Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг

– Вы в состоянии рассказать всю историю – от начала и до самого конца? – спросил Хольмберг. – Похоже, что частные детективы переигрывают полицию со счетом примерно три – ноль.

Микаэль вежливо улыбнулся:

– Хотел бы я услышать такое из уст Бублански.

Они отправились позавтракать в кафетерий, который находился прямо тут же, в здании полиции. Целых полчаса Микаэль рассказывал, как он шаг за шагом, по крупицам собирал досье на Залаченко. Когда журналист закончил, полицейские погрузились в размышления.

– В вашей истории имеются несостыковки, – подытожил Йеркер Хольмберг.

– Вполне возможно, – отозвался Микаэль.

– Вы не объяснили, каким образом получили доступ к засекреченным рапортам СЭПО о Залаченко.

Блумквист кивнул.

– Я обнаружил их вчера дома у Лисбет Саландер, когда в конце концов выяснил, где она скрывается. А она, в свою очередь, скорее всего, отрыла их на даче у адвоката Нильса Бьюрмана.

– Значит, вы обнаружили место, где пряталась Саландер? – спросила Соня Мудиг.

Микаэль снова кивнул.

– И что же?

– Этот адрес вам придется выяснять самим. Лисбет приложила немало усилий, чтобы обеспечить себе укрытие, и я не намерен его сдавать вам.

Мудиг и Хольмберг нахмурились.

– Микаэль… но ведь речь идет о расследовании убийства, – напомнила Соня.

– Разве вы еще не поняли, что Лисбет Саландер невиновна и что полиция самым неподобающим образом попрала ее право на защиту частной жизни? Лига лесбиянок-сатанисток – самая невинная выдумка о ней. Если Лисбет захочет сообщить вам, где живет, то, не сомневаюсь, она это сделает.

– И все же я никак не возьму в толк, – недоумевал Хольмберг, – какое отношение ко всем этим событиям имеет Бьюрман? Вы говорите, что все началось именно с него, потому что он связался с Залаченко и заказал ему убить Саландер… Но ему-то это зачем понадобилось?

Микаэль надолго замолчал, затем сказал:

– Могу только повторить, что он нанял Залаченко, чтобы убить Лисбет Саландер. По их плану она должна была оказаться в том складе под Нюкварном.

– Но ведь он был ее опекуном. Какой у него был мотив для ее убийства?

– Это сложный вопрос.

– Объясните.

– У него имелась веская причина. Лисбет кое-что разузнала о нем. Она представляла угрозу для его репутации и благополучия.

– Что же он такого натворил?

– Мне кажется, будет лучше, если мы предоставим пролить на это свет самой Лисбет.

Блумквист перехватил взгляд Хольмберга.

– Попробую угадать, – предложила Соня Мудиг. – Бьюрман предпринял что-то против своей подопечной.

Микаэль кивнул.

– Предположим, что он подверг ее какой-то форме сексуального насилия?

Журналист пожал плечами и уклонился от комментариев.

– Вам известно о татуировке на животе Бьюрмана?

– О татуировке?

– У него на животе красовалась любительская татуировка с надписью: «Я садистская свинья, подонок и насильник». Мы долго размышляли над тем, откуда она взялась.

Микаэль расхохотался.

– В чем дело?

– Долго же я ломал голову над тем, как именно решила отомстить Лисбет… Но, понимаете ли, я не стану это с вами обсуждать – по той же причине, что и прежде. Речь снова идет о ее частной жизни. Против Лисбет совершили преступление, она оказалась в роли жертвы. И только ей самой решать, что предавать огласке, а о чем умолчать. Сорри. – Он пожал плечами, словно извиняясь.

– О фактах насилия нужно сообщать в полицию, – сказала Соня Мудиг.

– Согласен. Однако преступление совершили два года назад, а Лисбет все еще не сообщила о нем полиции. Стало быть, она не собирается этого делать. Я могу сколько угодно не соглашаться с нею по существу дела, но она должна решить все сама. И потом…

– Да?

– У нее нет особых резонов доверять полиции. В последний раз, когда она попыталась объяснить, какая скотина и свинья этот Залаченко, ее упекли в психиатрическую клинику.

