Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг

– В Стокгольме есть его фотография двадцатилетней давности – нам предоставил ее Паоло Роберто, – но от нее мало толку, – сказал Йеркер Хольмберг.

– О’кей. Как известно, он угнал полицейскую машину, которую обнаружили утром в Алингсосе. Она стояла в переулке, примерно в трехстах пятидесяти метрах от железнодорожной станции. В течение утра никто в этом районе не заявлял об угоне машин.

– Какие меры предприняты?

– Мы проверяем поезда, прибывающие в Стокгольм и Мальмё. Объявлен общегосударственный розыск и оповещена полиция Норвегии и Дании. На данный момент около тридцати полицейских непосредственно занимаются расследованием, так что мы начеку.

– И что же, никаких следов?

– Пока нет. Но типа с такой специфической внешностью, как у Нидермана, не так уж и сложно будет опознать.

– А кто-нибудь знает, как состояние Фредрика Торстенссона? – спросил один из инспекторов отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями.

– Он находится в Сальгренской больнице. Получил тяжелые травмы, примерно как после дорожно-транспортного происшествия. Невозможно представить себе, что такие увечья можно нанести человеческими руками. У него переломы ног и ребер, и к тому же поврежден шейный позвонок. Есть риск, что он может остаться частично парализованным.

Все на несколько секунд задумались о плачевной ситуации с коллегой, а потом Спонгберг обратилась к Эрландеру:

– Но что же на самом деле случилось в Госсеберге?

– В Госсеберге случился Томас Польссон.

В зале раздался дружный стон.

– Неужели не найдется какой-нибудь смельчак, который отправит его на пенсию? Он ведь просто настоящее стихийное бедствие.

– Я очень хорошо знаю Польссона, – сказала Моника Спонгберг. – Но в последние, скажем, два года, я не слышала, чтобы кто-нибудь на него жаловался.

– Тамошний начальник полиции – старый приятель Польссона и, скорее всего, прикрывал его. Возможно, даже из лучших побуждений. Скорее всего, он пытался ему помочь, и я говорю это без всякой иронии. Но сегодня ночью Польссон вел себя настолько неадекватно, что некоторые из его коллег даже подали рапорты.

– Что конкретно он натворил?

Маркус Эрландер метнул беглый взгляд на Соню Мудиг и Йеркера Хольмберга. Ему явно не хотелось выпячивать дефекты в работе своей конторы перед столичными коллегами.

– Самым диким кажется то, что он велел коллеге из технического отдела заняться инвентаризацией дровяного сарая, где мы обнаружили этого типа – Залаченко.

– Инвентаризацией? – переспросила Спонгберг.

– Да, то есть ему хотелось точно знать, сколько там поленьев. Чтобы корректно составить рапорт.

Все потрясенно замолчали, а Эрландер поспешно продолжил:

– Сегодня утром стало известно, что Польссон принимает, по крайней мере, два психофармакологических препарата – «Ксанор» и «Эффексор». На самом деле ему полагается находиться на больничном, но он скрывал свое состояние от окружающих.

– О каком состоянии идет речь? – строго спросила Спонгберг.

– Чем именно он болеет, я, естественно, не знаю – это врачебная тайна. Но препараты, которые он принимает, являются, с одной стороны, сильными антидепрессантами, с другой – стимуляторами. Так что сегодня ночью он просто-напросто перебрал с таблетками.

– О господи, – Спонгберг с трудом удержалась, чтобы не выругаться. Она помрачнела, как туча, вернее, как та буря, которая на рассвете накрыла Гётеборг. – Пришлите Польссона ко мне! И немедленно!

– Теперь сделать это будет не так-то просто. Утром у него началась истерика, и его увезли в больницу с диагнозом переутомление. Нам просто-напросто катастрофически не повезло, что на дежурстве оказался именно он.

– Я хотел бы уточнить, – сказал шеф отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями. – Ведь именно Польссон арестовал ночью Микаэля Блумквиста?

– Он составил рапорт и обвинил его в оскорблении, упорном сопротивлении сотруднику полиции и незаконном ношении оружия.

– А что говорит сам Блумквист?

