Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Фридрих Риттельмайер

Итак, какова же наша поза? Для нас правильно не искать опоры в некой таинственной природной духовности, но искать горнего мира, исходя из ясного сознания и свободной воли. Вот почему телесно действует одно–единственное правило: естественное телесное бытие, по возможности, не должно нам мешать. Лучшей будет та поза, при которой наш дух, насколько это возможно, не ощущает препятствий. И найти для себя такую позу каждый человек должен сам, эмпирическим путем. Одному необходимо побольше удобства, тогда как другого от этого клонит в сон. Для этого другого хороша строгая подтянутость, которая первого отвлекает. В общем, настолько комфортно, насколько это возможно без лености.

Медитация, о которой мы будем говорить, служит достижению спокойствия духа. Она особенно благодетельна для человека, затравленного современной жизнью, а кроме того, показывает, как от совсем простого можно подняться к наивысшему.

Обратимся к слову «покой». Выбери мы его во времена, когда тихая уединенность и без того

была делом обычным, такой выбор едва ли оказался бы удачным. Но в эпоху вечной спешки возможность наконец‑то освоиться в слове «покой» становится для несчетного множества людей редкостным телесным и душевным благодеянием.

И вновь нам на помощь должно прийти все богатство наших воспоминаний. Где я в течение жизни сильнее всего ощутил, что такое покой? На ум приходит тихий вечер в лесу. Мы сидим на скамье у озера. Мирно лепечет–играет вода у наших ног. Чуть заметно покачиваясь от вечернего ветерка, шумят деревья. Сумерки разливаются окрест, окутывая все и вся. За день сделано великое множество дел. И вот теперь отдых…

Чем живее и конкретнее образ, тем лучше. Когда же он оживет в полную силу, мы погасим его, сохранив одно только ощущение — ощущение огромного, благодетельного, всеобъемлющего покоя.

Для одного человека это будет вечер в лесу, для другого — впечатление от высоких гор в шапке вечных снегов, которые он неожиданно увидел вдали во время похода, — непостижимый зов вышнего мира. Для третьего это может быть ночное звездное небо, которое по–особенному ярко запечатлелось в памяти, — возможно, когда он покинул шумное собрание или оживленное общество. У некоторых подобное переживание остается от вечерней песни Гёте «Горные вершины» или от стихов Мёрике, Геббеля, Новалиса. Во всех случаях главное, чтобы детали воспоминания служили только подмогой для обретения чувства великого покоя.

Ощущение покоя должно быть как можно более сильным. Нехудо говорить себе в таких случаях: «Сейчас ты необычайно сильно ощущаешь этот покой, но наверняка есть люди, которые ощущают его раз в десять сильнее, чем ты». В этой медитации, которая может длиться от пяти до пятнадцати минут, необходимо не только постоянно и возможно более осознанно удерживать это ощущение покоя, как бы внутренне все время говорить ему «Да!», но и по возможности усиливать его, стараясь наполнить им все тело, как бы омыться в нем. Для сохранения внутренней активности можно также один за другим погружать в покой свои члены. Тогда‑то и заметишь, сколько ненужной суеты у нас в руках, в ногах, в мозгу, в мышцах шеи, поддерживающих голову, и будешь смотреть на покой как на напиток, что разливается по всему телу.

Некоторые, наверно, скажут: «Я при этом засыпаю». А чем плохо — иметь снотворное? Пусть эта медитация сослужит добрую службу и тому, кто плохо засыпает. Он сможет в ней расслабиться. Как дозорный, он обойдет свой телесный дом, высматривая все, что не желает спать, и успокаивая. Особенно внимательно надо отнестись к той области, где голова соединяется с телом, — там не должно быть ни малейшего напряжения. «Покой» в нас должен действительно «покоиться». Если человек хочет этого всерьез, благодаря нашему упражнению он заснет даже в случаях на первый взгляд совершенно отчаянных. Но только он заметит, что зачастую, собственно, вовсе этого не хочет, что просто кокетничает со своими возбужденными мыслями и чувствами и отнюдь не желает променять их на такой покой. Но если он и не сумеет заснуть, покой, наполняющий его, если он вправду не думает ни о чем определенном, но «покоится в покое», способен подействовать едва ли не столь же благотворно, как и настоящий сон. Коль скоро ночью человек ищет покоя сна, я бы советовал постараться вжиться в следующий образ: «Вот я покоюсь в своей постели; вокруг меня стены дома, а снаружи движутся звезды: звезды надо мною, звезды вокруг меня и подо мною; если б мог, я бы увидел их сквозь землю; стены дома и весь дом — преходящи, и сама земля преходяща, но то, что живет в звездах, пребудет вечно, этому я предаю себя, я словно распределяю всего себя между звездами, без остатка, всё там, вовне, в звездах; с ними я теперь стремлю мой путь, медленно, покойно, торжественно, вечно… » Тот, кто знаком с антропософской духовной наукой, знает, что таким способом мы при помощи нашей сознательной воли выходим навстречу тому, чего как раз и желает от нас сон. Подобный покой — несказанно дивное благодеяние, и, зная его, мы и спать‑то больше не хотим. Если же нам удается еще и перейти от образного представления к звуковому и услышать доносящуюся со всех концов звездного неба хвалебную песнь: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение», а затем сохранить от этого звукового образа одно только жизненное настроение, торжествующий дух мира, поющий хвалу Отцу миров, отрадный небесный покой, покойную небесную радость как вкус на языке — тогда мы вправду окажемся среди ангелов и сможем так одухотворить и просветлить наш сон, как даже и не мечтали.