В пятницу около девяти часов утра начальник разыскной группы Ян Бублански вошел в кабинет Рикарда Экстрёма, который возглавлял предварительное следствие. Тот предложил ему сесть в кресло для посетителей, поправил очки и провел рукой по ухоженной бородке. Он очень напрягся. Ему казалось, что ситуация вышла из-под контроля. Целый месяц Экстрём охотился за Лисбет Саландер. Он в деталях описывал ее как маргинальную личность и психопатку, представлявшую опасность для общества, сливал в массмедиа информацию, которая помогла бы ему в предстоящем судебном процессе. Все, казалось, складывалось хорошо.

По правде сказать, он ни на минуту не сомневался в том, что Лисбет Саландер действительно виновна в тройном убийстве и что судебный процесс станет пропагандистским спектаклем, в котором ему выпадет роль главного героя. Но потом кто-то передернул все карты: откуда-то вылез совершенно другой якобы убийца. И тогда так талантливо срежиссированный спектакль из драмы превратился в фарс.

Проклятая Саландер.

– Похоже, мы угодили в какую-то чертовню, – сказал Экстрём. – Что тебе удалось разузнать за утро?

– Рональда Нидермана объявили в розыск, но он по-прежнему разгуливает на свободе. Пока он разыскивается лишь за убийство полицейского Гуннара Андерссона, хотя, похоже, нам следует инкриминировать ему еще и те три убийства в Стокгольме. Может, тебе стоит поговорить с журналистами?

Бублански предложил созвать пресс-конференцию исключительно для того, чтобы насолить Экстрёму. Тот как раз ненавидел пресс-конференции.

– Думаю, с этим мы можем пока подождать, – поспешно сказал Экстрём.

Бублански с трудом сдерживал улыбку.

– Собственно говоря, этим должна заниматься полиция Гётеборга, – уточнил Экстрём.

– А у нас в Гётеборге находятся Соня Мудиг и Йеркер Хольмберг, они уже работают в паре…

– Мы пока знаем об этом деле слишком мало, так что с пресс-конференцией не следует спешить, – довольно резко сказал Экстрём. – Но я хотел бы узнать, насколько ты уверен в том, что Нидерман действительно причастен к убийствам в Стокгольме?

– Я в этом просто убежден. Мне подсказывает это профессиональная интуиция. Но у нас хромает доказательная база. Нет ни свидетелей убийств, ни вещественных доказательств. Магге Лундин и Сонни Ниеминен из мотоклуба «Свавельшё МК» отказываются давать показания и притворяются, что никогда не слышали о Нидермане. Но за убийство полицейского Гуннара Андерссона его, конечно же, посадят.

– Вот именно, – сказал Экстрём. – Самое главное сейчас – убийство полицейского. Но скажи-ка мне, неужели ничего не указывает на причастность Саландер к тем убийствам? И не можем ли мы предположить, что она совершила их на па́ру с Нидерманом?

– Сомневаюсь. Я воздержался бы и не стал бы предавать эту версию огласке.

– Но тогда какая связь между Лисбет Саландер и этими событиями?

– Это чрезвычайно запутанная история. Микаэль Блумквист, например, с самого начала утверждал, что все дело в персонаже по имени Зала… в Александре Залаченко.

При упоминании имени Микаэля Блумквиста прокурор Экстрём вздрогнул.

– Зала – перебежавший к нам во времена «холодной войны» русский наемный убийца, – продолжал меж тем Бублански. – Он появился здесь в семидесятые годы и тогда же сошелся с женщиной, которая родила ему дочь Лисбет. Жил под прикрытием некоей группировки из СЭПО, занимался темными делишками и ничего и никого не боялся. Некий полицейский из СЭПО проследил за тем, чтобы Лисбет Саландер поместили в детскую психиатрическую клинику, когда она в тринадцатилетнем возрасте угрожала разоблачить Залаченко.

– Да, похоже, это очень мутная история… Вряд ли мы сможем предать огласке такую информацию. Насколько я понимаю, все сведения о Залаченко засекречены.

– И тем не менее так оно и есть. У меня тут документы…

– Можно мне на них взглянуть?

Бублански протянул ему папку с полицейскими отчетами от 1991 года. Экстрём внимательно разглядывал штамп, означавший, что на сведения наложен гриф секретности, и регистрационный номер, который, несомненно, принадлежал Службе государственной безопасности Швеции. Он бегло перелистал папку, содержащую почти сто страниц, пробежал глазами несколько случайных фрагментов и отложил ее в сторону.