– Он не отрицает, что оскорбления имели место, но утверждает, что действовал в целях необходимой обороны. Он объясняет, что лишь пытался помешать Торстенссону и Андерссону самостоятельно арестовывать Нидермана, поэтому и употреблял резкие выражения.

– А свидетели есть?

– Полицейские Торстенссон и Андерссон. Честно говоря, я ни на секунду не поверю в обвинения в упорном сопротивлении. Это обыкновенное встречное обвинение с целью предвосхитить жалобу со стороны Блумквиста.

– Неужели сам Блумквист смог в одиночку скрутить Нидермана? – спросила прокурор Агнета Йервас.

– Под угрозой применения оружия.

– Значит, у Блумквиста было оружие… Тогда его задержали по делу. Но где он раздобыл оружие?

– Об этом Блумквист отказывается говорить, пока не посоветуется со своим адвокатом. Но Польссон арестовал Блумквиста как раз в тот самый момент, когда тот пытался сдать оружие полиции.

– Могу я внести неформальное предложение? – осторожно спросила Соня Мудиг.

Все взгляды устремились к ней.

– Я много раз встречалась с Микаэлем Блумквистом во время расследования, и у меня сложилось впечатление, что он, хоть и журналист, но вполне трезвая и здравомыслящая личность. Очевидно, решение о возбуждении дела будете принимать вы… – Она посмотрела на Агнету Йервас, та кивнула. – В таком случае я полагаю, что вы не станете ему инкриминировать оскорбление и оказание сопротивления, это было бы по меньшей мере неразумно.

– Возможно, вы и правы. Но незаконное ношение оружия – серьезное преступление.

– Я бы пока отложила обвинения против Блумквиста. Ведь он самостоятельно расследовал эту историю – шаг за шагом – и на несколько шагов опередил полицию. И для нашей репутации, и в интересах дела будет гораздо полезнее сотрудничать с ним, сохранив хорошие отношения, чем дать ему возможность раскритиковать полицию в средствах массовой информации.

Она замолчала.

Через несколько секунд Маркус Эрландер откашлялся. Раз уж Соня Мудиг рискнула выступить, то и ему не следует отсиживаться.

– Я тоже так считаю. Блумквист и мне кажется здравомыслящим человеком. Я даже просил у него прощения за то, как с ним обращались сегодня ночью. Он, похоже, готов забыть про этот эпизод. И вообще он держится с достоинством. Он вычислил место жительства Лисбет Саландер, но отказывается его называть. Он не боится дискутировать с полицией… Учитывая его позицию и его авторитет, любое его заявление в масс-медиа прозвучит не менее весомо, чем любые инсинуации со стороны Польссона.

– Но ведь он отказывается передать полиции информацию о Саландер?

– Да, он считает, что нам придется добывать информацию у нее самой.

– А о каком оружии идет речь? – спросила Йервас.

– О пистолете «Кольт тысяча девятьсот одиннадцать Гавернмент». Номер серии неизвестен. Я отправил пистолет на экспертизу, и мы пока не знаем, использовали ли его в каких-либо инцидентах на территории Швеции. Если окажется, что да, тогда это меняет дело.

Моника Спонгберг подняла карандаш.

– Агнета! Тебе самой придется решать, инициировать ли предварительное следствие в отношении Блумквиста. Я бы предложила дождаться отчета экспертов. А пока нам пора двигаться дальше. Этот тип Залаченко… что вы в Стокгольме о нем знаете?

– В том-то и дело, что до вчерашнего дня мы ровным счетом ничего не слышали ни о Залаченко, ни о Нидермане, – ответила Соня Мудиг.

– Мне показалось, что вы разыскиваете у себя банду сатанисток-лесбиянок, – сказал один из гётеборгских полицейских.

Кое-кто из присутствующих улыбнулся.

Йеркер Хольмберг опустил глаза, и отвечать пришлось Соне Мудиг.

– Между нами говоря, у нас в отделе есть собственный Томас Польссон, и история с бандой сатанисток-лесбиянок всплыла как побочный след, и именно по его инициативе.

Затем Мудиг и Хольмберг с полчаса рассказывали о сведениях, которые удалось раздобыть в процессе расследования. Когда они закончили, за столом надолго воцарилось молчание.