняжке, терпеть такую нужду?

— Если бы это могло тебе помочь, я согласилась бы не только к отцу вернуться, а куда угодно пошла бы, — проговорила Шорола, не переставая плакать. — Попади я на небеса, я и там не была бы счастлива, если б знала, что ты в беде. Мне кусок в горло не пойдет, когда я буду думать, что ты голодаешь. Правда, иногда мне хотелось уйти к отцу ради Гопала, но ведь он и сейчас не голодает. Пока он сыт, я тебя не брошу и никуда от тебя не уйду. Ну, а Шема… Это ты правильно сказал; зачем ей терпеть нужду да еще выслушивать оскорбления!

Бидхубхушон позвал Шему. Обычно с Шемой разговаривать было не просто: ей скажешь слово, а она в ответ три. Но сейчас она тихо вошла и стала у двери; стоит и молчит, лицо хмурое, глаза покраснели — видно, тоже плакала.

— Шема, мы подумали и решили, что не стоит тебе терпеть нужду у нас, — обратился к ней Бидху. — Не только платы не получаешь, а ведь и поесть два раза в день не всегда удается. Лучше тебе будет поступить на другое место. Бог даст, когда-нибудь опять вернешься!..

Голос Бидхубхушона прервался. Больше он не мог говорить и опустил голову, слезы опять показались у него на глазах. Заплакала и Шема:

— Разве я требую платы? Ради нее, что ли, я пришла? И к чему мне деньги? Вы велите мне уйти, но без Гопала я жить не могу. Я не стану для вас обузой, я не буду есть у вас в доме, только не вынуждайте меня расстаться с Гопалом.

— Шема, не плачь, успокойся, — проговорил Бидху. — Подумай над тем, что я говорю. Я лишь предупреждаю тебя, что с нами ты будешь голодать. Ты говоришь, что не можешь жить без Гопала, но и в другом месте будут дети. Ты к ним привяжешься и тоже не захочешь уходить от них.

— Дети, конечно, и в другом месте будут, но таких, как Гопал, мне никогда не найти. — И она заплакала громче прежнего.

— Успокойся, Шема, успокойся же! — уговаривал ее Бидху.

— И у меня был сын, такой же, как Гопал. Его тоже звали Гопалом. Здесь я забывала, что нет на свете моего Гопала, поэтому от вас я никуда не хочу уходить.

Растроганный до слез Бидхубхушон повернулся к Шороле:

— Ну что с ней делать!

Шорола тихо заплакала.

— У меня есть немножко денег, — проговорила Шема. — Я думала их оставить Гопалу. Но если хотите, я дам один совет, — обратилась она к Бидху, — попытайся устроиться в труппу бродячих актеров. Мне кажется, это выйдет. А мы пока будем жить на эти деньги. Когда наступят лучшие времена, отдашь мне. Они все равно пойдут Гопалу.

Шорола и Бидху были растроганы до глубины души словами Шемы и решили поступить по ее совету.