Однако ж речь идет вовсе не о возможности заснуть, а как раз о пробуждении. И коль скоро можно помыслить глаза, которые днем видят звездное небо (ведь оно окружает нас всегда), значит, может существовать и некий дух, настолько погруженный в душевный покой, что даже днем в самой глубине его жизненных ощущений над ним простирается звездное небо. Звездный дух, как можно было бы назвать это существо, сопровождает человека на жизненных путях.

Стоит упомянуть здесь еще одно образное представление, которое помогает уснуть. Его порекомендовал мне Рудольф Штайнер, когда я просил его помочь некому человеку, страдающему бессонницей. Нужно представить себе, будто сидишь на краю пропасти возле розового куста, обрываешь розы одну за другой и усталым жестом роняешь в пропасть. Если кто‑нибудь возразит, что у него при этом кружится голова, то можно изменить образ, представить себя орлом, который, мощно взмахивая крыльями, снижается к темному ущелью. Взмахи крыльев можно тогда сопрячь со вдохом и выдохом.

Раз покой можно принимать подобно лекарству, точно так же можно принимать и всякое другое духовное содержание. Особенно целительно упражнение «Чистота». Его можно выстроить и оформить по примеру представленного нами упражнения «Покой». В этом нам поможет погружение в непорочный жизненный ток растений или в кристально чистое великолепие заснеженного ландшафта, или образ Сикстинской Мадонны, или опять‑таки звездное небо. Все это способно оказать такое же, а то и лучшее воздействие, чем обычай средневековых монахов бросаться для внутреннего охлаждения в снег или в ледяную воду. Подобным образом человек может научиться как бы вдыхать силу воли, правдивость, добро. Он узнает, что в его распоряжении есть замечательная духовная аптека, только он еще толком не умеет ею пользоваться.

Но вернемся к упражнению «Покой». Постепенно оно становится для человека чем‑то вроде санатория, построенного им самим для себя. Когда он захочет отдохнуть, ему более не понадобятся дальние и дорогостоящие поездки в горы. Он заглянет к себе в покой. Вначале я иной раз представлял себе, будто живу в этом покое, как ныряльщик, пребывающий в море под большим стеклянным колоколом. Снаружи бушует море, вокруг снуют рыбы, на них нападают морские хищники, а он, под. защитой своего подводного дома, глядит на все, что его окружает. Так и мы из своего Дома Покоя можем бросить духовный взор на тревогу и спешку, царящую снаружи, и через созерцание противоположности усилить чувство покоя.

На этом пути многие лишь исподволь начинают постигать, что такое истинный покой. Прежде они знали его только в форме бессознательного сна. Настоящий покой входит в нас, покоится в нас, бодрый и живой, питает нас, исцеляет, обожествляет. Когда я испытал его впервые, у меня было такое чувство, что лишь теперь наконец появилась возможность работать над «нервами». Здесь как с грузом, который можно поднять, ухватив его снизу, — обнаруживается область, лежащая глубже нервов, и, помыслив слово «покой», человек тотчас оказывается в своем Доме Покоя. Посреди самой яростной уличной суеты, посреди самого шумного собрания — стоит только подумать о покое, и он воздвигается, точно храм, и облекает нас своей безмятежностью.

Говоря здесь об этом, мы подобно врачу–невропатологу работаем над духовной жизнью человечества. Никакие пилюли не помогут человеку так, как эти упражнения покоя. Если человечество примет написанное нами всерьез, опасность неврастении и еще худших психических заболеваний, которые возникают от изнурительной спешки, будет преодолена за несколько десятков лет.